Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)
— Да не-е, завтра уж надо дело затевать. И на дядю я больше не хочу вкалывать. Сам буду!
— Это как ты «сам будешь»?
— Да известное дело как. Отцы-деды наши жили, и мы, значит, проживем.
— Сам знаешь, как теперь с этим.
— Ну и ничё, мы не из пугливых. Ты брату своему скажи — где он? Скажи, чтоб пособил мне.
— Я ему не советчица. — Валя склоняется к Федьке, запускает руку ему в волосы. — Ты вон у меня какой жесткий… А он другой ведь совсем. Выдержит он там? Ты сам-то подумай — в помощь он тебе будет или…
— Да некогда помощников искать. Что он — все на крыше сидит? Хватит ему сидеть, в дело его надо, а то так балбесом и останется. А у нас этого добра — и так полгорода…
С неохотой Валя подходит к двери, открывает ее, кричит в темноту:
— Саш!
— А? — доносится из темноты голос.
— Ты сидишь все? Тут Федя спрашивает тебя, спустись-ка…
По железной крыше осторожно проходят шаги, без громкого звука, аккуратно спускаются, быстрый шорох — и вот уже Сашкино лицо показывается в проеме двери. Умное лицо, но странное — тонкое, длинное, выразительные большие глаза, шапка курчавых волос.
— Проходи, садись, — приглашает к столу Федька.
Саша проходит, садится на стул.
— Водку пьешь?
— Нет.
— А чем занимаешься?
— А что? Объяснить могу, но это непросто. Доски судьбы, улавливаешь? Время. Проходы есть, трубы есть. Как птица — фырк! — и уже там.
Федька обалдело смотрит на брата Вали. Потом сглатывает то ли кусок, то ли слюну и произносит:
— Доски, говоришь? А гвозди забивать умеешь?
— Умею.
— А выпрямлять?
— Умею.
— Тогда ты, будем считать, нормальный. Мне помощник нужен в одном деле. Можно сказать, компаньон. Твоим занятиям это не повредит. Просто завтра ты со мной поедешь.
— Зачем?
— Да какая разница тебе с твоими птицами? Птиц ты, кстати, мно-ого повидаешь. И еще всякого. Попутешествуем немного. Идет?
— А за голубями кто приглядит?
— Я пригляжу, Саш, — говорит Валя. — Водичку сменю, покормлю…
— А зачем это, Валя?
— Помоги ему, — кивает Валя на Федьку. — Надо так.
Сашка смотрит на сестриного жениха внимательно. Вот, значит, появился такой. И впервые сестра ради другого человека его просит.
— Ладно, — говорит.
Федька (с облегчением):
— Ты, Саш, вещи теплые возьми: кофту там, телогрейку. И не уходи с утра никуда, понял?
sub IХ /sub
На глинистом мысу в дельте Волги, за тростниковой крепью, отделяющей раскаты от моря, команда музыкантов поставила палатку, что-то сварили на примусе, доедают обед…
Алексей:
— Мужики, жрите быстрей, а то, как говорит Николай Иванович, мы вечер пропустим…
— Да времени хватит…
Постепенно загружают оборудование в лодку. Отталкиваются. Место, которое они выбрали, не очень-то, может быть, удачно: тут полно водоплавающей птицы: голоса гусей, уток, огарей, лебедей, всякой утиной мелочи сливаются в один квакающий фон… Поэтому Николай Иванович и говорит музыкантам:
— Вы что хотите записывать? Если мы сейчас в гнездовье бакланов наведаемся, то орать они будут будь здоров, только музыку с ними вряд ли сыграешь…
— Ну, — говорит Алексей, — я бы пошел просто по справочнику…
Миша-«звучок»:
— Леха, таких справочников до фига. Называются «Определитель птиц» — на си-ди. Там все расписано, даже голоса для примера. Но раз уж мы приехали сюда, писать нужно штучные вещи, соло. Вот, мы пишем вечернюю трель какой-я-не-знаю птицы. Завтра — еще две трели.
— Это верная мысль, — говорит Брайан. — Надо такие вещи собирать… Николай Иванович, здесь ведь певчие водятся? Ну хоть скворцы, например... О! Тонкая вещь — для тех, кто понимает…
— А знаете что? — вдруг говорит Николай Иванович. — Я вам подарок сделаю. Здесь рядом гнездовье сверчка… И вот с него-то мы и начнем.
А уж завтра — все другие главные певуны: пеночки, мухоловки, широкохвостки, камышовки…
— Идет! — вскрикивает Брайан. — Сверчок — это птичка?
— Ну да.
— Круто! Едем, едем… — Наклоняется к Николаю Ивановичу: — Вечером вы у меня услышите, что такое сверчок!
Съемки сверчка. Подробно: трель сверчка. Гнездо, глаз, лапки.
