В. Виджани - Мечта
— Это было действительно печально. Мы скучали друг без друга. Да, Жень?
— Еще как… — Женька щедро подлил масла в огонь, решив окончательно испортить парню вечер. — У тебя, Евушка, преамбула длинная, ты не успеешь рассказать про то, как однажды в инсте ты шла по коридору, задумчивая и прекрасная, а навстречу…
Женька сделал паузу, и я, воспользовавшись ею, продолжила:
— А навстречу мне, представьте, Павел, движется нечто а-ля Мэнсон… нет… Мэнсон в самом умопомрачительном наряде. Бог мой! Один макияж чего стоил!
— А костюм?.. Жуть… — Женька довольно рассмеялся и высунул язык.
— Жень, ты что, правда под Мэнсона косил? — удивился Павел. — Да уж, ужас в ночи. Надеюсь, петь не пытался?
— Еще как пытался. Даже голос сорвал. А костюм… Машка постаралась, сшила за ночь, между прочим. Вот что любовь с людями делает. — Женя нарочито схватился за голову.
Я тут же представила у него в руках секиру, которой он, по всей видимости, намеревался отсечь у Павла не только настроение, но и чувства… Но я продолжала смеяться:
— И это нечто, Павел, кричит мне, распугивая окружающих: «Евушка-а-а-а!»
— Я тогда на конкурсе молодых занял первое место. Рад был страшно. Это я под влиянием Машки…
— Всё. Приехали. Вылезайте, — объявил Павел.
У входа в клуб змеилась приличная очередь.
— Ты мне так и не сказала, что с Артуром, — вновь вернулся к расспросам Женя.
Я поморщилась и отвернулась.
— Ладно, не сердись. Я понял. Давно пора было. Не твой это мужик.
— Не надо об этом, — попросила я его, — пожалуйста! Возникла неловкость, Женька растерянно огляделся по сторонам и, увидев какого-то знакомого — чудаковатого дядьку, одетого в длинный белый кожаный плащ и красные казаки, — метнулся к нему, издавая радостные кличи. Павел, подошедший ко мне, бросал на Женьку недовольные взгляды.
— Павел, а вы где учились? — Я попыталась отвлечь его от грустных мыслей.
Он поднял на меня глаза:
— Я на психфаке, но до сих пор пребываю студентом. Два академических. Не складывается…
— Двоечник он, Евушка. Не знаю, что я в нем нашел. Сзади вырос Женька и, схватив меня за руку, потащил к служебному входу. За нами плелся горе-студент.
ГЛАВА 7
Гений
Шумная атмосфера модного столичного клуба обрушилась на нас потоком резвого клубнячка Тони Ромеро, вбивающего в виски гвозди прошлогодних латиноамериканских хитов. В нос ударили запахи алкоголя, сигарет и парфюма, обильно нанесенного на каждое присутствующее здесь тело.
Две сексапильные девицы, одетые в костюмы героинь известных компьютерных игр, рассаживали гостей за столики. Мы с Женей ждали Павла, унесенного волной вновь прибывших. Бедный парень, пытаясь прорваться к нам, подавал отчаянные знаки. Женька вертел головой, здороваясь почти с каждым гостем, словно это мероприятие было имени его и в его честь. В конце концов ему надоело бесконечное расшаркивание, и он, крепко взяв меня за руку, предпринял попытку протиснуться к хромированной барной стойке. Внезапно моего друга окликнула чья-то ярко-фиолетовая голова. Он разжал ладонь, и меня тут же прибило к нетрезвому мужчине в расстегнутой сорочке. Надо полагать, один из селебрити, приглашенных на мероприятие, лицо его изредка мелькало в телевизоре и на страницах сомнительной прессы.
— Дар-р-ецкая! Заб-б-был, как т-тебя зовут, б-блин! — закричал мужчина, старательно выговаривая согласные.
Вежливо поздоровавшись, я назвала свое имя. Но он то ли не расслышал, то ли не понял, поэтому прокричал еще громче:
— Чего-о-о?! Кто-о?
— Меня зовут Ева! — повторила я, беспомощно оглядываясь.
К нам уже спешил Женька, расталкивая людей и официантов.
— В чем дело? — спросил он нетрезвого.
— Ее картины висят у меня в спальне, — мужчина хохотнул, — а я, блин, забыл, как ее зовут. Прикинь, одну я в прошлом году продал французу. Не нашему прощелыге какому-нибудь, а французу! Сечешь, да? Очень удачно продал… так он…
— Ага. Понял, — перебил его Женька, уводя меня за собой.
Мужчина не отставал.
— Халява там, слышь, браток, — показал он в сторону барной стойки, — а направо шампанское… Сегодня много бухла, Дарецкая, Трясогузка расщедрился. Надо же… Дарецкая… Ева… хорошенькая… опять забыл, как ее зовут…
На нас оглядывались, он еще кричал что-то, но мы уже были у цели.
