Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)
Сколько Данилов плыл, он не помнил. Когда мышцы налились усталостью и силой, он повернул к берегу, достиг дна и тут – начал резвиться, как дельфин, весело и бездумно. Волшебное чувство невесомости захватило его, и он проныривал в кущах водорослей, кувыркался, штопором ввинчивался в воду, нырял, отталкивался от дна и выпрыгивал из воды, чтобы упасть колодой, подняв радугу брызг. И – снова кувыркался, и – снова входил в воду винтом, выскакивал, выкрикивая от избытка чувств что-то неразумное, махал приветственно махине древнего берега, снова нырял... К пляжу он пришел вместе с волной, кувыркнулся напоследок в пене, встал во весь рост и, пошатываясь, побрел к пляжу.
Девушка, сидевшая у гряды камней, встала и пошла ему навстречу. Она двигалась упруго, гибко, не отрывая от Данилова взгляда. Обнаженное смуглое тело, ясный взгляд блестящих карих глаз, выгоревшие до цвета желтой соломы жесткие волосы, распушенные соленой водой и ветром... Она подошла почти вплотную, провела ладонью по его плечам и груди, неотрывно глядя ему в глаза...
Губы ее приоткрылись, ресницы дрогнули... По его телу волной прошел жар, мир исчез...
Эта была самая древняя магия на земле... Их тела пульсировали, будто волны, их то накрывало теплой лаской влажного, как близкие слезы, тумана, то – уносило вверх... Сначала восходящие потоки были жарки, ленивы, нежны, а потом – движение ускорялось и несло их ввысь в неудержимом шквале, и все вершины мира были малы, и все бездны – мелки, когда они застывали на пике мира и – срывались вниз в неудержимо отвесном падении, жадно вдыхая влажный пьянящий туман... И океанские волны качали их в колыбели, и сны о лесах, цветах и травах путали сознание, но крепчающий бриз холодил изморозью, чтобы сразу следом они исполнились жаром и жаждой, и – снова взлет – мучительный, долгий, пьянящий, и – падение водопадом в бездонную чашу мира... Это была самая древняя магия на этой земле.
Глава 73
...А потом они снова плавали, и качались на океанской глади, и сидели у костерка, разведенного на самом берегу, пили легкое вино и ели жаренное на углях прикопченное мясо, что Олег привез с собой.
– ...Сначала я подумала, что ты океанский бог... А потом поняла – ты викинг. И явился ко мне из сна. Я спала в шалаше, потом увидела, как ты кувыркаешься в воде, и поняла, зачем я здесь, в этой странной стране. Я ждала тебя, Халег.
Элли упорно называла Данилова этим именем, а он вдруг подумал, что, может быть, так оно и есть. Среди океана и скал людские имена так же неуместны, как и беспомощны названия, данные людьми окружающему... Вот и сейчас – океан был просто Океан, остров – просто Остров, и ему надлежало быть Халегом, как и ей – Элли.
– Да, я ждала именно тебя. Без тебя этим скалам, и солнцу, и океану не хватало естественности. Я любовалась ими, но порой они подавляли меня, и я чувствовала себя маленькой, никчемной, никому не нужной. Но не беззащитной, нет. Мне здесь нравится. Это в городах я чувствую себя потерянной: у всех там есть дела, а у меня – нет. Европейские города пугают: днем они похожи на пустыни, наполненные заводными механическими человечками и заводными машинами, а по вечерам... Размалеванные, скверно обряженные муляжи бродят по подсвеченным подмосткам огромных театров; куклам скучно, они выдумывают себе скверные пьески и играют в них скверные роли: убийц, несчастных или злодеев. Но самые смешные и страшные лица у парадных генералов: они воюют виртуальные войны и льют кровь живых людей. И лица их строги и серьезны, в них нет сомнения, а есть дежурная уверенность, которая и отличает кукол от людей. Поэтому я не смотрю телевизор.
Я его боюсь.
Элли вздохнула:
– Я привыкла быть одна. Не все считают меня нормальной. Просто... Люди выдумывают себе множество пустых поводов для жизни. И даже не знают таких простых вещей, как закат или рассвет... Нет, не все такие... Просто... Люди, настоящие люди, живут одиноко в своих маленьких домах, выращивают цветы и детей, любуются морем или лесом и никому не говорят о важном: куклы не потерпят отличия от себя и рано или поздно постараются уничтожить людей. Им так спокойнее. И надежнее.
А ты – другой. Ты не боишься океана, скал и солнца. Скоро будет закат. Он здесь красивый. Потом будет луна. А мы уснем. Там, наверху, есть бунгало. Тебе ведь не нужно никуда уходить?
– Нет.
