Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон
— Ну, нет, — говорит Лидия. — Анна Винтур всегда живет в «Ритце».
— Ладно, — не возражает Макс. — Мне, пожалуй, пора.
Я улыбаюсь:
— Пока!
— Увидимся, — говорит он и подмигивает мне так, как будто я действительно его интересую. Разумеется, это лесть.
— Увидимся, — отзывается Александр.
И Макс переходит к следующему столику. Там он протягивает руки, которыми недавно щупал себе яйца, двум пижонам, и они их целуют.
— Что, у всех сегодня проблемы в области гениталий? — спрашивает Александр.
— У меня что-то с печенью, — отвечает Лидия и осушает свой стакан. — На самом деле, наверное, мне не стоило бы пить. Месяц назад я была на приеме у врача, он сказал, что печенка у меня, как у пятидесятилетнего алкоголика.
— Это тебя не портит, — говорит Александр, отставляя стакан.
— Ерунда, — отвечает Лидия. — Все дело в «Акутане».
— В чем? — спрашиваю я.
— Ну, та штука, которую мне пришлось применять из- за проблем с кожей.
— У тебя проблемы с кожей? — переспрашивает Александр и придвигается, чтобы взглянуть поближе.
— Больше нет, — отвечает Лидия. — Но помните, что со мной было в прошлом году? Я так переживала, что решилась попробовать этот чертов прозак.
— Правда? — спрашиваю я.
— Да. Это убийственно. Каждые четыре недели, пока ты принимаешь эту штуку, тебя заставляют подписывать контракт, в котором ты подтверждаешь, что ни в коем случае не забеременеешь, а если залетишь, то непременно сделаешь аборт, потому что у тебя вроде как может родиться неполноценный ребенок. Этот препарат как-то воздействует на гормоны. И на него-то сажают молоденьких девочек, у которых организм еще не сформировался! Им нужно лишь время, чтобы повзрослеть, но у них показ за показом! Поэтому девочки накачиваются всякой дрянью, которая мгновенно высушивает слизистую — глаза, рот, нос. И все влагалище в трещинах.
— Господи, — говорит Александр. — Я гей. И мне вовсе не интересно слушать про твое влагалище и все остальное.
— Заткнись, — требую я.
— Вот так, — продолжает Лидия. — Короче, все мы получили в Нью-Йорке этот препарат, он стоит шестьсот долларов за упаковку, и никто не следит за тем, как ты его принимаешь. Я год сидела на этой гадости, прежде чем узнала, что это можно делать только в течение шести недель кряду.
— Черт!
— Теперь из-за этого у меня страшные проблемы с печенью и почками. Я прошла курс лечения в попытке восстановиться. Пила по три литра воды в день, чтобы устранить обезвоживание. Просто кошмар.
— Даже слушать страшно, — говорю я.
— Еще бы! Все думают, что кокаин — это плохо. Знали бы все, что мы вынуждены принимать, когда у нас проблемы с кожей! Это что-то ужасное.
— Спору нет, — отзывается Александр.
— Но сейчас мы пропустим пару стаканчиков. Я ведь не на работе! Подождите, загляну в бар.
По пути в бар Лидия здоровается с полудюжиной присутствующих. Мы с Александром усаживаемся поудобнее. Перед нами разворачивается пусть и ужасное, но тем не менее величественное действо. Вот консультантки из Vogue — сидят в баре и хвастаются друг перед другом сумочками. Вот знакомый стилист, и я не могу удержаться, чтобы не хихикнуть исподтишка над его прической. А вот всем известный белобрысый парень из Германии, его зовут Марко, завсегдатай модных тусовок. Он пробирается сквозь толпу, прижимая к уху мобильник. Силы небесные, да такое количество моделей в одно время и в одном месте не снилось даже журналу Glamour!
— Боже! — отдувается Лидия, вернувшись из бара и ставя на стол три стакана. — Вы только взгляните на мою ногу.
Она чуть ли не в лицо мне сует свою огромную черную туфлю. Лидия очень красива, но у нее на редкость непривлекательные и неухоженные ноги. Так бывает со многими манекенщицами. Имея право на бесплатные услуги маникюрш, педикюрш и визажистов, всякий раз, когда предстоит презентация, они совершенно перестают заботиться о своих конечностях, так что в промежутках между работой просто зарастают грязью. Полагаю, они рассуждают так: если за тебя всегда все делают, то какой смысл предпринимать что-то самим?
— Видишь? — стонет Лидия. — Мне продырявили туфлю!
Присмотревшись, мы с Александром замечаем небольшое красное пятно на подъеме ее ступни.
