Хади - Искалеченная
А я любила навещать одну из моих тетушек, у которой были только сыновья. Мне нравился их кузен, а я нравилась ему. Бабушка знала это.
Мама не хотела, чтобы я выходила по вечерам. Но я, озорная, подвижная, всегда находила способ ускользнуть на улицу, однако ничего плохого не делала. Это была игра – проведать подруг или друзей и поболтать.
Вечером, когда мы, дети, болтали в комнате мальчиков, я вдруг услышала, как кто-то здоровается с тетей. Моя бабушка!
Я не вижу никакого другого выхода, кроме того, чтобы спрятаться под кровать. Мальчики выходят из комнаты и с невозмутимым видом предстают перед пристальным взором моей бабушки.
– Хади здесь?
– Нет-нет, ее нет.
Но бабушка родилась не вчера и прекрасно знает, что мальчишки врут. Она входит в комнату, но не видит меня. Вероятно, она услышала мое дыхание, поскольку мгновенно подняла покрывало:
– Выйди оттуда!
– Я не делаю ничего плохого, я только хотела поговорить с…
– Быстро возвращайся домой. Ты больше не можешь делать то, что тебе вздумается, и ходить туда, куда хочешь. Ты теперь замужем, должна уважать своего мужчину и не встречаться с мальчиками.
Я, девочка-подросток, играя с подружками, забывала историю со свадьбой. Но бабушка всегда была настороже, может, потому, что у кузины родился внебрачный ребенок. Это позор быть беременной от кого-то другого, если ты обручена.
В августе тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, когда мне было почти четырнадцать, посланник появился снова. Он из касты сапожников, член нашей семьи. Когда посланник приходит с известием, например о смерти, то обращается только к старейшине, никогда к женщинам или молодым дядям. И в тот день мы даже шутили, – он очень приятный и с чувством юмора.
– А! Посланник! Что еще принес нам? Надеемся, что у тебя хорошие новости, главное – не о смерти.
Он пошел прямо к дедушке. А когда у дедушки кто-либо в гостях, нужно отойти в сторону, нельзя подслушивать. Поэтому я вернулась к своим обязанностям. Спустя полчаса дедушка позвал бабушку, мою маму и тетю – всех женщин в доме. Выйдя от дедушки, они пошли к маме. Я увидела, что они обсуждают что-то с озабоченным видом. Как обычно, ко мне сразу никто не обращается, я узнаю о плохой новости позже.
Жених приехал из Франции вчера вечером, он в Дакаре, и свадьба должна быть подготовлена и совершена очень быстро, поскольку у него мало времени. Он здесь в отпуске на месяц и в течение этого месяца должен жениться, а потом повидаться со своей семьей в деревне, что займет, как минимум, два дня пути. Короче говоря, свадьба назначена на следующий четверг, а сегодня понедельник. Бремени мало. Женщины недовольны:
– Это слишком быстро! Слишком быстро!
Ведь ничего не стоило предупредить их заранее – за два-три месяца. Спешка – неуважение к их труду. Организация свадебной церемонии требует времени. Нужно проинформировать всех членов семьи, подготовить приданое. К счастью, в том, что касается приданого, можно подождать, поскольку мужчина возвращается во Францию. Приданое представят семье позже, но подготовить его нужно обязательно.
Приданое молодой девушки состоит из набора кухонной утвари, одежды, ткани, набедренных повязок, сотканных, покрашенных и сшитых вручную, что требует времени – месяцев работы. В конце церемонии приданое должно быть представлено свекрови. Для его приготовления нужно иметь сумму, эквивалентную семистам евро сегодня. Это большие деньги для семьи. И многие девушки работают годами, готовя себе приданое. Деньги, которые дает будущий муж, тоже идут на расходы, но и семья девушки должна внести свою лепту.
Что касается меня, то сумма денег была символической. Мой папа говорил всегда: «Я не продаю своих дочек». Дедушка еще более строг в этом вопросе: «Деньги на ветер не выбрасывают – их слишком трудно заработать».
Бабушка уведомляет меня о новых запретах:
– С этого момента ты больше не покинешь дом. Ты займешься тем, что должна делать, но в доме. Ты не должна больше выходить на улицу.
Подружки все еще приходят ко мне, но смеха не так много, как раньше. Я в заключении, заперта, я становлюсь нервной. У меня осталось всего четыре дня…
В течение этих четырех дней каждый вечер мои подружки приходят в дом. Они поют, танцуют, шутят, болтают о разной ерунде. Это их способ дать мне понять, что я уже не в их клане, теперь я принадлежу к другому – замужних женщин.
На третий день тетя приходит выполнить свою роль символического проверяющего моей невинности.
