Грэм Грин - Комедианты
— Вы жили в Порт-о-Пренсе, — сказал он. — Значит, вы должны знать тамошнее начальство?
— Начальство приходит и уходит.
— Ну, хотя бы военных?
— Их там больше нет. Папа-Док не доверяет армии. Начальник штаба, как я слышал, прячется в посольстве Венесуэлы. Генерал в безопасности — убежал в Санто-Доминго. Несколько полковников скрываются в доминиканском посольстве, а три полковника и два майора — в тюрьме, если они еще живы. У вас к кому-нибудь из них рекомендательные письма?
— Не совсем, — сказал он, но вид у него был встревоженный.
— Лучше не предъявлять рекомендательных писем, пока не удостоверишься, что адресат еще жив.
— У меня записочка от генерального консула Гаити в Нью-Йорке с рекомендацией...
— Помните, что вы уже три дня в море. За это время многое могло случиться. Генеральный консул мог попросить политического убежища...
Он произнес тем же тоном, что и казначей:
— Не понимаю, что вас-то заставляет ехать обратно, если там такая обстановка.
Сказать правду было легче, чем соврать, да и час был уже поздний.
— Оказалось, что я скучаю по тем местам. Спокойное существование может надоесть не меньше, чем опасность.
— Да вот и я думал, что по горло сыт опасностями, пережитыми на войне.
— В какой вы были части?
Он осклабился: я слишком открыто показал свои карты.
— Я ведь и тогда был непоседой, — сказал он. — Переходил с места на место. Скажите, а наш посол — что он за птица?
— У нас его вообще нет. Выслали больше года назад.
— Ну, а поверенный в делах?
— Делает, что может. И когда может.
— Да, мы, видно, плывем в чудную страну.
Он подошел к иллюминатору, словно надеялся разглядеть эту страну сквозь последние двести миль морского простора, но там ничего не было видно, кроме света, падавшего из каюты; он лежал на поверхности темной воды, как желтое масло.
— Уже не тот рай для туристов, что раньше?
— Нет. Никакого рая там, в сущности, и не было.
— Но, может быть, там найдется какое-нибудь дело для человека с воображением?
— Это зависит...
— От чего?
— От того, есть ли у вас совесть.
— Совесть? — Он глядел в темноту ночи и как будто спокойно взвешивал мой вопрос. — Да как сказать... совесть обходится недешево... А как, по-вашему, отчего плакал этот негр?
— Понятия не имею.
— Странный был вечер. Надеюсь, в следующий раз все пойдет удачнее.
— В следующий раз?
— Я думал о встрече Нового года. Где бы мы в это время ни были. — Он отошел от иллюминатора. — Что ж, пора на боковую. А Смит, по-вашему, чего крутит?
— Чего же ему крутить?
— Может, вы и правы. Не обращайте внимания. Ну, я пошел. Плавание кончено. Никуда от этого не денешься. — И он добавил, взявшись за дверную ручку: — Я хотел вас всех повеселить, да не очень-то у меня это получилось. Ладно, пойду спать. Утро вечера мудренее. Так я считаю.
2
Я не питал чересчур радужных надежд, возвращаясь в страну, где царили страх и отчаяние, и все же, когда «Медея» входила в порт, вид знакомых мест меня обрадовал. Огромная махина Кенскоффа, навалившаяся на город, была, как всегда, наполовину в тени; новые здания возле порта, возведенные для международной выставки в так называемом современном стиле, поблескивали стеклами в лучах заходящего солнца. Прямо на меня смотрел каменный Колумб — здесь мы с Мартой назначали по ночам свидания, пока комендантский час не запирал нас в разных тюрьмах: меня в моей гостинице, ее в посольстве; мы не могли даже поговорить по телефону, — он не работал. Марта, бывало, сидела, в темноте в машине своего мужа и сигналила мне фарами, услышав шум мотора моего «хамбера». Интересно, нашла ли она за этот месяц — после того, как отменили комендантский час, — другое место свиданий и с кем? В том, что она нашла мне заместителя, я не сомневался. В наши дни на верность рассчитывать не приходится.
Я был поглощен таким множеством нелегких дум, что совсем забыл о своих спутниках. Никаких вестей для меня из английского посольства не было, и я мог надеяться, что пока все обстоит благополучно. В иммиграционном пункте и на таможне царила обычная неразбериха. В порт прибыло только наше судно, однако под навесом собралось много народу: носильщики, шоферы такси, у которых неделями не бывало пассажиров, полиция, случайно забредший тонтон-макут в черных очках и мягкой шляпе и нищие, толпы нищих. Они просачивались в любую щель, как вода во время дождей. Какой-то безногий сидел под таможенной стойкой, как кролик в клетке, и молча протягивал руку.