— Евушка! Побудь тут и, пожалуйста, никуда не уходи. — Женька усадил меня на свободный барный стул и огляделся: — Пойду Пашку найду. А то он повесится в туалете… хотя нет, не повесится.
— Почему? — спросила я, и мы рассмеялись.
Едва Женька ушел, меня грубо ткнули в бок, и я, вздрогнув, обернулась. Захотелось немедленно уйти, однако не тут-то было. Передо мной стояла официантка, похожая на давешнюю знакомую, Маргариту. Я даже себя ущипнула, не поверив в реальность происходящего. Подмигнув, девушка развязно поинтересовалась:
— Вино, текилу, коньяк… водочку?
Без сомнения, это была Марго. Я покраснела от негодования — ее поведение выходило за рамки приличия!
— Спасибо, не пью! — еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить, ответила я.
— Да ладно тебе! — Она по-свойски хлопнула меня по коленке и прошептала на ухо: — Выпить иногда полезно. Расслабься!
Это было уже слишком…
— Вы всегда так развязны с гостями? Пригласите, пожалуйста, вашего менеджера.
Нахалка демонстративно повернулась ко мне спиной и взялась приставать к высокой блондинке в длинном платье.
— Кажется, я с вами разговариваю. — Я дотронулась до руки Марго, и та соизволила повернуть голову. Это была совсем другая женщина…
— Что, простите? — растерянно захлопала она глазами. — Что-то не так?
Мне ничего не пришло в голову, как попросить шампанского. Официантка бросилась выполнять заказ.
Отпив прохладного вина, я задумалась над мистическим появлением моей странной визави. Разумного объяснения этому я не находила.
Мои размышления прервал сигнал сотового. Писал мой Близнец: так, ничего особенного — обычное приветствие и вопрос, где я и что делаю. Я обрадовалась, как если бы здесь, в этой пустой сутолоке, вдруг появился кто-то родной и близкий, и тут же набрала ответ. «Скучаю. Когда будешь дома?» — немедленно откликнулся он. Я улыбнулась и написала, что, скорее всего, не скоро — наверняка после показа мы всей гурьбой отправимся куда-нибудь в уютное местечко, чтобы поболтать о прошлом и настоящем. Отказаться было бы неприлично, да и, если честно, я соскучилась по своей юности. Близнец сухо сообщил, что дежурит, и замолчал. Мне стало неловко — парень работает, а я развлекаюсь. Хотелось написать что-нибудь приятное, значимое, но появились возбужденные Женька с Павлом. Кажется, они ссорились. Женька сразу кивнул на телефон:
— Твой пишет?
— Нет… то есть да… мой хороший друг.
— Напиши ему, что я у тебя самый хороший друг! И Пашке я тоже хороший друг, а он на меня обижается. Я ему предлагаю дружбу и съемку в кино! Так не поверишь — отказывается! — Женька размазал Павла взглядом. — Ладно, пошли за сцену, Машка ждет…
@
Женя и я учились по специальности «визуальные коммуникации», Маша — на художника-модельера. От ее выходок трясло всю профессуру факультета, да и сокурсники были не в восторге от ее работ. В творческих профессиях редко встретишь искренность коллег, так уж устроен наш мир.
Машка показывала старикам нечто такое, что своим содержанием далеко выходило за рамки приличия. Например, на одном из университетских показов она вывела на подиум полуобнаженных моделей в головных уборах и амуниции солдат-миротворцев. Их тела, расписанные антивоенными призывами и имитацией страшных ранений, светились в желтоватом свете кровоточащими заплатами; фоном шла музыка Прокофьева, переложенная в транс. Боди-арт выглядел настолько реально, что ее куратору стало плохо прямо в зале, другие выходили, шумно возмущаясь… Мы с Женечкой сняли скандальный фоторепортаж. Где-то далеко от нас шла война, чужая, горькая и беспощадная. Машка совершила поступок, и об этой войне заговорили у нас в институте. Отснятый материал я использовала в курсовой на антивоенную тему, а Женька вставил фотографии в новогодний номер институтской стенгазеты, за который его чуть не отчислили… Но это уже было много позже…
Маша Серьга, абсолютная славянка — высокие скулы, пухлые губы и коса толщиной в руку, — заводила и бунтарка, вне профессии была добрым и открытым человеком, готовым на любые жертвы ради любви к ближнему. Таким ближним для нее стал Женя. Ни о ком другом в ее жизни я не слышала. Правда, злые университетские языки приписывали Машке баловство наркотиками, но лично я не замечала странностей в ее поведении. Для наркоманки она была слишком деятельная и целеустремленная.
@
Мы прошли за кулисы длинного узкого подиума, пристроенного к невысокой сцене, и у меня заныло сердце. Бэкстейдж, похожий на улей, гудел от красок и движения. Машка почти не изменилась, если не считать бритой головы, невероятного количества пирсинга на лице и тату на руках. Я смотрела на нее округлившимися глазами, не зная, как себя вести. Заметив меня, она тут же кинулась навстречу:
