Филип Пулман - Добрый человек Иисус и негодник Христос
— Христос, подойди и расскажи мне, что происходит.
Христос собрал свои свитки и на цыпочках вышел из дома. Незнакомец поманил его прочь из города, на темный склон холма, где можно было поговорить, не опасаясь посторонних ушей.
Незнакомец внимательно слушал, не перебивая, пока Христос рассказывал ему обо всем, что делал Иисус со времен проповеди на горе.
— Браво! — похвалил незнакомец. — Блестящая работа. А откуда ты узнал про события в Тире и Сидоне? Сдается мне, тебя там не было.
— Я попросил одного из учеников держать меня в курсе, — объяснил Христос. — Разумеется, втайне от Иисуса. Надеюсь, это дозволено?
— У тебя настоящий талант — никто не справился бы с этим поручением лучше тебя.
— Благодарю, господин. Однако вот что помогло бы мне в работе. Если бы я только знал причину твоих расспросов, я бы сосредоточился на нужных тебе подробностях. Ты — член синедриона?
— Вот, значит, что ты думаешь? А чем, по-твоему, занимается синедрион?
— Ну как же, это совет, который выносит приговор в делах судебных и богословских. А еще занимается налогами и административными вопросами, и… и все такое прочее. Разумеется, я не имею в виду, что это — чистой воды бюрократия; хотя и такого рода вещи, конечно же, необходимы в людском сообществе…
— Что ты сказал ученику, который снабжает тебя сведениями?
— Я сказал, что пишу историю Царства Божия и что он поможет мне в этой великой миссии.
— Превосходный ответ. Ты хорошо сделаешь, если приложишь его к своему собственному вопросу. Помогая мне, ты помогаешь писать эту историю. Но не только; и это знание предназначено лишь для избранных: записывая то, что минуло, мы помогаем формировать то, что будет. Грядут темные дни, смутные времена; если суждено открыться пути к Царству Божьему, то мы, посвященные, должны быть готовы сделать историю служанкой будущего, а не управительницей. «То, чему следовало быть» куда лучше послужит Царствию, нежели «то, что было». Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — молвил Христос. — И, господин, если ты прочтешь мои свитки…
— Я прочту их с пристальным вниманием и с благодарностью за твой бескорыстный и храбрый труд.
Незнакомец спрятал ворох свитков под плащ и встал, собираясь уходить.
— Помни, что я сказал тебе в первую встречу, — молвил он. — Есть время — и то, что за пределами времени. История принадлежит времени, но истина — тому, что вне времени. Записывая события так, как должно было бы быть, ты впускаешь в историю истину. Ты — слово Божие.
— Когда ты придешь снова? — спросил Христос.
— Приду, когда понадоблюсь. И тогда мы поговорим о твоем брате.
Мгновение спустя незнакомец исчез во тьме, окутавшей холм. А Христос долго еще сидел на холодном ветру, обдумывая его речи. «Мы, посвященные» — более волнующих слов он в жизни не слышал. Он гадал, а прав ли он был, полагая, что незнакомец входит в синедрион; тот не то чтобы отрицал это, однако ж явно обладал обширными познаниями и взглядами, которых Христос в жизни не встречал ни у законника, ни у раввина.
На самом деле, теперь, размышляя об этом, Христос вдруг осознал, что незнакомец вообще ни на кого из известных ему людей не похож. Речи его столь разительно отличались от того, что Христос читал в Торе или слыхал в синагоге, что он поневоле задумался, а из иудеев ли он. Незнакомец безупречно говорил по-арамейски, но, учитывая все обстоятельства, он, скорее всего, был язычником: вероятно, греческим философом из Афин или Александрии.
И Христос отправился домой спать, смиренно радуясь своему предвидению: ибо разве не говорил он Иисусу в пустыне о необходимости ввести язычников в великую структуру, что воплотит в себе Царство Божье?
«Вы за кого почитаете меня?»
В ту пору до царя Ирода дошла молва о человеке, что ходит по стране, исцеляя недужных и изрекая пророчества. Царь встревожился: в народе уже поговаривали, будто это Иоанн Креститель воскрес из мертвых. Кто-кто, а Ирод отлично знал, что Иоанн мертв; разве не сам он приказал казнить узника и вручил Саломее его голову на блюде? А тем временем распространились и другие слухи: будто новый проповедник — не кто иной, как Илия, возвратившийся к Израилю спустя сотни лет; или тот пророк, или этот — и явился он покарать иудеев и предвозвестить катастрофу.