Возвращение в лагерь — почти затемно. Шуршат в палатке, виден под тентом фонарик, тени. Потом собираются у примуса, готовят что-то. Потом голос Алексея:
— Николай Иванович, спасибо за вашего сверчка… Очень красиво…
Брайан:
— Вот из таких солирующих трелей потом создается ядро звука. Только у меня вруб: в какой-то момент их должно быть очень много. Не десять-пятнадцать, как мы думали, а, допустим, сто. И все это невероятной плотности… Клубится… Звук Хаоса. Даже гул.
— Что тебя так прет от этого Хаоса? — спрашивает Алексей.
— Да потому что надо услышать истинный звук мира — хотя бы так, как мы слышим здесь. — Брайан настораживается и прикладывает ладонь к уху: — Тысяча голосов одновременно. Плюс волны, ветер, камыш…
И потом из этого рокота вытягивается, как нитка, песня сверчка. Просто на пульте тянем. А потом уводим ее в в бэкграунд, и на первое место выходит песня камышовки. Ее ведь мы слышали?
— Ее, — подтверждает Николай Иванович.
— Вот, песня камышовки или эта жемчужная россыпь скворцов — ты слышал? Такие световые пятна… вспышки в этом хаосе… А потом — взрыв! — и сольный прорыв… Ух, блин! Я уже все это слышу! Тут соловьи есть? — Николаю Ивановичу.
— Редко, только на пролете. Варакушка есть — из соловьиных. Это, я вам скажу, сказка…
— Не то что фламинго…. — вставляет Алексей: он на самом деле туговат на ухо.
— Ну, вы не правы, — обижается за фламинго Николай Иванович. — Одни щелканья клювами в воде чего стоят…
— Фламинго можно сделать с перкуссией… — поддерживает его Брайан. — Только поколдовать надо… Можно мощное замутить колдовство…
— А зимородки поют? — спрашивает оператор Андрей. Очень уж ему понравились зимородки.
— Зимородки ныряют. И при этом коротенько пищат.
— Самое обалденное — они под водой летают, — обводит всех глазами Андрей. — Машут крыльями. Я сам видел.
Николай Иванович усмехается.
Синий огонь примуса.
Вдали на буровой светятся огни…
— Знаете, ребята, — говорит Николай Иванович. — Вы извините, «ребята», «ребята» — это я своих студентов так называю. Но, конечно, таких, как вы, мне встречать еще не приходилось. Безумная идея. Безумная задача. И вместе с тем — это самое то!
— Николай Иванович — наш человек! — одобрительно реагирует Алексей.
— Так вот, знаете, о чем я давно думаю? — говорит Николай Иванович. — Впрочем, конечно знаете… — Усмехается. — Я люблю динамичные природные системы. А нет более динамичных, чем дельты рек… Но чем больше я узнаю… Нет, не то! Жизнь… Я не могу постичь ее во всех взаимосвязях. Вот почему мне кажется, я понимаю Брайана. Этот первичный гул жизни — он в самом деле должен быть. Неразъятый звук Тайны…
— О, — отзывается Брайан, который сидит, выкрашивая на ладонь табак из сигареты и мешая его с травкой. — Лучше не скажешь: неразъятый звук Тайны…
— Я говорил о Боге, — продолжает Николай Иванович. — Это не абстракция. Для меня Бог и есть это непостижимое чудо жизни… Чудо, понимаете? Прямое свидетельство…
Брайан привычным движением пустой сигаретой собирает с ладони приготовленную смесь. Ему, кажется, слегка поднадоел разговор. Он встает:
— Миш, дунуть не хочешь?
— Не против.
— Тогда возьми магнитофон. Может, услышим чего…
Вдвоем они отходят от палатки, усаживаются на дерево и первым делом раскуривают косяк. Красный тлеющий огонек мерцает в темноте. Потом Брайан включает магнитофон. Слышны фоны, фрагменты птичьих трелей. Проматывает туда-сюда. Одна трель его задевает. Вернее, неожиданный подсвист-завиток в конце. Он достает из чехла серебристую флейту-траверсо и пытается повторить.
Еще раз слушает, еще раз пробует.
— Не так, — пытается вставить слово Миша. — Вот эту ноту, в конце, надо расщепить. У него здесь трель раздваивается и звучит сразу на два голоса, а у тебя чистяк — «ля» — и точка.
— Да я слышу! — отмахивается Брайан. — Он на четверть тона ниже продувает. Как я могу это сыграть? С моими семью нотами?
— Блин, я не знаю как, но ты должен, — настаивает Миша, подхваченный волной дыма. — Иначе они нас уроют своими четвертьтонами, и весь наш проект полетит к черту…
— Миш, я знаю. Просто пока не пойму, как выдуть этот подсвист из моей дудки… — Брайан усмехается. — Давай-ка крутани, попробуем еще раз: не дело сразу обламываться…
— Да, несолидно получается… Мы, типа, крутые, на понтах, we are musicians — а первая же птаха высаживает нас конкретно на копчик…
— Ну, типа того… — произносит Брайан и вдруг начинает посмеиваться.