Рэнди Пуш - Последняя лекция
«Подождите, подождите, подождите! — воскликнула Джей. — Вы говорите мне, что все кончено? С этого момента мы должны перестать бороться, потому что борьба проиграна? А пересадка печени?»
Доктор сказал, что после появления метастазов эта операция невозможна. Он предложил паллиативную химиотерапию. Это лечение лишь облегчало симптомы, может быть, давало возможность выиграть несколько месяцев. Доктор Вулф рассказал и о том, как облегчить последние оставшиеся месяцы.
Этот ужасный разговор казался мне нереальным, было безумно жаль себя и особенно Джей, которая не переставала плакать. Я все же остался ученым, даже в такой ситуации. Я продолжал анализировать факты и расспрашивать доктора о возможных вариантах. Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь в каком-то театре. То, как доктор Вулф разговаривал с Джей, произвело на меня огромное впечатление. Я был просто поражен. Я подумал: «Посмотри-ка, как он это делает. Конечно, ему много раз приходилось делать нечто подобное, и он уже стал специалистом. Он все тщательно отрепетировал, и все же каждый раз это удается ему очень сердечно и искренне».
Я обратил внимание на то, как доктор, перед тем как ответить на вопрос, откидывается в кресле и прикрывает глаза — казалось, это помогает ему сосредоточиться. Я наблюдал за его осанкой, за тем, как он подсаживается к Джей. Мне почти удалось превратиться в стороннего наблюдателя. Я думал: «Он не кладет руку ей на плечо, и я понимаю, почему. Этот жест будет выглядеть слишком самоуверенным. Но он наклонился к ней, положил руку на колено. Да он отлично умеет это делать!»
Мне бы хотелось, чтобы все студенты-медики, изучающие онкологию, увидели то, что видел я. Я видел, как искусно доктор Вулф строит фразы, чтобы придать им позитивный оттенок. Когда мы спросили: «Сколько мне осталось до смерти?», он ответил: «Скорее всего три-шесть месяцев вы будете чувствовать себя вполне сносно». Его слова напомнили мне работу у Диснея. Спросите у работников Диснейленда, когда закрывается парк, и они ответят: «Парк открыт до восьми вечера».
В тот момент я испытывал странное чувство облегчения. Слишком много месяцев мы с Джей ждали результатов и не знали, вернется ли опухоль. Теперь опухоль вернулась, вернулся целый десяток. Ожидание закончилось. И нам предстояло справляться с тем, что ждало нас впереди.
В конце разговора врач обнял Джей, пожал мне руку. И мы с Джей вышли в нашу новую реальность.
Выходя из кабинета, я думал о том, что сказал Джей в аквапарке, спустившись с водяной горки: «Даже если завтрашние результаты будут плохими, я хочу, чтобы ты знала, как здорово быть живым, быть здесь, с тобой. Что бы нам завтра ни сказали, я не собираюсь умирать, узнав эти новости. Я не умру ни на следующий день, ни через день, ни еще через день. А сегодня мы провели прекрасный день. И я хочу, чтобы ты знала, насколько я рад».
Я думал о своих словах и об улыбке Джей.
И тогда я понял. Вот так мне и нужно провести остаток жизни.
Человек в кабриолете
Как-то утром, уже после того, как мне поставили страшный диагноз, я получил электронное письмо от Робби Козак, вице-президента университета «Карнеги-Меллон». Она рассказала мне свою историю.
Накануне вечером она возвращалась домой из университета и ехала за мужчиной в кабриолете. Был теплый, радостный весенний вечер. Мужчина опустил верх машины и открыл все окна. Его рука лежала на двери, а пальцы постукивали в такт звучащей музыке. Он слегка покачивал головой, а ветер перебирал его волосы.
Робби перестроилась в другую полосу и подъехала чуть ближе. Она увидела легкую улыбку на лице мужчины, отсутствующую улыбку счастливого человека, целиком погруженного в свои мысли. Робби подумала: «Надо же, как этот человек наслаждается жизнью и этим мгновением».
Кабриолет свернул за угол, и Робби увидела лицо мужчины. «Боже мой! — подумала она. — Это же Рэнди Пауш!»
Робби была поражена моим видом. Она знала, что прогноз моей болезни неутешителен. Вечером она написала мне, как тронул ее мой счастливый вид. В тот момент я, по-видимому, пребывал в хорошем настроении. Робби написала: «Ты даже не представляешь, насколько счастливым сделал мой день! Ты напомнил мне о том, что жизнь прекрасна!»
Я прочитал это письмо несколько раз. И еще не раз к нему возвращался.
