Анхель де Куатьэ - Смеющийся Христос
– Он говорит об отказе, благородная Анна, – ответил тонкий и тихий голос.
– О каком отказе, Блаженная Святая Мария? – с некоторым недовольством спросила старшая женщина.
– Об отказе от того, что делают обычные люди, благородная Анна, – уклончиво ответила Мария.
– А что делают обычные люди, Блаженная Святая Мария? – продолжала настаивать Анна.
– Они… – девушка запнулась. – Они не служат Господу.
– Правильно, – ответила «благородная Анна» нравоучительным тоном учительницы средней школы. – И сейчас, Блаженная Святая Мария, я прочту отрывок, который все объяснит…
Марк сделал несколько шагов вперед. Данила последовал за ним. В просвете между колоннами, в самом конце зала, при свете свечи на коленях перед двухметровой иконой, изображавшей пугающий своей холодностью лик Спасителя, стояли две женщины в черных одеждах. Руками они опирались на небольшие приставки. «Благородная Анна» держала на своей приставке большую старинную книгу в кожаном переплете.
– «Женщина в толпе сказала Ему, – читала Анна: – „Блаженно чрево, которое выносило Тебя, и груди, которые вскормили Тебя!“ И Он сказал ей: „Блаженны те, которые услышали слово Отца Моего и сохранили его в истине. Ибо придут дни, и вы скажете: „Блаженно чрево, которое не зачало, и груди, которые не дали молока“"“. Вы услышали эти слова, Блаженная Святая Мария?
– Да, я услышала, благородная Анна, – смиренно сказала девушка. – Спасибо.
– Вы закончили на сегодня? – спросил Марк.
Мария обернулась. Красивое, очень необычное лицо – вытянутое, высокий лоб, выступающие скулы, тонкий нос, было в ее лице что-то нордическое. Но глаза – большие, губы пухлые, словно течет в ней и африканская кровь.
– Марк! – воскликнула Мария и, утерев слезы, бросилась к нему. – Ты приехал!
– Да, я приехал, Мария, – ответил Марк и распахнул руки.
Данила замер. Он пережил шок. В первую секунду он не понял, что с ним произошло, но постепенно стал осознавать причину своей внезапной растерянности.
«Марк! Ты приехал!» – воскликнула Мария и бросилась к нему, но на ее лице не было и тени улыбки, ни единого намека. Уголки губ опущены к низу, брови страдальчески изогнуты. Она в ужасе? Она растеряна, расстроена, огорчена?.. Нет. Ничуть! Она рада. Как бы… должна быть рада. Но полное ощущение похорон! Ужасающая сцена «счастливой встречи» . И Марк… На его лице – маска бесчувственности. С каменным лицом он обнимает женщину и нежно гладит ее по голове.
– Братик, – радуясь встрече, грустно прошептала Мария. – Любимый братик…
«Сестра?! Она его сестра?! Но почему он ничего мне об этом не сказал?.. – Данила смотрел на них в изумлении. – Может быть, это просто стандартное обращение – «братья и сестры во Христе»?.. Нет! Нет-нет, это правда – он ее брат! Глаза! Совершенно одинаковый разрез глаз!» – подумал Данила и тут же вспомнил рассказ Марка о царственной династии Меровингов. «Они отличались особым разрезом глаз», – говорил ему Марк.
– Кхе-кхе, – раздалось откуда-то сбоку. Это намеренно кашлянула подошедшая к ним «благородная Анна».
Марк с явной тревогой быстро поднял глаза па Анну. Тут же его взгляд перекинулся на Данилу… И уже через мгновение он резко схватил Марию за плечи и развернул ее спиной к гостю.
Марк с ненавистью уставился на Данилу. Гневным жестом, словно бы вздергивая Данилу за нижнюю челюсть, он показывал: «Закуси верхнюю губу! Закуси верхнюю губу, немедленно! Испугаешь! Испугаешь!» Ярость!
Данила машинально, не вполне понимания, что именно он делает, закусил верхнюю губу. Единственная мысль нервно забилась у него в мозгу: «Не улыбаться! Не улыбаться! Не улыбаться! При ней… Ради нее…»
«Но что произошло?!» – подумал Данила, и через секунду пришло объяснение.
Данила вспомнил рассказ Марка о разрезе глаз Меровингов, услышал, что Марк – брат Марии, увидел, что у них одинаковый разрез глаз… Эти факты подтверждали один другой и вдруг сложились в голове Данилы как пазлы цельной картинки. Марк и Мария – брат и сестра. Понимание – эта маленькая радость – заставила Данилу инстинктивно улыбнуться. Естественная реакция, совершенно спонтанная, возникающая в обход сознания, сама собой, помимо воли.
