Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана
Начальник штаба самый первый подскочил ранней птахой и с чувством вины начал разучивать легенду для своей посмертной реабилитации. Его очень заботит, чем все кончится: повешением или расстрелом. Но он все–таки рассчитывает на второе, как на более достойное наказание. Петр перед зеркалом стоит и говорит свой монолог–извинение атаману:
— Уважаемый Евгений Александрович! Я приношу вам глубочайшие извинения за свое отнюдь не рыцарское отношение к вашей знакомой. Причиной моего позора явилось одно весьма немаловажное обстоятельство…
Петр вдруг делает осечку и в сердцах плюется на зеркало и ему же объясняет:
— Блин! Какое на хрен обстоятельство? И причем тут позор? Может у меня банальная слабость желудка или вообще… и что мне сказать? Ладно, пойду, повинюсь, и меня, может быть, просто расстреляют.
Около одиннадцати часов в штаб прибывает атаман в сопровождении Виктора и Алеси. Мой друг начинает предупредительно посыпать свою короткую стрижку пеплом, на что атаман только рукой махнул:
— Смотрите, чтобы хоть сегодня не опозорились перед Ингой. Сегодня будете свою вину отрабатывать в двойном размере.
Мы шагаем по улицам Браслава и попадаем на площадь. На пересечении улиц Советской и Красноармейской перед зданием райисполкома выстроились коллективы художественной самодеятельности. Тут много народу, но и нам находится местечко, здесь же встречаем Ингу. Что самое удивительное, она мне уже не кажется такой красавицей, как вчера. Сразу я и в толк взять не могу, отчего же со мной такая метаморфоза. Может, сработала проверенная мужиками банальная закономерность насчет достаточного количества водки? Точно! Теперь мне понятно, почему начальник штаба покинул поле боя. Оказывается, ситуация объясняется весьма просто, она вписывается в теорию умной женщины с двусмысленным ником не то «королева», не то «Королева». Ведь мой друг вчера был менее всех начитан и его взор был лишен розовой поволоки.
Инга, как ни в чем не бывало, с нами здоровается. Начальник штаба отвечает ей приветствием с милой улыбочкой и виноватым опусканием глаз. Памятуя о своей главной обязанности, он приклеивается к Инге и в нарушение морского устава, будто флагманский крейсер, постоянно находится в кильватерной струе небольшой бригантины со стройным такелажем и надувшимися благорасположенным ветром алыми парусами…
Представитель администрации района произносит приветственную речь, зрители и участники хлопают в ладоши. Шествие возглавляют первые лица района, потом идут военный оркестр, задорные барабанщицы, представители предприятий Браслава, коллективы художественной самодеятельности в национальных костюмах. Все они проходят перед зрителями и по Советской улице направляются к месту проведения концерта. Длинная колонна шествует до лесистой местности, где прямо под соснами устроена сцена, а также ряды деревянных скамеек перед ней.
Начинается концерт, продолжающийся несколько часов. Идет череда выступающих с разных городов нашей республики и других государств. Каждому коллективу предоставляется возможность выступить с двумя номерами программы. На нас производит впечатление женская танцевальная группа из российского города Ярцево, Смоленской области. Они грациозными лебедушками проплывают в великолепных кокошниках снежной синевы и длинных сарафанах. Всем зрителям очень нравится минский хор «Батька атаман», который спел мощно, а трое казаков продемонстрировали виртуозную работу с шашками.
Лесной театр мы покидаем без путеводной бригантины. Когда она улизнула, я не видел, наверное, со спущенными парусами, коль так незаметно. Какое напутствие бригантине дал мой друг, я не знаю, может, его и не было. И снова я подумал: «Ему бы дипломатом работать, он бы столько принес пользы стране. Он бы любые планы агрессора порушил».
Минская делегация казаков из хлебосольного Браслава выезжает около семи часов вечера с совсем другим настроением. Перед этим мы присели к столу и долго беседовали, пили за гостеприимную браславскую землю, за красоту тутошних мест, за здоровье атамана… невзначай я предложил тост, отношение к которому оказалось неоднозначным:
— За несостоявшееся любовное приключение!
Казаки дружно заржали, атаман зыркнул лиловым глазом, а кое–кто, стыдливо опустив глаза, сознался:
— А оно мне надо, ежели дома меня ждет, не дождется жена молодая? А вдруг она прознает про мои непотребства? Не-е, я дорожу своей женой и терять ее по причине дурного хотения вздорной бабенки не желаю.
Кто–то прыснул в кулачок, а Алеся поддержала кающегося казачка–грешника:
— Ах, какой умничка–мужчинка!
На том персональное дело начальника штаба закрыли одобрительной резолюцией атамана. На радостях от удачно разрешившегося вопроса все подняли рюмки за любимых женщин, а последний тост, как водится:
— На посошок!