Ко мне сквозь толпу пробиралась знакомая фигура. Обычно он болтался на аэродроме, и я не ожидал встретить его здесь. Это был журналист, которого все звали Пьер Малыш, — метис в этой стране, где полукровки — аристократы, ожидающие своей очереди на гильотину. Кое-кто считал, что он связан с тонтонами, иначе как бы ему до сих пор удавалось избежать побоев, а то и чего-нибудь похуже? Однако в его светской хронике иногда попадались сатирические выпады — он все же был не лишен отваги, может быть, он рассчитывал, что полиция не читает между строк.
Он схватил меня за руки, словно мы были закадычными друзьями, и заговорил по-английски:
— Да это же мистер Браун, сам мистер Браун!
— Как поживаете, Пьер Малыш?
Он захихикал, стоя на носках остроносых туфель: Пьер был совсем маленького роста. Вот таким веселым я его и помнил, — он вечно смеялся. Его забавляло все, даже когда у него спрашивали, который час. Он был очень подвижен, и казалось, что он раскачивается от хохота, как мартышка на лиане. Я был уверен, что, когда настанет его час — а он должен был настать при том рискованном, вызывающем образе жизни, какой он вел, — Пьер Малыш засмеется в лицо палачу, как, говорят, смеются китайцы.
— Рад вас видеть, мистер Браун. Как там — сверкают огни Бродвея? Мэрилин Монро, разливанное море виски, кабачки?.. — Он слегка отстал от века, потому что уже тридцать лет не ездил никуда дальше Кингстона на Ямайке. — Дайте-ка мне ваш паспорт, мистер Браун. А где багажные квитанции? — Он помахал ими над головой, продираясь сквозь толпу, и быстро уладил все формальности; он знал всех и каждого. Даже таможенник пропустил мой багаж, не открыв чемоданов. Пьер Малыш обменялся несколькими словами с тонтон-макутом у двери, и, когда я вышел, он уже подозвал такси. — Садитесь, садитесь, мистер Браун. Сейчас принесут ваш багаж.
— Как тут у вас дела? — спросил я.
— Как всегда. Тихо.
— Комендантского часа больше нет?
— А зачем нам комендантский час, мистер Браун?
— В газетах писали, будто на севере орудуют повстанцы.
— В каких газетах? В американских? Надеюсь, вы не верите тому, что пишут американские газеты? — Он сунул голову в дверь такси и сказал со своим странным смешком: — Вы себе и не представляете, мистер Браун, как я счастлив вас видеть!
И я ему чуть было не поверил.
— А почему? Разве я не здешний житель?
— Конечно, вы здешний житель, мистер Браун. Вы — верный друг Гаити. — Он снова хихикнул. — А все-таки многие наши верные друзья нас недавно покинули. — Он слегка понизил голос. — Правительство было вынуждено забрать несколько пустовавших отелей.
— Спасибо за предупреждение.
— Нельзя же было бросить имущество на произвол судьбы.
— Какая заботливость! А кто там теперь живет?
Он захихикал:
— Гости нашего правительства.
— Неужели оно принимает гостей?
— Была у нас польская миссия, но довольно быстро уехала. А вот и ваш багаж, мистер Браун.
— А я успею добраться до «Трианона», пока не выключат свет?
— Да, если поедете прямо.
— А куда мне заезжать?
Пьер Малыш хмыкнул.
— Давайте я поеду с вами, мистер Браун. На дороге между Порт-о-Пренсом и Петионвилем много застав.
— Ладно. Садитесь. Все что угодно, лишь бы обойтись без осложнений.
— А что вы делали в Нью-Йорке, мистер Браун?
Я ответил ему откровенно:
— Пытался продать свою гостиницу.
— Не вышло?
— Не вышло.
— В такой огромной стране — и не нашлось предприимчивых людей?
— Вы же выслали их военную миссию. Заставили отозвать посла. После этого трудно рассчитывать на доверие. Господи, совсем забыл! Со мной приехал кандидат в президенты.
— Кандидат в президенты? Надо было меня предупредить.
— Не слишком удачливый кандидат.
— Все равно. Кандидат в президенты! А зачем он сюда приехал?
— У него рекомендательное письмо к министру социального благоденствия.
— К доктору Филипо? Но доктор Филипо...
— С ним что-нибудь случилось?
— Сами знаете, что такое политика. Во всех странах одно и то же.
— Доктора Филипо сняли?
— Его не видели уже неделю. Говорят, он в отпуску. — Пьер Малыш тронул шофера такси за плечо. — Остановись, mon ami [мой друг (фр.)]. — Мы еще не доехали даже до статуи Колумба, а на город быстро спускалась ночь. Он сказал: — Мистер Браун, я, пожалуй, вернусь и поищу его. Ведь и у вас в Англии не стоит попадать в ложное положение. Хорош бы я был, приехав в Англию с рекомендательным письмом к мистеру Макмиллану. — Он помахал на прощанье рукой. — Скоро зайду к вам на стаканчик виски. Я ужасно рад, ужасно рад, что вы вернулись, мистер Браун. — И он отбыл с блаженным видом, никак не вязавшимся с обстоятельствами.
