Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе
Это прозвучало как жесткая отповедь. Все слегка опешили.
Первой очнулась грубовато-импульсивная Лена: она хмыкнула с угрюмым злорадством (направленным, скорее, все-таки в адрес Жени) и отвернулась, закинув за спину свою белую дамскую сумочку, – мол, что ж, все ясно, разговор не получился, можно расходиться. На Юру лучше было не смотреть – так он расстроился. А бедная добрая Оля, покраснев и страшно заикаясь, со слезами на глазах стала защищать от Жени ценности человеческого общения и взаимопомощи. Женя, испугавшись этой атаки, принялась нервно оправдываться, и, чтобы все окончательно не заболели, Фурману пришлось на полную мощность включить свои подзабытые школьные шутовские способности. Через пару минут вся компания истерически хохотала. «Слушайте, вам не кажется, что мы смеемся, как безумные?» – с тревогой спросил Юра. «Так ведь нас пока еще и не выписывают! И вообще, о ком ты больше беспокоишься – о нас или о тех, кто снаружи?..»
Когда они уже собрались уходить, вид у Юры был взволнованный и довольный. Оля подошла к Фурману и тихонько сказала: знаешь, мне говорили, что ты хороший человек, но ты оказался даже лучше, чем я думала, спасибо тебе. Фурман так смутился, что лишь благодаря случайности – он споткнулся о корень и чуть не упал – не задал Оле совершенно бестактный вопрос о ее особых отношениях с Юрой.
Теперь они стали часто бывать в саду впятером. Девчонкам нравилось там курить, а собаки быстро признали за ними статус постоянных гостей и даже разрешали гладить себя. Впрочем, в саду назревали серьезные перемены: там провели генеральную уборку, в которой заставили участвовать всех «ходячих» больных, установили под деревьями кривоватый теннисный стол и очистили спортивную площадку от мусора. Потом БЗ объявил, что начиная с завтрашнего дня в саду в определенные часы смогут гулять все желающие, а собаки в это время будут заперты в клетках.
В первый момент в сад ринулось чуть ли не все отделение. Фурману даже показалось, что сейчас снесут все деревья. Но, поскольку делать там было совершенно нечего (ни о мячах, ни о теннисном инвентаре никто, конечно, не подумал), ажиотаж быстро схлынул, и прежние «хозяева» получили возможность остывать от ревности постепенно.
Однако Юра постоянно находил всё новые поводы для возмущения: то кто-то нарочно дразнил собак, доведя их до истерики; то доброхоты набросали им в загон конфет-тянучек, и Юре пришлось выковыривать их у Рекса из зубов; то в саду обнаружили пустую пивную бутылку… Тем не менее, несмотря на жалобы, решение шефа открыть сад обсуждению не подлежало.
В какой-то из дней, когда ни Юры, ни БЗ не было в отделении, Фурман, как обычно, после обеда выпустил собак гулять, прибрался в загонах и пошел в свою палату на тихий час, собираясь немножко подремать. Он уже начал раздеваться, но тут кто-то ворвался с невероятным известием, что собаки сбежали – калитка в сад оказалась открытой. Торопливо спускаясь на первый этаж, Фурман никак не мог понять, как же это могло случиться, – ведь он своими руками запер ее и потом положил ключ на место. Но, к его ужасу, ключ нашли торчащим в замке…
Дежурные сёстры были в панике. Вдруг выяснилось, что собаки содержатся в детском учреждении незаконно, и если они покусают кого-нибудь на территории больницы, им конец, никто не сможет за них заступиться.
Из-за царившей неразберихи в погоню поначалу рванулась целая толпа возбужденных психов. Их с трудом удалось остановить уже за воротами отделения и заставить повернуть обратно, чудом избежав грандиозного скандала с больничным начальством. Пойти на неофициальное нарушение режима – исключительно под личную ответственность – было разрешено только тем, кого собаки могли послушаться. Таких, кроме Фурмана, оказалось четверо: трое девчонок и доброволец из новеньких – уже взрослый парень с необычным именем Рамиль, который, как подтвердили сестры, года полтора назад лежал в отделении и тогда ухаживал за собаками.
Как оказалось, хитрые твари, в отличие от своих преследователей, прекрасно ориентировались на местности. Выскочив на главную аллею, они, по словам прохожих, целеустремленно побежали ко вторым больничным воротам, расположенным совсем рядом, за стеной отделения. Эти ворота были всегда открыты, и охраны там никакой не было, но ни один из членов экспедиции до этого за них не выходил.
Сразу за воротами разбитая дорога резко повернула и пошла плутать среди каких-то железных ангаров, складов и автомастерских. Со всех сторон слышался злобный лай местных псов, означавший, что чужаки должны были проскочить этот отрезок пути на большой скорости и никуда не сворачивая.
Дальше неожиданно начались огороженные заборами дачные участки с заброшенными и частично разрушенными деревянными домами. Все качали головами: да, чего только в Москве не встретишь. А может, это уже и не Москва?..
Первым им попался Марс – он задержался возле малюсенькой, глазастенькой и очень приличной собачки в сложной сбруе, которую в этих странных местах выгуливала нелепо наряженная женщина с зонтиком (между прочим, типичная сумасшедшая). Простодушный пес был так увлечен, что при захвате не оказал никакого сопротивления. Было решено вести его с собой в качестве приманки.