Который был подробнейшим образом дополнен оглоблевой, стременной… я же предложил тост «в морду коня» в модифицированном виде:
— В морду радиатора!
Опять Слава за рулем и дорога домой оказывается гораздо короче, чем в гости. Виктор сидит на штурманском месте, нет, нет, да и поднесет очередную чарку. Мы с ним лечимся, остальные же, судя по отказу, уже здоровы.
Слева от меня на заднем сиденье сидит Петр, а справа — Алеся, с которой мы всю дорогу беседуем, а потом и вовсе так заспорили, что мой друг делает нам замечание:
— Да прекратите вы ругаться!
Алеся, как самая трезвая, сбавляет обороты, и мы затихаем, правда, в оправдание нашего эмоционального спора она спрашивает:
— Зато время незаметно летит, правда, Алексей?
— Конечно, Алеся, тут и спору нет!
У мужа желваки играют так, что, кажется, его зубы давно стерлись в муку. Я этого не замечаю, так как увлечен разговором, зато вижу памятник «Авиаконструктору Павлу Сухому». Виктор за это хватается, как за спасительную соломинку, мы останавливаемся и у пьедестала с самолетом поднимаем стопки во славу боевой авиации. Довольные, садимся в машину и продолжаем путь, но неугомонная Алеся, сама того не подозревая, в тлеющий хворост ревности мужа добавляет керосинчику:
— Алексей, а давай обменяемся телефонами, и я тебе сброшу фотографию, на которой ты так смешно на сцене ногами болтаешь?
Пока мы нетрезво тыкаемся в своих мобильниках и проверяем контакты, Виктор в это время просто исходит на нет, будто мы тут входим не в мобильную, а в другую связь. О чем только ни думает ревнивый муж! Он настолько зол и его возмущенный разум кипит так, что к сидящему по диагонали Петру он тихо обращается за советом:
— Мне что, его прямо тут отметелить?
Но мы с Алесей этого не видим и не слышим, мы коротаем время, которое для нас пролетает почти мгновенно, в то время как у Виктора оно от ревности и злости плетется медленней черепахи.
В Минск мы врываемся уже после десяти часов вечера и хоть завтра всем на работу, не скажу за всех, но от себя со всей ответственностью заявляю, что я отдохнул на месяц вперед!
КАЗАЧЬИ ЗАБАВЫ
Отчет о «командировке»
Слава Тебе, Господи, что мы казаки!
О поездке на Дон для участия в мероприятиях, приуроченных к первопрестольному празднику Покрова Божией Матери, разговоры велись давно. Сначала в Ростов–на–Дону решили направить четырех делегатов. Но не зря народная мудрость утверждает, что человек предполагает, а Бог располагает. И по приглашению Атамана Всевеликого Войска Донского 8‑го октября из Минска выезжают атаман Белорусского отдельного казачьего округа и автор этого рассказа.
Атаману Евгению Александровичу Россолаю 75 лет, но он бодр, активен и выглядит не старше 60. Он родился в Бешенковичском районе Витебской области. Во время войны вместе с матерью и сестрой находился в эвакуации в Чувашии. Детские и школьные годы провел в Лепеле и в Браславе, где окончил среднюю школу. Его нравственные учителя — отец и мать, которые получили достойное образование еще в дореволюционной России, — привили ему дух семейной чистоты, любовь к Родине, порядочность и доброту. Продолжая семейную традицию, Евгений стал офицером. Службу завершил полковником в должности начальника отдела 4‑й воздушной армии. Господь наделил его красноречием и поэтическим даром, а первые стихи он написал в 1963 году.
Поезд сообщением «Минск — Минеральные Воды» отправляется строго по расписанию. Нам предстоит преодолеть путь в полторы тысячи километров длительностью полтора суток. Мне, как младшему, повезло с верхней полкой, атаман устраивается внизу. Нас провожает начальник штаба Петр Михайлович Калинин, который собирался ехать с нами, но предстоящая не боевая операция по медицинской части разрушила его планы.
Наши попутчицы мама Алина и ее взрослая дочь Марина едут с нами без малого сутки и выходят в Ельце, районном центре Липецкой области. Утром их место занимают женщины 50 и 75 лет. Старшая — Мария Ивановна, интеллигентная женщина, живет в Баку, она неторопливо и с ностальгией вспоминает свою жизнь. Когда у нас кончается хлеб, она угощает батоном. Другая — проницательная и наблюдательная Надежда, едет до станции Зверево, которая находится недалеко от украинской границы. Там люди напуганы артиллерийскими обстрелами с братской стороны. Надежда, служивый человек, рассказывает о своих скитаниях по Советскому Союзу, о жителях Новочеркасска, которые отличаются от ростовчан, несмотря на то что эти города находятся рядом. Новочеркассцы культурой и характером схожи с петербуржцами. Правда, если последние мягкие, то первые имеют жесткий внутренний стержень.