— Чернокожий трансвестит в баре! — воскликнула Лидия. — Не иначе подумал, что я собираюсь посягнуть на его территорию. Господи, ну почему ко мне все время привязываются трансвеститы? Наверное, видят во мне переодетого мужика, раз во мне метр восемьдесят пять росту. В общем, он…
— Она, — поправляет Александр. — Трансвеститы всегда девочки.
— Ну ладно, она. Вместо того чтобы просто попросить меня отойти, она заорала, чтобы я «уносила отсюда свою задницу», обозвала проституткой и изо всех сил двинула по ноге…
— Ого! — говорю я. — Это больно.
— Да уж. Она хотя бы знает, сколько стоят мои туфли?!
— По меньшей мере пять штук, — отзывается Александр с долей сарказма.
— На самом деле, — Лидия живо оборачивается к нему, — чуть побольше…
— Неужели — шесть? — присвистывает он.
— На прошлой неделе в Милане я заработала сто шесть тысяч, — благосклонно улыбается Лидия. Александр замолкает. — У одной только Прады — шестнадцать. Но работа была не из простых.
— Это ходить-то? — иронизирует Александр без тени сочувствия.
— Если ты считаешь, что легко разгуливать туда-сюда в крошечных трусиках и на огромных шпильках среди полусотни других манекенщиц, в то время как на тебя пялится целая куча гомосексуалистов и обсуждает то, как ты выглядишь, — ради Бога, попробуй.
— Полусотни? — переспрашиваю я.
— Нуда. Такой уж размах.
— Мужчинам еще тяжелее, — говорит Александр. — Я знаю одного дизайнера, который заставляет всех своих манекенщиков раздеваться буквально догола и мерить одни и
те же трусы. Можете себе представить, во что они превращаются к концу дня, после того, как их натянут на тридцать — сорок задниц?
— Парни об этом не задумываются, — отвечает Лидия. — Все дизайнеры, которые шьют для мужчин, просто мечтают о наивном новичке откуда-нибудь из Иллинойса, которого можно будет запихнуть в брюки двадцать восьмого размера, несмотря даже на то что у парня тридцать второй. А если, выйдя из раздевалки, он скажет. «Эти штуки, кажется, мне маловаты», то дизайнер ему ответит. «Брось, они что, тесны тебе спереди? Ну-ка повернись, дай я посмотрю».
Александр смеется.
— Да-да, — говорит он. — Ужасно. Но и вас, девушки, тоже оставляют нагишом. Помнишь эту прелестную историю про Кейт Мосс и ее первую презентацию в Париже у Вивьен Вествуд?
Я киваю.
— Когда они поочередно раздевались?
— Точно. Все голые, и только у одной Кейт лохматый лобок. У остальных — тонюсенькие полоски.
— Зато на следующем показе, — добавляю я, — у нее уже была депиляция, как у всех.
— В тот же день, — уточняет Александр. — Прелесть что такое!
На его лице улыбка.
— По-моему, ей тогда было шестнадцать.
Мы сидим и потягиваем шампанское. Лидия сплетничает о том, у кого презентация прошла хорошо, а кто безнадежно провалился. Она намекает, что кое-кто скверно себя ведет, и говорит, что две русские девушки, ее товарки, успели забеременеть.
— Ну, вы понимаете, — говорит она, указывая себе на живот. — Такое всегда случается в конце сезона. Четыре
недели, в течение которых ты много пьешь, разъезжаешь не видишься с близкими… Большинству девчонок вообще некуда приткнуться на ночь. Плюс тот факт, что им всем по семнадцать лет. Отсюда все неприятности. Шанталь нашла себе занятие по душе.
Шанталь — антрепренер Лидии. Она учитывает доходы, улаживает все проблемы, связанные с переездами, здоровьем и жильем, и взимает за труды двадцать процентов. Оказывается, аборты тоже входят в сферу ее компетенции.
— О! — говорит Лидия. — Вы слышали, что во время презентации Ли Маккуина Сюзи Менкес упала в обморок прямо на Анну Винтур?
— Что? — изумляется Александр. — Это все равно что королева-мать упала бы в обморок на королеву-дочь.
— Именно. Там так орала музыка и было так жарко, что она просто не выдержала. Анна вывела ее наружу и уехала вместе с ней.
— О Боже, — говорю я. — А кто же писал рецензию? Они хотя бы остановили показ?
— Нет, — отвечает Лидия. — Не смогли. За кулисами творился сущий ад.
— Правда?
— Да. Все бегали как сумасшедшие. Но что было делать? Шоу пошло своим чередом.
— Конечно, пошло, — отзывается Александр. — Как всегда.
— Смотрите-ка, — говорит Лидия. — Вон Диди.
— Диди? — переспрашиваю я.
— Ну, ты помнишь, манекенщица, с которой мы вместе снимали комнату, когда я только-только приехала в Лондон.
— Та, что трахалась на своей кровати с каким-то официантом и мешала тебе заснуть?
