Стив Дьюно - Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя
4
Лy учится новому
Лy сидел у кровати и смотрел на меня.
— В чем дело? — спросил я. Час назад я выпустил его во двор, а потом прилег подремать после обеда. — На улицу тебе не надо, и до ужина еще далеко, не приставай.
Он по-прежнему не сводил с меня глаз. Иногда у него был такой взгляд, словно он примеривается, как бы половчее перекусить вам глотку, и сегодня был как раз такой день.
— Я не встану, — отрезал я. На часах было без четверти четыре.
Он сунул нос в открытый шкаф, потом посмотрел на меня, потом опять на шкаф.
— В чем дело? — повторил я.
Он выбежал из комнаты, но тут же вернулся.
— Р-р.
— У тебя что, опять диарея?
И тут все вокруг зазвенело. Я спросонья даже не понял, в чем дело. У меня не было ни колокольчиков, ни тамбуринов, ни литавр. Именная бляха на ошейнике у Лу звякала по-другому. Соседский грузовичок с мороженым вообще не звенел, он только на всю улицу играл дурацкие, очень громкие песенки, чтобы приманивать детишек… Нет, звон – это было что-то новое.
Лу снова заглянул в шкаф, и теперь я последовал его примеру и, наконец, понял в чем дело: на перекладине висели пустые металлические вешалки, которые сейчас радостно звякали друг об друга, как буддистские молитвенные колокольчики.
Со стены упала литография в раме. Лу попытался ухватить ее зубами, но чуть-чуть промахнулся. Мы переживали наше первое совместное землетрясение, и он узнал об этом на несколько минут раньше, чем я.
Комната тряслась вокруг нас, как вагон метро. Лу выбежал из комнаты и принес мячик, выбежал еще раз и вернулся с диванной подушкой, выбежал вновь и приволок мне сковороду.
Я все еще пытался проснуться. Лу заскочил на кровать и радостно зафыркал: происходящее явно его развлекало.
Когда-то я читал рассказы древнегреческих историков про крыс, змей и хорьков, которые перед землетрясением стремительно покинули город, который затем был стерт с лица земли. Зрелище, полагаю, было впечатляющее, так что я устремился к окну и выглянул наружу – но, увы, никакого массового исхода грызунов там не обнаружил.
Так же внезапно, как началось, все закончилось. Вешалки перестали отзванивать призыв к молитве, а я неспешно принялся обходить дом, который обрел привычную неподвижность, пытаясь понять, что же мне теперь делать. Взбудораженный Лу обнюхивал вещи, свалившиеся на пол. Землетрясение оказалось силой 5,2 балла. Меня это впечатлило, но для привычных ко всему местных жителей это были сущие пустяки.
— Добро пожаловать в город колокольчиков, Лу. — Он лизнул меня в щеку, затем сбегал и принес из гостиной бейсболку. — Спасибо. — Лу радостно помчался за поводком. — Ладно, пойдем гулять.
Новый район мы изучали вместе. Лу научился идти рядом, не выскакивая вперед. Поначалу не обошлось без недоразумений, конечно, но он быстро сообразил, что если внимательно следить за тем, что я делаю, гулять станет гораздо интереснее. Большинство собак осваивают команду «рядом» не сразу, временами на это уходят недели изматывающего труда, но Лу это нравилось. Он любил гулять со мной.
Собаки и хозяева проносились мимо нас, как листья, гонимые ветром. Владельцы едва удерживались на ногах: похоже, они понятия не имели, куда пес их сейчас потянет. «Кто тут кого выгуливает, непонятно», — посмеялся я про себя.
Когда очередная такая парочка налетала на нас, чужая собака обычно начинала зазывать Лу в игру. Он очень любил чужое внимание и веселье. Но если другой собаке хотелось подраться, на это у Лу находился совершенно другой ответ: он не использовал силу и скорость для защиты, а вместо этого становился очень дипломатичным. Он изучал, как движется тот пес, а потом уклонялся от его бросков, словно Джеки Чан от кулаков пьянчуги, и рано или поздно нападавший выдыхался.
Вспоминая об этом, я понимаю, что такой инстинктивный талант, как и многие другие его манеры, появился неспроста. С самого детства в лесу ему пришлось научиться хитрости и выживанию, и теперь он применял эти навыки к местным домашним собакам. Лу отпрыгивал, увертывался, кружился, смеялся – делал все, чтобы другая собака успокоилась и прекратила на него нападать.
В таких случаях я обычно отпускал поводок и позволял Лу делать все, что он считал нужным, пока другой владелец из последних сил удерживал своего пса. При этом у Лу на морде играла вечная улыбка, как у Чеширского кота. Тогда я этого еще не знал, но именно эта «тактичность» Лу впоследствии стала нашим оружием для спасения сотен других собак.