Да, а когда знакомые люди встречаются, они, даже испытывая горе, все равно улыбаются друг другу. Инстинктивно, автоматически! Пусть лишь намеком, лишь кончиками губ и уголками глаз. Но улыбка касается их лица. Обязательно! И вот почему Данилу так смутила, так шокировала эта сцена встречи Марка и Марии! Встреча произошла, но чего-то главного, чего-то очень важного не случилось… Не было улыбки! Бесчувственная радость. Данила только сейчас это окончательно понял.
– Что вы читали, благородная Анна? – бесчувственно спросил Марк.
– Мы читали Евангелие от Фомы, господин Марк, – низким голосом сказала Анна. – Блаженная Святая Мария объясняла мне смысл этого апостольского послания. Так, дорогая?
– Да, – тихо ответила Мария.
– Я уверен, что это было полезно для вас, благородная Анна, – тем же тоном произнес Марк.
– Вы абсолютно правы, господин Марк, я очень благодарна Блаженной Святой Марии за данные мне объяснения. Спасибо, дорогая!
«Зачем она врет? – удивился Данила. – Она не ждала от Марии никаких „объяснений“. Наоборот, это была какая-то теологическая муштра! »
– Вот и хорошо – сухо сказал Марк. – А теперь, Мария, повернись и познакомься. Это – Данила. Я тебе рассказывал, помнишь?
– Помню, – еле слышно ответила Мария, глядя на Данилу с некоторым недоумением.
Печальные. Печальные-печальные глаза. Казалось, Мария плакала несколько часов кряду. Данила ощутил, как зубы до боли стеснили его верхнюю губу.
– Я очень… – начал было Данила, собираясь продолжить – «рад нашему знакомству», но Марк, поняв это, тут же оборвал его.
– Хорошо! – почти крикнул Марк и, положив руку на плечи сестры, развернул ее в сторону двери. – Ты ведь не ужинала сегодня, да?
– Нет, – ответила Мария и с удивлением повернула голову, чтобы еще посмотреть на Данилу, но Марк не позволил.
– Вот и пойдем ужинать…
Благородная Анна смерила Данилу неприветливым взглядом и направилась вслед за Марком и Марией.
Ужин проходил в огромной столовой. В сумраке, при свечах, в полном молчании. Впрочем, это действо даже и не напоминало ужин, скорее – панихиду лилипутов у гигантского гроба мертвого Гулливера. За огромным, необыкновенно длинным столом сидели Мария, Марк, Анна и Данила. Лиц почти не было видно. Прислуживали люди в длинных черных рубахах. Словно тени они скользили по стенам, лишь изредка приближаясь к столу, незаметно, бесшумно.
Трапеза началась с молитвы. Больше никаких разговоров не последовало. Когда Данила доел свою порцию кашицеобразной, лишенной какого бы то ни было вкуса похлебки, его чуть не стошнило. На дне черной, выточенной из камня тарелки обнаружился рисунок – мерзкие чудовища, разрывающие на части человеческое тело. Отвратительное зрелище. Второе блюдо Данила, несмотря на голод, есть не смог.
– Знаешь ли, Мария, какую строфу из Евангелия от Фомы более всего любит твой брат? – спросил Марк после появления на столе чайных приборов.
– Какую? – тихо отозвалась Мария.
– Сто первую, – ответил Марк. – «И сказал Иисус ученикам Своим: Царствие Отца Моего подобно женщине, которая несет сосуд, полный муки. Но сосуд разбился, а мука рассыпалась позади нее на дороге. Женщина не знала об этом, а когда достигла своего дома, поставила Сосуд на землю и нашла его пустым».
Мария заплакала. В тишине были слышны лишь ее тихие жалобные всхлипывания. У Данилы мурашки побежали по коже – что ж это творится?! Что происходит? Что значит этот странный и страшный разговор? «Царствие Отца Моего подобно женщине, которая несет сосуд, полный муки. Но сосуд разбился, а мука рассыпалась позади нее на дороге». Разве могут быть такие слова в Евангелии? И что они значат?!
Марк поднялся из-за стола, попрощался с присутствующими едва заметным кивком головы и вышел из обеденной залы.
Через секунду Данила почувствовал, как кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову и оглянулся. Один из служащих замка жестом предлагал Даниле встать и следовать за ним. Куда он его зовет? Данила повернулся к столу и вгляделся в сумрак. Мария и Анна продолжали оставаться на месте. Обе сидели молча, с опущенными головами. Не зная, как поступить, Данила нерешительно кивнул головой, убрал с коленей черную льняную салфетку, встал и, будучи в полном недоумении, машинально двинулся следом за обратившимся к нему человеком.
Шаги Данилы гулким эхом отзывались в высоких сводах черных коридоров. Ему казалось, что он оказался в лабиринте. И только маячащая впереди шагах в десяти одинокая тень его проводника, сам факт его присутствия помогал Даниле держать себя в руках и соответствовать правилам приличия. Но окажись он хотя бы на секунду один, без провожатого, он бы тут же высадил первое попавшееся ему витражное окно, выбрался бы наружу и – хоть вплавь – бежал бы с этого дьявольского острова.