– Ну да, ты же викинг. Воин. А воины никуда не спешат, потому что им некуда возвращаться. Война сама вас находит. Я даже знаю, о чем ты мечтаешь...
Ты хочешь, чтобы тебе было куда вернуться. Домой. – Элли помолчала. – Не расстраивайся. Не так много людей в этом мире имеют дом. Всего лишь – жилища.
Костерок погас, и угли переливались под тоненькой пленкой пепла, и в запахе дыма чудился запах очага. Опускался вечер, солнце играло, переливалось, окунаясь в океан... Они поднялись на остров, на самую высокую его точку, и смотрели на закат. День угасал, пламенея, теплые потоки остывающей земли уносились вверх, к звездам, и к соленому запаху ветра прибавился тонкий аромат цветов...
На берегу зажглись огоньки, на небе – первые звезды, и оттого, что вокруг было пустое пространство, становилось спокойно и немного страшно. И снова Данилову пришла странная мысль, что живет он на острове годы и годы, не ведая ни скуки, ни разочарования, потому что нет и не может их быть там, где есть только двое, и оба молоды, сильны и безразличны к миру соподчинения, господствующему там, на материке... Олегу хотелось понять, где же была иллюзия – здесь, на острове, или – там, на берегу? Бесконечный бег за удачей приносил лишь усталость и разочарование, но и их теперешнее бытие было хрупким, как льдинка на мартовской лужице... Олег закрыл глаза, представил себе лед и почти поверил, что вся его, прошлая жизнь была просто длинным затянувшимся сном, от которого осталась усталость и горечь...
– Иди ко мне, – позвала Элли.
Она стояла у порога хижины в пурпурном плаще, скрепленном на груди грубой золотой застежкой; ее волосы в свете заката отливали червонным золотом и – были увенчаны венком-короной из целой охапки цветов: они были малы, ярки, как белые звездочки, а аромат их напоминал запах жасмина, но был тоньше, острее, беззащитнее... Олег подошел к Элли, наклонился к ее лицу, встретил взгляд темных глаз... Пурпур плаща упал к ее стопам, волосы рассыпались, корона цветов разметалась на широком ложе... Дыхания их совпали, и в мире не осталось ничего, кроме усталого дыхания океана, юной нежности, силы и – мерцающего звездопада в сиянии летней луны... Это была самая древняя магия на земле.
...Дни были длинными, как вечность, и краткими, как мгновение. Казалось, каждый вмещал в себя столько эмоций, лиц и событий, что их когда-нибудь придется раскладывать по полочкам памяти, вынимая из подсознания одно за другим, словно яркие картинки... И каждая ночь – была соткана из полета и нежности, и казалось, что всего этого хватит на несколько жизней.
...И появлялось у Данилова странное чувство, похожее на ночное пробуждение от гротескного сна... Оно возникало вдруг, во время беззаботного веселия, то балаганно-праздничного, феерического, циркового, то ласково-умиротворенного – под баюкающий перелив океана в отцветающем свете убывающей луны... «Это со мной уже было», – ощущал он явственно, как воспоминание, но когда и где – не мог ни объяснить, ни даже представить.
И еще одно случалось порой... Данилову вдруг казалось, что все происходит не с ним, а если и с ним, то кончится это скоро, что судьба вдруг сослепу или по умыслу высыпала на зеленое сукно игрального стола золотые червонцы слишком щедро и вот-вот спохватится, и не останется ни от игры, ни от призрачного блеска ничего, кроме предрассветного серого сумрака и унылой копоти выгоревших бальных свечей...
...Дни были бесконечны. Олег и Элли успевали наплаваться вдоволь, погреться под солнцем, подремать в бунгало, пережидая полуденную жару, а с наступлением первой предвечерней прохлады уже были на материке и мчались куда-то, словно на бесконечном сафари, охотниками за приключениями... Они катались по бушу, бродили по Кидрасе и в центре и по окраинам, останавливаясь в маленьких Харчевнях, пили на открытых террасах легкое местное вино, смеялись, танцевали под ритмы неудержимых барабанов... Сначала Олег чувствовал себя настороженно, особенно замечая взгляды, бросаемые на них. Потом все объяснилось само собой: светловолосая девчонка была слишком экзотична для здешних мест, чтобы кто-то мог миновать ее взглядом, а вот бросаемые на него взоры... Данилов не сразу понял, что они означают, пока не ощутил того суеверного почтения, каким его окружали в любом местном магазинчике, таверне, на любом базарчике...
Приглашение на ночь Летней Луны и то, что произошло потом, с одним из людей Джамирро, видимо, имело значение для этих людей. Оружие никогда не защитило бы Данилова и его спутницу столь надежно, как то неведомое, что испокон было частью их земли, то, с чем Данилов сумел соприкоснуться и что взяло его под свою опеку и покровительство.
