Денис Драгунский - Взрослые люди (сборник)
Молодой человек порылся в саквояже, достал пару монет и дал старику.
Тот поклонился и попросил довести его до трактира.
кто эти игроки, что ходят вкруг стола?
Пирамида
Снилось, что я еду в старом автобусе.
Растрескавшиеся дерматиновые сиденья с железными обводами. У окон надписи «Не высовываться!» и какие-то смешные защелки для открывания; сейчас таких не делают. Рубчатые резиновые коврики на полу.
Но не в том дело.
А дело в том, что выходить из этого автобуса надо через маленькую переднюю дверь. Потому что двери в салоне сломались. Но не просто выходить, а сначала втиснуться в кабину, с трудом запихнуться на маленькое сиденье рядом с водителем – там кабина, как в автомобиле, – а потом вылезать через правую дверцу.
Никто не виноват.
Ни шофер, что задние и средние двери испортились.
Ни конструктор, который сделал переднюю дверь такой неудобной.
Ни толстая тетка, которая никак не может протиснуться сначала на сиденье, а потом в дверь наружу.
Ни пассажиры, которые опаздывают, злятся, толкаются, чуть ли не дерутся.
Весь помятый, выпрыгиваю на тротуар и думаю:
Как тяжело жить, когда никто ни в чем не виноват.
Когда все неприятности случаются как бы сами собой.
Когда про все можно сказать «так вышло, так получилось».
Так стасовалось и так выпало.
Так уж как-то сложилось.
Совпало. Произошло.
Образовалось.
Чувствуешь себя бильярдным шаром. Летишь себе по сукну.
Ужасно.
этнография и антропология
Прощальная симфония
Терпеть не могу, когда на маленьких конференциях или, паче того, на круглых столах некто выступит и тут же удирает.
Сразу начинает казаться, что он не слушал предыдущих докладчиков, а просто ждал своей очереди. Такие господа часто пишут ведущему записочки или показывают знаками. Тычут на себя, потом на кафедру, потом на часы и двумя пальцами изображают ноги-ноги. То есть «пусти меня поскорей выступать, а то мне бежать пора».
Не знаю, какие для этого должны быть веские причины.
И уж точно не знаю, кем надо себя считать. Вот, мол, я одарю присутствующих блеском своего интеллекта и дальше пойду. Дальше одарять.
Вспомнил смешной случай. В 1990 году, кажется.
Был круглый стол по межнациональным отношениям, проводил его Игорь Крупник, выдающийся антрополог (сейчас работает в США).
Пришло человек пятнадцать примерно. Ваш покорный слуга в том числе.
Тут все стали просить Игоря, чтоб он им поскорее дал слово. Потому что у одного конференция, у другого семинар, у третьего редколлегия, ну и так далее. Все причины очень уважительные.
А у меня, бездельника, никаких причин. Никуда-то я не тороплюсь, никто меня нигде не ждет.
Каждый выступит, ответит на вопросы – и к дверям. Кто-то смущенно прижимает руку к сердцу, кто-то виновато улыбается, а кто-то, наоборот, очень строго и отстраненно смотрит на часы, говорит «ой-ой-ой!» – и уходит.
Вот уж человека четыре осталось. Потом три.
Предпоследний выступил и говорит:
– Денис Викторович, я так хотел послушать ваше сообщение! Я так люблю ваши статьи, они такие проницательные и смелые! Я, можно сказать, специально ради вас пришел! Но, ради бога, извините, у моего аспиранта через полчаса защита…
– Ничего, ничего, – говорю. – Спасибо на добром слове! Успехов!
Ушел он.
Остались мы с Игорем вдвоем.
– Ну, – говорю я. – Ты что, будешь один меня слушать?
Он говорит:
– А как же! Слово предоставляется журналисту Денису Драгунскому.
Я открыл свою тетрадку, рассказал всё, что планировал. Коротко получилось, минут пять. Как раз по регламенту.
Игорь задал мне пару вопросов. Я ответил.
– Ну, всё, – говорю. – Пошли, что ли?
– Как это «пошли»? – возмутился он. – А мое заключительное слово? Я же ведущий, я же должен всё это подытожить!
– Давай! – сказал я.
Он подытожил.
Я его поблагодарил.
И мы вместе пошли к метро.
заметки по логике
Парадокс оратора
В 1989–1991 годах я довольно часто выступал на разных конференциях, семинарах и дебатах. Не все они были такие маленькие, как в предыдущем рассказе. Иногда это бывали довольно крупные сборища. И докладчики не уходили, и слушатели потом окружали их тесными группами, задавали вопросы, не соглашались с ответами, и споры продолжались в коридоре и в раздевалке, и даже иногда на улице, если тепло и нет дождя. Интересно было.