Следующим оказался Рекс, который наслаждался одинокой свободой, суетливо обнюхивая все подряд на своем пути. Обнаружив преследование, он решил прибавить ходу и, двигаясь как-то боком, со скошенными глазами, принялся нюхать все еще быстрее. Чтобы не спугнуть дурачка, загонщики сближались с ним неторопливым прогулочным шагом. В самый последний момент он попытался всех обмануть и стал протискиваться между досками забора, но, как и положено неудачнику, застрял. Когда на него надевали поводок, пес визжал и вырывался, так что Рамилю пришлось довольно жестко приструнить его. Фурман так не смог бы…
Поиски продолжались уже почти полтора часа. С двумя собаками на поводке можно было по крайней мере не опасаться каких-то нехороших встреч в этих глухих местах, но найти здесь кого-то, а тем более эту хитрую стерву Эрнусю, было бы настоящим чудом. Девчонки молча переживали, и Фурман запоздало подумал, что все это может очень плохо отразиться на их состоянии. Он попробовал отправить их обратно с Марсом и Рексом, но они не согласились, а сил настаивать у него уже не было.
В полном и ясном отчаянии Фурман представлял себе, как они возвращаются в отделение без Эрны, и что потом скажет (или еще того хуже – не скажет) Юра, а завтра – Борис Зиновьевич… Можно сколько угодно оправдываться, но вина была только на нем одном: в отсутствие Юры он отвечал за собак. Он за ними не уследил – ему и отвечать. Что ж, он готов.
Но каким должно быть наказание? У него ведь нет ничего из того, чего можно лишить обычного человека, – ни дома, ни свободы, ни собственности, ни любви. Разве что жизнь отнять… Да кому она нужна?
Только бы с Эрной ничего не случилось. Господи, только бы она была жива…
Так что же можно сделать этому проклятому Фурману, чтобы ему стало хуже, чем сейчас?
Просто ему придется уйти из отделения.
Эта мысль его поразила.
Надо же, он всегда сам откуда-то сбегал: из пионерских лагерей, из гостей, из школы… А теперь ему совсем не хотелось уходить отсюда.
Может, правда лучше сразу повеситься?..
– Сань, чего ты так расстраиваешься? Да найдем мы ее, никуда она не денется, – чуть заикаясь, строго сказал ему Рамиль. (Надо же, имя мое запомнил, с тупой благодарностью удивился Фурман.) – Давайте на перекрестке разделимся и пойдем по параллельным улицам. Но только чтобы слышать друг друга в случае чего.
Фурман, всё больше погружаясь в цепенящий мрак, в одиночестве брел вдоль совершенно пустой улицы с полуразрушенными домами. Вдруг откуда-то послышались крики. Очнувшись, он растерянно попытался сориентироваться, пошел было назад, потом с колотящимся сердцем побежал вперед… И тут из-за угла появилась она. Оба встали как вкопанные. Между ними было метров семь.
– Эрна, стоять! – с бессильной угрозой приказал Фурман.
Она оценивающе взглянула на него и не спеша потрусила прочь на своих длинных ногах. Гадина, уйдет! Где же остальные?! Кричать было нельзя… Он пошел за ней следом, прикидывая возможные отчаянные варианты атаки. Нет, все-таки главное сейчас – чтобы она оставалась в поле зрения. Когда она остановилась понюхать пучок травы, Фурман замедлил шаг и начал ее уговаривать: «Эрна, Эрнуся, лисичка моя, ну что ты, не бойся, иди ко мне…» Вот вредина, побежала дальше вдоль забора. Только бы там не было дырки… Что-то заметив сбоку, Эрна притормозила, повернула голову и внезапно исчезла из виду. Неужели всё? Он из последних сил домчался до этого места – и чуть не упал: забор вдруг кончился… Вернее, он просто повернул, аккуратно обходя с трех сторон бессмысленную квадратную проплешину в уличном ряду. Фурмана так заворожила эта голая пустота, что он даже не сразу обратил внимание на грязно-розовое пятно справа у забора. Тряпка? Или коза?.. От неожиданности он рассмеялся. Эрна смотрела на него сконфуженно, словно не понимая, как после всей этой веселой беготни она оказалась в такой примитивной западне… Ну уж нет, милочка, даже и не думай! Фурман лихорадочно примерился, готовясь в случае чего вцепиться ей в загривок Юриной мертвой хваткой, но, к счастью, этот эксперимент не потребовался: ласковыми словами он убедил ее признать свое полное поражение, после чего хитрющая собаченция с радостным видом – мол, где же ты был, а я-то бегаю везде, ищу тебя! – сама пошла к нему в руки. Поскольку ошейника на Эрне не оказалось, Фурману пришлось вести ее, крепко ухватившись обеими руками за длинную шерсть, и к тому моменту, когда они встретились с остальными, пальцы у него совершенно онемели. Но в целом можно было считать, что весь этот ужас закончился очень правильно и Фурман, лично поймав Эрну, в каком-то смысле реабилитировал себя.