– Уверена ли ты в себе? Если не уверена, скажи мне об этом сейчас.
– Я уверена в себе.
У нас слово стоит дорого. У нас не практикуют непристойную и унизительную проверку, никакой запачканной кровью простыни, которой размахивают, как трофеем, на утро после свадьбы посреди деревни. Но девственность невесты остается важнейшим условием замужества, и строгий надзор является свидетельством этого. Нужно быть невинной. И точка. Иногда мне казалось, что мама слишком строга в период сватовства.
– Видишь эту черту? Если ты перешагнешь ее, я порежу тебе ногу.
В любом случае моя жизнь уже была ограничена, когда у меня появились месячные. Перед свадьбой я слышала от нее постоянно, что должна быть осторожной.
– Ты много ходишь. Почему ты это делаешь? Девушка должна оставаться в доме. А ты все время носишься то к одному, то к другому.
– Но я хожу только к своим старым подругам и друзьям!
– Приходит время, когда девушка уже не выходит!
Действительно, согласно традиции девушка не должна больше выходить. Но поскольку в нашем квартале можно пересечь улицу, чтобы войти в дом той или другой моей подруги, я не видела в том ничего плохого. Моя мама – тоже, но для нее это было принципиально: я должна ей подчиниться. Если она не знала кого-либо из моих подруг, обязательно говорила:
– Кто она? Ты ходишь повсюду. Я выросла в этом городе, вышла здесь замуж, но никто меня не знает. А ты! Все знают тебя!
Я много ходила, поэтому всех знала, во все совала свой нос.
Мамы приступили к приготовлениям. Нужно найти большие котлы, купить рис, просо, баранов. Родственники начинают съезжаться из Дакара и других мест и остаются в доме, чтобы помочь. Некоторые остановились в большом доме моего дедушки, когда у нас уже не было места. Соседи берут к себе еще нескольких. Выходит настоящий муравейник. Члены моей семьи все дни с раннего утра готовят еду.
В четверг – большой праздник. Впервые я осознаю, что со мной происходит, и начинаю рыдать перед подругами. Я плачу по многим причинам, разным, смутным, но не потому, что покину мою семью, не в этом дело. Муж вернется во Францию, и я не думаю о разлуке, во всяком случае сейчас…
Я плачу по большей части оттого, что бабушки Фулей, которая воспитала меня, больше нет. Мне бы очень хотелось, чтобы она была рядом со мной и день свадьбы и была бы счастлива. Бог уже семь лег, как ее нет, но она прочно связана со мной и даже сегодня. Я обязана ей детством, воспитанием. Я получила благодаря ей много любви. Она научила меня уважению, чувству собственного достоинства, порядочности. Ее мне так не хватает. Мне страшно.
Я никогда не видела того мужчину. Я не знаю, как он выглядит, сколько ему лет. Мне сказали только, что у него уже была жена и что он развелся с ней на днях. Кажется, его жена забеременела от другого, в то время как он в течение многих лет не приезжал навестить ее в деревне. Вот причина развода, но это вовсе не утешает меня. И я плачу снова, когда тетя возвращается.
Приходит время с помощью лезвия для бритья, того самого лезвия, что с детства внушает мне ужас, удалить «ненужные» волосы. Нет никаких специальных средств, нет воска, я должна справиться сама. Нужно дать мужчине женщину, как говорят, девственную во всем, чистую во всех отношениях, очищенную от всего, включая волосяной покров, который некстати покрывает ее подмышки и живот. Подруги здесь, котлы кипят, барашек зарезан. Дом полон шума. Мне ничего не остается делать, как бриться.
– Хочешь, я помогу тебе?
– Спасибо, тетя, я сама.
Проклятое лезвие пробуждает забытые воспоминания. Я осмеливаюсь только едва коснуться некоторых мест. Я дрожу, держа лезвие, подобное тому, что когда-то резало меня. Это чертово лезвие! Я плохо управляюсь с ним. Руки дрожат. Я стараюсь, как могу, и не могу попросить помощи: слишком интимно и очень страшно.
Женщины поют и танцуют, а я испытываю противоречивые эмоции – запуганная, наивная и беспомощная. Я была горда, что выхожу замуж и должна делать все, как взрослая женщина. Я успокаиваюсь, поскольку женщины не оставляют мне времени для раздумий, приходя каждые пять минут. Они поют мне дифирамбы, с которыми в дом приходит приглашенный по этому случаю поэт, чтобы рассказывать о храбрости моих предков по отцовской и материнской линии. Все очень горды. Такое впечатление, что они отдали бы все свое богатство, чтобы присутствовать здесь, настолько горды за меня.
