Александр Прозоров - Совесть вне памяти
Влюбленная парочка стояла в вестибюле аэропорта, прислонившись к стене, взявшись за руки и глядя прямо перед собой. Наверное, они действительно обрадовались его приходу, разорвавшему тоскливую тишину.
– Здравствуй, Арсен. Чего это ты удумал?
– Не могу больше. Ехать надо.
– Чего не можешь?
– А, Саша. Тебя каждый мент не становит. Без паспорта ходить нельзя, – он махнул рукой. – Вчера друга ждал. На «Пионерской». Полчаса постоял, шесть раз проверили. Не разные, нет. Одни. Омон и два дружинника. Раз проверили, вокруг станции обошли, опять проверили. Потом опять. Я говорю: «Раз дело ваше такое, то проверяй, пожалуйста. Но ведь третий раз смотрите. Разве не запомнили?» Пять минут прошло, опять паспорт просит. Прописка в этом месяце кончается. Я как приехал, купил цветов, конфет большую коробку, денег взял немного. Пошел в паспортный стол, попросил девушку: «поставь штампик». Она меня в общежитие вписала. Я ведь все равно там не бываю. И не знал никто. Сейчас пошел – нельзя, говорят. И никак нельзя. А без прописки совсем конец. Ты милицию знаешь? Там ты не свидетель, жена твоя не свидетель, друг не свидетель. Милиция свидетель. Был человек, стал труп. Такой пришел, говорят. Так что, поехал я.
Он еще раз пожал Борисову руку.
– Ты знай, Саша, ты друг. Будешь у нас, гостем будь. Дом у нас хороший, большой… Хотя не знаю сейчас, всякое там идет. Но все равно, дом большой или маленький, дружба важнее.
В этот момент Наира не выдержала характера, и уткнулась Арсену лицом в грудь, повиснув на шее. Плечи вздрагивали. Арсен наклонил голову к ней и негромко заговорил что-то успокаивающее. Саша потянул Тамару за собой, в сторону, чтобы оставить влюбленных одних. Они вышли на улицу, прошлись по эстакаде и остановились у перил на площадке перед «международным» залом.
– Жалко, хороший парень Арсен. – вздохнул Борисов и подставил лицо небу. Сверху сыпал мельчайший дождик, не столько мокрый, сколько освежающий. – Слушай, Тома. Бросай ты эту идиотскую работу. Мне отпуск отстегнули дополнительный. За вредность. Съездим куда-нибудь на пару недель.
– Ты тоже хороший, – сказала Тамара. – Ты даже не представляешь, как много для меня сделал. Я ведь думала, совсем жить не смогу… А теперь чувствую себя почти счастливой… Так легко, спокойно… Саша, я хочу, что бы ты знал, даже если между нами что-то произойдет… Я хочу сказать, изменится… Я все равно буду тебе благодарна… За все…
– Стоп, – он повернул девушку лицом к себе и обхватил за талию. – Томочка, я знаю тебя, как облупленную. Хватит ходить кругами, признавайся честно и откровенно – что случилось?
– Сашенька, я не встречала никого лучше тебя…
– Честно и прямо, – перебил ее Борисов.
– Ты знаешь, кажется, у меня будет ребенок, – и она отчаянно закрутила пуговицу на его куртке.
– У тебя или у нас?
– Как ты можешь! – ахнула она и легонько ударила его кулаком в грудь. – Конечно у нас! Чего ты улыбаешься?
– Ничего. Теперь-то я уж точно решусь на тебе жениться.
– Ты сперва предложение сделай! Может я еще и откажусь.
– Я тебе откажусь! Я умру от горя, а потом стану являться тебе в кошмарных снах и душить подушкой!
– Я тебя никогда бояться не буду, – неожиданно всерьез восприняла шутливую угрозу Тамара. – Но сперва нужно познакомиться с родственниками. Не могу же я сама? Попросишь меня у них. Не бойся, бабушка милая. И Яша хороший. Отдадут.
– А если не отдадут?
– Тогда ты меня украдешь, – засмеялась она, и опять смущенно закрутила пуговицу.
– Что? – Борисов сразу понял, что она опять скрывает какую-то мысль.
– Саша, ты не будешь плохо про меня думать?
– С чего бы это вдруг?
– Саш… – она на несколько секунд прикусила губу, а потом прошептала. – Я хочу, чтобы мы… сделали… это… не в темноте… – и вдруг, ойкнув, смолкла: к ним понуро двигалась Наира.
– Улетел? – осторожно спросил Борисов.
Наира кивнула.
– Он обещал вернуться, – тихо добавила она. – Если получится.
Натужно взвыв турбинами, по взлетной полосе промчался лайнер и поднялся в пасмурное небо. Возможно, это был самолет Арсена.
– Будет жаль, если мы с ним больше не увидимся, – честно признал Борисов.
Несколько минут они провожали самолет глазами, а потом они пошли на автобус.
