Улья Нова - Как делать погоду
Тут ужасно захотелось домой. Я устал, был сыт по горло Чистыми прудами, катком, гудками машин и неуемным стариканом, из беззубого рта которого в прояснившееся вечернее небо вырывался пропитанный чесноком пар. Я качнулся, чтобы встать и сбежать, но неожиданно вспомнил, что все еще живу у Алены. В полупустой квартире, из шкафов которой упорхнули почти все ее платья, пальто, сумочки и босоножки. Всплыло и то, что через неделю я должен буду съехать, а перед этим – спокойно и мужественно отдать Алене ключи. Выдержать последнюю сцену. И расстаться друзьями. Освежив это в памяти, я безвольно упал на скамейку и решил дослушать, о чем бормочет старикан:
«Ну и ладно, – оживленно восклицал он, – не грусти, сказочник, другую подыщем. Еще лучше. С Первого канала центрального телевидения. Или из журнала “Антенна”. Главное, слухай меня, вникай в то, что я говорю. Беда в том, Митя, что ты давно и безвылазно живешь в здоровенной бобине. Не шерстяных, а особенных ниток, невидимых глазу обычного человека. Но я-то необычный. Я твою беду издали разглядел. Ты себя многие годы опутывал этими “и тут вдруг из-за угла”. Оплетал, обнадеживал сказками про красивую жизнь, поэтому теперь ты невидимый. Никто тебя не замечает, знать не желает. И считаться с тобой никто не будет. Теперь ты сидишь внутри бобины, бездельничаешь, отсутствуешь. И на все, что творится вокруг, тебе начхать. Я две звезды из ковша показываю, вон, говорю, небо проясняется. А тебе плевать. Люди мимо урны мусор кидают – тебе хоть бы что. Если так будешь продолжать, хорошего не жди. Надо, сказочник, хоть немного включиться, принять участие в окружающей среде. Но самому тебе, Митя Опутанный, так и знай, из бобины не выбраться. Поэтому вот что я скажу в заключение этой части нашей программы. – Старикан хлопнул меня по плечу, призадумался и со вздохом изрек: – Придется тебе годик поработать на меня. Денег платить конечно же не буду. Их лишних у меня нет. Но беду отведу. Бобину с тебя сниму. Буду о тебе постоянно думать. Силой мечты направлю куда следует, чтобы ты стал счастливым, полезным человеком. Может быть, все зависит от тебя, и Алену, радиоведущую шалопутную, помогу вернуть. Кроме того, много чему научу. Я вообще-то в человечестве крепко разочаровался. Однажды махнул рукой и перестал пытаться на него влиять. Злое оно в своем большинстве, кошек и собак обижает, в лесах жжет костры, мусорит вдоль дорог. Но тебе, сказочник, если будешь со мной работать, так и быть, помогу. Решайся, пока я добрый, пока в настроении, а то сейчас обижусь на кого-нибудь, начнется повсеместная метель, пасмурная погода без прояснений и поезд твой уйдет навсегда в Нижние Котлы».
Глава 3
Сильный снег, метель
За спиной протрубила сирена. На все лады взвизгнули сигнализации припаркованных машин. Вдоль чугунной ограды бульвара, в потоке несущихся иномарок и суетливых «копеек» чинно лавировал грузовик. Вместо кузова он вез подсвеченный неоном экран, на котором мерцали большие лиловые буквы: «Сатирический журнал “Индюк”. Издается с 1928 года. Чистейший юмор, не содержит ГМО, красителей и Е-добавок. Требуйте в киосках города».
Старикан тоже обернулся, по слогам разобрал:
– Стар-че-ский-жур-нал… Надо же, только что о нем думал. Вот тебе еще доказательство, что мысль материальна. О чем подумаешь – то немедленно и появится. А что это они меленько приписали там внизу? – засуетился он. – Не телефончик? Запиши-ка контактную информацию мне вот сюда. Карандаш у тебя есть? Мой возьми, только не забудь вернуть… «Индюк…» Помню-помню, лет пятнадцать назад был такой журнал. Я его в «Союзпечати» брал вместе с газетой, где программа телевидения на будущую неделю. Но тогда он еще не назывался старческим, там публиковали карикатуры на пьяниц и осмеивали любителей красивой жизни.
Пока я послушно записывал огрызком чернильного карандаша на выцветшем клочке газеты адрес и телефон сатирического журнала, старикан вскочил со скамейки, театрально сдернул шапку, распушил седые патлы, глянул из-под бровей и сурово изрек: «Надеюсь, представляться не надо. Я в Москве и далеко за ее приделами хорошо известен. А ты, сказочник, признайся, сразу меня узнал?»