Но я не о том. Я, разумеется, о себе.
Выступал я очень жестко и парадоксально. Любил огорошить слушателей. Мне было приятно, когда по залу шел легкий гул удивления, а иногда и возмущения. Я обожал, когда кто-то всплескивал руками или даже выкрикивал: «Да вы что?! Да как же можно говорить такое?».
Сейчас мне это смешно вспоминать, конечно. А тогда мне нравилось, что я вот такой, вне моды и стандартов, всегда со своим особым мнением.
Я даже придумал афоризм для внутреннего употребления:
«Если мне аплодируют – значит, я вру».
Однажды я не утерпел и высказал этот тезис вслух.
– И вообще, господа, – дерзко сказал я. – У меня, знаете ли, есть такой очень важный внутренний критерий. Правду я говорю, дело я говорю – или вру, стараюсь подладиться под аудиторию. Я для себя решил так: если моим словам аплодируют – значит, я соврал!
В ответ раздались аплодисменты.
памяти Константина Кавафиса
В ожидании народа
Всё. Терпение лопнуло. Народ должен сказать свое слово.
Все знают, что это случится сегодня. Сегодня народ наконец-то выйдет на площадь. Народ – это страшно. Народ – обвинитель, судья и палач в одном лице. Народ беспощаден. Но народ справедлив. Как скажет народ, так и будет.
С утра на площади ждут его разные люди. Чиновники и журналисты, учителя и политики, рабочие и крестьяне, торговцы, врачи, бедняки, богачи, художники, домохозяйки. Полиция, армия, инженеры и даже бездомные нищие, как ни смешно.
Бездомные думают: если народ наконец возьмет власть в свои руки, у них будет крыша над головой.
Домохозяйки уверены, что народ, взяв власть в свои руки, снизит цены.
Политики выучили и повторяют слова, которые они скажут народу. Они надеются ему понравиться.
Богатые бизнесмены убеждены, что сумеют объяснить народу про рабочие места и валовой внутренний продукт. Хотя, конечно, они слегка волнуются.
Небогатые бизнесмены ничего не боятся. Потому что они продают народу еду и одежду на рынках. Народ их поймет.
Чиновники хотят рассказать народу, что даже в дни революции надо собирать налоги, обеспечивать горячую воду и электричество. В общем-то, они готовы ему служить.
Рабочие стоят плотными группами и толкуют о том, что долготерпение народа не безгранично.
Посланцы крестьян им вторят, они говорят, что деревня ждет, что же скажет народ, наконец.
Журналисты готовы вести репортажи. Художники – воссоздавать ситуацию в образах. Философы – ее осмыслять. Ученые – делать открытия ради народного блага.
На площадь подтянулась полиция. Вслед за нею – спецназ. Они говорят, что если народ выйдет из рамок, придется применить силу.
Но в толпе видны люди в армейских фуражках. Армия, разумеется, вне политики. Но она защищает народ. Офицеры и солдаты говорят полицейским, что в трудный час надо все-таки быть на стороне народа.
Загудели сирены. В своем бронированном лимузине приехал президент. Он смело вышел на площадь. Он не боится народа, он готов к нему обратиться. Больше того – он готов вести диалог с его вожаками.
Площадь заполнена до отказа. Соседние улицы тоже. Люди торчат из окон. Цепляются за деревья и водосточные трубы.
Солнце садится.
Народ так и не появился.
Стало прохладно.
Люди расходятся по домам и говорят друг другу:
– Но неужели народ согласен терпеть еще и еще? Доколе же? Как это странно, однако! А может, народа на самом деле вовсе нет? Может, народ – это выдумка журналистов?
через артерию левой руки
Брюки, штаны и все нормально
Позвонили: «Завтра приходите к 8:30 прямо в отделение. Натощак. Сдадите кровь на биохимию и потом в приемное, оформляться».
Пришел. Сдал кровь.
– Номер вашей карты? – говорит сестра.
– У меня нет карты.
– Бегите в поликлинику. По коридору, потом лифт на второй этаж, по переходу во второй корпус, там спуститесь на первый этаж, идите до конца – как раз мимо приемного! – потом поднимайтесь на третий, по переходу в третий корпус, спуститесь вниз. Там увидите. Вот мой телефон – позвоните и скажите номер карты, иначе вашу кровь не примут. И сразу в приемное. Куртку берите с собой, сдадите в камеру хранения. А сумку здесь оставьте.
Сделано.
Главное – запомнить обратный путь к приемному отделению. На третий этаж, до конца, по переходу, и там вниз. «Здравствуйте, я такой-то. Вот направление».
– Ждите.
Довольно скоро выходит дама и приглашает меня «на оплату».