* * *До Бабаево от Московского вокзала они доехали всего за шесть часов, а вот от Бабаево до Григорьевской добирались почти сутки. Автобусы по лесным грунтовкам ходили всего два раза в день, а ехать пришлось с пересадкой.
– Когда погибли родители, – рассказывала Тамара, – мы вернулись домой, а там уже пепелище. Помыкались по соседям, а куда деваться? Никому не сладко. Вот и решили в мирные края поехать. Беженцев только в городах не любят, а в деревнях рабочим рукам всегда рады. Мы ведь не в захребетники набивались. Когда сюда приехали, нам даже полдома дали. Не жилого, правда. Но у Яши руки золотые, он его быстро до ума довел. Брата учиться определили. На сварщика. А я к вам поступать поехала. На экономиста. Повар ведь там ни к чему, все к домашнему привыкли. А экономист нужен. Время такое.
Последние пять верст пришлось идти пешком, и в Подберезье они добрались, когда уже завечерело. Деревенька выглянула из леса розоватыми квадратами окон, уличного освещения не было и в помине – не добралось еще сюда электричество. Нужный дом отличался опрятным двором и забором – большего в темноте не разглядеть. Под звонкий лай Тамара, забыв о Саше, забежала на крыльцо, распахнула дверь и скрылась внутри. Борисов, усмехнувшись, решил подождать на улице. Минут через пять Тома снова появилась на крыльце вместе с объемистой бабкой в длинной широкой юбке, черной кофте и темном платке.
– Саша, знакомься. Это бабушка Алина.
– Очень приятно, – вежливо улыбнулся Саша.
– Что ж вы на дворе стоите? Проходите в дом, – пригласила бабка.
Сашу женщины оставили в комнате, а сами засуетились на кухне, готовя стол.
Изба оказалась жарко натопленной. Борисов снял куртку, засучил на рубашке рукава, прошелся по комнате. Снял с полки книгу, полистал. «Типы шин и их эксплуатация» – явно на любителя.
Заглянул Тамарин брат – высокий хромой парень со сломанным носом выглядел намного старше своих лет. Увидев Сашу он вздрогнул, будто его ударили, замер на несколько секунд, потом молча развернулся и ушел.
«Кажется, родственникам я не нравлюсь, – подумал про себя Саша. – Придется невесту воровать».
– Яшы здесь нет? – заглянула в комнату Тома, воровато оглянулась, и тихо, бесшумно, коснулась его губ губами. – Сейчас, пойду его поищу. Он, наверное, курит здесь поблизости.
– Давай я схожу. У вас и так хлопот много.
Борисов вышел из дома, огляделся во дворе, шагнул за калитку. В небе висела полная луна, но разглядеть что-либо было трудно. В звенящей ночной тишине доносилось поскрипывание высоченных сосен из недалекого леса. Под высоким густым кустарником, немного дальше по тропинке, алел огонек. Саша направился туда.
Послышалось поплевывание, огонек погас. Парень выступил навстречу.
– Ты меня помнишь? – хрипло спросил он.
– Да. Ты Тамарин брат.
– И все? – Яша вышел из тени кустов. В лунном свете блеснуло лезвие длинного кавказского кинжала.
Липкий холод забился внизу живота.
– Яша, ты чего?
– Ты помнишь, русак, как убил мою мать, моего отца? Как над сестрой изгалялся, помнишь?
– Я? – Борисов ощутил в спокойном голосе дыхание смерти, и сознание его заметалось в закоулках памяти, пытаясь найти способ спасения, тело обдало жаром. – Ты меня с кем-то путаешь…
– Нет, и твоя чистенькая на этот раз физиономия с толку меня не собьет. – Парень медленно наступал, держа кинжал перед собой.
– Этого не было… – Борисов отступил на пару шагов, а сознание кольнуло нечто знакомое, ужасающе привычное. Надежно спрятанный путь к спасению. Мысль ударилась в глухую стену памяти, за которой таилось… Что?
– Не было? А шрам у тебя на руке откуда?
– Не помню…
Тонкие струйки потекли сквозь стену… Учебка. Госпиталь… Жаркое солнце…
– А я помню, откуда, – сказал парень и ударил его кинжалом в грудь. Неведомо откуда вырвавшийся рефлекс перехватил руку у кисти, пронес над головой, опустил и лезвие вошло парню в живот… Сгибаясь от боли, тот распахнул полные изумления глаза, но губы его с ненавистью прошептали. – Гадина…
И стена рухнула. Он увидел жаркое небо, ощутил свист пуль, увидел мальчишку с кинжалом и Тамару… Обнаженное тело, сползающее по кровавой стене…
– Тома! – он повернулся к дому. Как же теперь быть? Что делать? Разве она простит его? Разве можно такое простить?
Парень, скрипнув зубами от боли, собрав воедино все силы и волю для последнего, самого важного в его жизни движения, выпрямился и всадил Борисову в спину длинный кавказский кинжал.
Notes