Не всегда легко сохранять позитивный настрой во время лечения рака. Когда у вас возникает серьезная медицинская проблема, очень сложно сохранять радость жизни. Я всегда удивлялся, как мне удается общаться с другими людьми. Может быть, порой мне приходилось заставлять себя казаться сильным и несгибаемым. Многим раковым больным приходится это делать. Может быть, и я поступал так же?
Но Робби увидела меня, когда я был наедине с собой. Мне хочется думать, что она увидела меня настоящим. Она видела меня таким, каким я был в тот вечер.
Ее письмо было совсем коротким, но для меня оно очень много значило. Робби открыла мне окно в мою душу. Я все еще радовался жизни. Я все еще знал, что жизнь прекрасна. Я был в порядке.
Голландский дядюшка
Люди, которые меня знают, подтвердят вам, что я всегда очень трезво относился к самому себе и к собственным способностям. Я всегда говорил то, что думал, и то, во что верил. Я был очень нетерпим к некомпетентности.
Эти черты характера сослужили мне хорошую службу. Но порой, поверите вы мне или нет, меня считали высокомерным и бестактным. И в такие моменты те, кто мог помочь мне разобраться в самом себе, сами становились очень жестокими.
Моя сестра Тэмми считала меня братом-всезнайкой. Я всегда говорил ей, что делать, словно порядок нашего рождения был ошибкой, которую я отчаянно пытался исправить.
Однажды, когда мне было семь лет, а Тэмми девять, мы ждали школьный автобус. Я, как всегда, поучал сестру. В конце концов ее терпение лопнуло. Она схватила мою коробку с завтраком и бросила ее в грязь... И в этот момент подъехал автобус. В школе сестру вызвали к директору, а меня отправили к уборщице, которая помогла мне отмыть коробку, выбросила испачканный грязью сэндвич и дала денег на обед.
Директор сказал Тэмми, что вызовет в школу мать. «Я хочу, чтобы она сама во всем разобралась», — сказал он. Когда мы вернулись домой, мама сказала: «Пусть с вами разбирается отец». Сестра целый день в страхе ждала возвращения отца.
Отец вернулся домой, выслушал нашу историю и широко улыбнулся. Он не собирался наказывать Тэмми. Вместо этого он ее поздравил! Бросить мою коробку в грязь — вот, оказывается, самый необходимый поступок в подобной ситуации. Меня нужно было поставить на место... хоть этот урок можно было преподать и по-другому.
Когда я поступил в Университет Брауна, я знал, что обладаю определенными способностями. И окружающие знали, что я это знаю. Мой приятель Скотт Шерман, с которым я познакомился на первом курсе, вспоминает, что у меня «полностью отсутствовало чувство такта, и все знали, что я — человек, который может мгновенно обидеть того, кого только что встретил».
Я не замечал собственного поведения. Все складывалось нормально, я хорошо учился. Легендарный компьютерщик, профессор Энди ван Дам, сделал меня своим помощником. Профессора прозвали «Энди ван Деманд»[2]. Работа меня чрезвычайно увлекала, и это было хорошо. Но у меня были сильные стороны, которые одновременно были и моими недостатками. С точки зрения Энди, я был слишком поглощен собой, слишком резок. Я не умел проявлять гибкость и готов был отстаивать свою точку зрения с пеной у рта.
Однажды Энди пригласил меня на прогулку. Он положил мне руку на плечо и сказал: «Рэнди, мне очень жаль, что люди считают тебя слишком высокомерным. Это помешает тебе многого добиться в жизни».
Оглядываясь назад, могу сказать, что профессор прекрасно подобрал слова. В действительности он хотел сказать: «Рэнди, ты — полное ничтожество!» Но он сумел сделать так, что я позитивно отнесся к его критике и услышал то, что хотел сказать мне мой герой. Существует старинное выражение «голландский дядюшка» — то есть человек, способный сказать тебе правду в глаза. Сегодня на это способны лишь немногие, поэтому выражение начинает устаревать. Порой его даже не понимают. (А самое замечательное заключалось в том, что Энди действительно голландец!)
С того момента, как моя последняя лекция начала распространяться в Интернете, многие старые друзья стали писать мне, порой называя меня святым Рэнди. Тем самым они напоминали о том, что были времена, когда меня называли совсем иначе и куда более резко.
Но мне хочется думать, что мои недостатки относились скорее к сфере общения, чем к моральным категориям. Мне посчастливилось в течение ряда лет общаться с замечательными людьми, подобными Энди. Я был им небезразличен, и они были готовы говорить мне горькие истины, которые я должен был услышать.