Лу был еще щенок, любопытный и жадный до ласки. Он не мог понять, что далеко не каждый, кого он встречает на своем пути, считает его милым и замечательным. Со временем, конечно, он и для самых опасных случаев выработал свою, особую стратегию, но в ту пору им двигал ничем не омраченный энтузиазм.
Мы были совершенно без ума друг от друга. Он в буквальном смысле был готов ради меня в огонь и в воду (и однажды это доказал). И я тоже не чаял в нем души. Это было как в кино: у меня появился идеальный верный пес, как Лэсси… правда, я-то не был подростком, мне было уже под тридцать, и временами я чувствовал себя слегка неловко. Но я еще не знал, что наша история с Лу только начинается, и во многом она будет интереснее, чем приключения выдуманного мальчика и его пса.
Сколько себя помню, я всегда высмеивал хозяев, которые делают из своих собак объект поклонения. Пес не должен быть центром вселенной, он просто член вашей семьи, такой же, как остальные, он должен соблюдать правила, и у него должны быть привилегии, а если относиться к собаке как к рок-звезде, она превратит вашу жизнь в кошмар.
У нас с Лу все было по-другому, он с самого начала понимал, кто он такой и где его место. Когда мы справились с нашими первоначальными проблемами, он очень быстро научился вести себя сдержанно и разумно и дал мне возможность не торопясь осваивать основы дрессуры. Я сосредоточился на позитивном закреплении и на том, как лучше проводить обучение. Я смело мог ставить перед Лу все новые, более сложные задачи, потому что был уверен в нем. Лу знал, что я не ставлю его во главу угла, зато сам я был для него центром вселенной, и в этом вся разница.
По утрам мы часто ходили в небольшой парк, как раз в то время, когда дети бежали в школу. Я специально выбирал такой маршрут; мне хотелось, чтобы он больше общался с детьми. Я даже раздал им пакетики с собачьим лакомством, чтобы они могли угощать Лу при встрече.
Очень скоро для них и для Лу это стало настоящим праздником: он вилял хвостом, вываливал язык, все улыбались, малышня хвасталась друг перед другом, как их слушает этот здоровенный черный пес с такими умными глазами. Новички поначалу пугались и повизгивали, но очень быстро тоже начинали смеяться, а Лу наслаждался всеобщим вниманием, фыркал, толкал их носом и обнюхивал, как будто это были его братья и сестры по помету.
За два месяца Лу набрал двадцать фунтов. Теперь он был похож на своего отца, только помельче – но такой же мощный, с крепким оформленным телом. Лапы и плечи у него были крепкие и налитые, как руки бодибилдеров, которых мы иногда видели на улице. Спортзал, где они занимались, был расположен в соседнем квартале, а на полпути находилось мое любимое кафе. В хорошую погоду я устраивался на террасе и работал, а Лу, привязанный к ограде, требовал внимания у прохожих.
Он держал себя с таким достоинством и дружелюбием, что вскоре завоевал всеобщую любовь. Грозные качки при встрече с ним вели себя как восторженные малые дети. За каких-то два месяца из дикого пожирателя белок Лу превратился в лос-анджелесскую звезду.
А еще он много работал. Мы оба любили учиться, и он осваивал все новое очень быстро. Все основные команды и способы поведения он изучил в считаные недели, а потом захотел еще.
Как-то раз мы шли по улице, и вдруг я посмотрел на поводок, который висел свободно и не натянуто… и внезапно понял, что он нам не нужен. Поэтому я уложил его Лу на спину, а сам продолжил идти рядом, по-прежнему о чем-то с ним разговаривая. Он поднял голову и улыбнулся. Он шел рядом без поводка, все было очень просто. Я чувствовал себя как гордый папаша, впервые отпустивший отпрыска на двухколесном велосипеде.
Я снижал темп, и он замедлялся. Я шел быстрее, он тоже. Я тормозил, и он останавливался вслед за мной, а потом садился. Я хвалил его, но старался не слишком усердствовать, как будто во всем этом не было ничего необычного. Однако внутри я раздувался от гордости и за него, и за себя.
Когда он попривык, я стал делать неожиданные повороты. Или переходить на бег – и он всегда поддерживал мою скорость. Если я внезапно останавливался, он тоже вставал и пятился на шаг или два, чтобы мы вновь оказались наравне. Этому я его не учил, он просто стал так делать в какой-то момент.
Как бы я ни старался застать его врасплох, он всегда успевал за мной и ухмылялся, как Чеширский кот, когда знал, что у него получается на отлично. Для него все это было игрой. Он бросал на меня довольный взгляд с видом: «Я тебя понял, брат, давай дальше!»