Пришлось прикусить огрызок карандаша и приглядеться внимательнее. Показалось, я и вправду где-то его раньше видел. Беззубого, в пуховике-тулупе, с распушенными по плечам волосами и клокастым совочком бороды. Не этот ли старикан однажды гордо прошел по вагону загородной электрички с маленькой гнусавой гармошкой? А в другой раз, перекрикивая стук колес и шепотки пассажиров, предлагал мешочки с лавандой, антикомариный спрей и мочалки, пропитанные моющим средством для чистки сковородок. Припомнив еще кое-что, я понял, что старикан давно и упорно преследует меня. Однажды мы с ним оказались вдвоем на пустынной платформе. Я заглядывал в урну, потому что, выбравшись из переполненной, раскаленной электрички, сочиняя на ходу свою будущую жизнь, по рассеянности выбросил туда проездной на метро. От этого меня захлестнули разочарование и предчувствие неудач. А этот дед маячил в сторонке с большущим рюкзаком на плечах и следил за мной с осуждающим любопытством. Как-то я видел его, медленно шаркающего вниз по Тверской, под дождем, с пластмассовым синим ведерком в руке и спиннингом на плече. За пару недель до круиза Алены, он-он, хитро прищурившись, сидел напротив меня в метро, вгрызался в большущее антоновское яблоко, прижимая к груди старый портфель, откуда торчал витой шнур телефонной трубки.
Но, возможно, я ошибаюсь. А что, если тут, на берегу Чистых прудов, гордо уперев кулаки в бока, передо мной стоит знаменитый в прошлом киноактер, исполнитель авторской песни, популярный в советское время дирижер, сумасбродный дрессировщик тигров, вышедший на пенсию и всеми забытый телеведущий, селекционер, скрестивший в конце 70-х вишню и ольху. Вполне возможно, сознание мое так притупилось от невидимой бобины, от моих сказок и ударов об лед, что, щурясь в зеленоватом свете фонаря, я никак не могу узнать солиста популярного цыганского ансамбля. Или беззубого космонавта, который съел сегодня на обед три зубчика чеснока, а под вечер отправился запускать над прудом петарды. Мало ли знаменитостей снует по московским улицам, оставляя следы подошв на зебре пешеходных переходов. Новоиспеченных звезд, которые только-только вспыхнули из безвестности и небытия. Меркнущих светил, норовящих удержаться на плаву и все же стремительно исчезающих в дымке окраинных будней. И позабытых кумиров, слава которых отгремела, а похвальные грамоты, газетные вырезки и значки – выцвели и рассыпались в пыль. Если вдуматься, в переулках центра, в серых зданиях редакций и киностудий ежесекундно случаются чьи-то заветные «и-тут-откуда-ни-возьмись», сотни неприметных людей обретают узнаваемые лица, поступают на конвейер развлечений, тесня на обочину поблекших, обессиленных и состарившихся. Новые и новые фамилии становятся громкими, рвутся в сознание со страниц журналов, мигают в новостных баннерах, вспыхивают на придорожных рекламных щитах, переливаются на глянцевых наклейках вагонов метро. Будто явившись из облака автомобильных выхлопов и окраинных переулков, многочисленные именитые личности мельтешат перед глазами, предлагая пережить сотни происшествий, обдумать десятки высказываний, заполняя чью-то пустую и бесцветную жизнь. Среди бесшумного листопада или порывистого ветра, разносящего по городу хрустальный дождь, неприметный продавец термометров старается поменьше осматриваться по сторонам. Ему скучно и тоскливо, очнувшись от дремоты, по-прежнему обнаруживать себя на раскладном рыболовном стульчике, мерзнущим перед клеенкой с разложенными на ней ситечками и лейкопластырями. Он судорожно ищет, чем бы заслониться от тягостных воспоминаний и горьких слов, умеющих назойливым сэмплом проникать внутрь и снова звучать в голове. Прячась от милиционеров за кустами, продавец термометров разворачивает заранее купленный журнал о тех, кто временно вырван из скучной толпы прохожих, плетущихся от метро к бледным девятиэтажкам. Вооружившись очками, прикрывшись зонтом от дождя и ветра, продавец термометров предпочитает подглядывать за сказочной жизнью людей, которым дают слово в радиоэфире и разрешают проникать в телеэкран. Поплевывая на палец, неторопливо перелистывая страницы, продавец забывается, согревается и перестает чувствовать изжогу. Для этого знаменитости и необходимы. Они заменяют таблетки от головной боли, служат отличным снотворным и проверенным средством от радикулита. В другой день они лечат от скуки, приступов уныния и простуды. Порой – даже от перхоти и облысения. А еще все эти крупные и мелкие звезды помогают пассажирам метро отвлечься от давней обиды, от отчаяния, от жгучей безысходности и скоротать десять минут пути по кольцевой линии в час пик.