Разумеется, все это имело прямое касательство до царя Ирода, и он повсюду дал знать, что рад был бы повстречаться с проповедником лично. Все его попытки увидеть Иисуса закончились ничем, но Христос записал этот факт как свидетельство растущей известности брата.
Судя по сведениям, доставляемым ему информатором, Христу было ясно, что собственная слава Иисуса не радует. Как-то раз в пределах Десятиградия он исцелил глухого косноязычного и велел друзьям недужного никому не сказывать, однако ж они разглашали о том повсюду. А другой раз в Вифсаиде он вернул зрение слепому, а когда слепец прозрел, Иисус послал его прямиком домой, запретив заходить в селение; но каким-то образом прослышали и об этом. А потом был случай в Кесарии Филипповой: Иисус шел со своими учениками, и дорогой они разговаривали о толпах приверженцев, что стекались к нему.
— За кого почитают меня люди? — спросил Иисус.
— Иные говорят, за Илию, — отвечал один из учеников.
— Другие думают, что ты — оживший Иоанн Креститель, — отвечал другой.
— Имена называют самые разные — по большей части, пророков, — отвечал третий. — Например, Иеремия.
— А вы за кого почитаете меня? — сказал Иисус.
— Ты — Мессия, — ответил Петр.
— Вы так думаете? — отозвался Иисус. — Так вот, придержите-ка лучше языки. Я не желаю слышать таких разговоров, вам ясно?
Услышав такое, Христос взять не мог в толк, как же записать это все для незнакомца-грека. Растерявшись, он сперва увековечил рассказ ученика дословно, а затем все стер и попытался передать дух услышанного ближе к тому, что незнакомец рассказывал об истине и истории; но лишь запутался еще больше и тщетно пытался собраться с мыслями, вместо того чтобы уверенно трудиться над порученным делом.
Наконец Христос взял себя в руки и записал то, что рассказал ученик, вплоть до того момента, как заговорил Петр. И тут его осенило, и он добавил кое-что от себя. Зная, сколь высоко Иисус ставит Петра, Христос поведал, как Иисус восхвалил Петра за умение видеть то, что открыть ему мог лишь Отец Небесный; и в каламбуре обыграл имя «Петр»: он-де — камень, на котором Иисус создаст свою церковь. Церковь эта будет стоять так крепко, что врата ада не одолеют ее. Закончил Христос на том, что Иисус обещал дать Петру ключи от Царствия Небесного.
Дописав эти слова, Христос задрожал. Не слишком ли он самонадеян, вкладывая в уста Иисуса те самые свои мысли, что пытался внушить брату в пустыне — касательно организации, которая воплотит в себе Царство Божье на земле? Иисус тогда с презрением отверг эту идею. Но Христос тут же вспомнил, как незнакомец уверял: записывая события именно так, а не иначе, он впускает в историю — истину из вневременья, тем самым делая историю служанкой будущего, а не управительницей. И он воспрял духом.
Фарисеи и саддукеи
Иисус продолжал следовать своему призванию: говорил с людьми, проповедовал и пояснял учение притчами, а Христос записывал многое из слов брата, по возможности позволяя вневременной истине направлять свой стилос. Однако ж встречались и такие речения, которые не удавалось ни опустить, ни изменить, поскольку они наделали немало шуму среди учеников и среди людей, что толпами стекались послушать Иисуса, куда бы тот ни шел. Все знали, что именно он сказал; многие обсуждали его слова; если их не записать — все сразу же заметят.
В речениях этих зачастую говорилось о детях и семье, и кое-какие задевали Христа за живое. Однажды, по дороге в Капернаум, ученики заспорили. От внимания Иисуса жаркие пререкания не укрылись, но сам он шел поодаль и не слышал, о чем ученики говорят.
Когда все вошли в дом, где им предстояло заночевать, Иисус спросил:
— О чем дорогою вы спорили между собою?
Ученики смущенно молчали. Наконец один из них произнес:
— Мы рассуждали между собою, кто из нас важнее, господин.
— Вот как. Тогда подойдите все сюда.
Ученики встали перед ним. А в доме том было малое дитя, и Иисус взял его на руки и показал ученикам.
— Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою, — сказал он. — Ежели вы не переменитесь и не станете как дети, никогда вы не войдете в Царство Небесное. Кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном. А кто примет одно из таких детей во имя мое, тот принимает меня.
А в другой раз Иисус остановился и присел отдохнуть; люди же принесли к нему детей, чтобы Иисус благословил их.
— Не сейчас! — говорили ученики. — Идите прочь! Учитель отдыхает.
