Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон
— Вы согласны, что Библия — это свод законов, или правила бытия, для всех людей на Земле?
— Еще бы! — насторожились те.
— Я дам два ответа на вопрос, в чем заключается смысл книги, а вы попытайтесь вникнуть в суть. Хочу предупредить, что выводы эти личные.
— Интересно, — спорщики разом обернулись к ней.
— Весь смысл Библии заключается в том, что людям нельзя говорить правду — распнут. Во вторых, текст великой книги призывает к одному — к терпению, — она поправила на плече сумочку и начала спускаться вниз по лестнице. Ступив ногой на камни площади, обернулась назад и помахала рукой. — Желаю приятного путешествия…
Мужчина был уже в номере, поднявшись из–за стола с бумагами, он приблизился к вошедшей в кабинет спутнице и мягко коснулся губами ее несколько загоревшей щеки:
— Ты успела осмотреть все достопримечательности Рима? — с ласковой улыбкой спросил он. — Есть ли какие–нибудь изменения, или все остается таким–же, как две с половиной тысячи лет назад?
— Даже дух почудился прежним, — вспоминая мощные торсы закованных в латы гладиаторов возле Колизея и кладя сумочку на комод в прихожей, развернулась она к нему. — Рим стал разве что интеллигентнее, все остальное на местах, в том числе Капитолийский холм с собором святого Петра в Ватикане.
— Дух любой нации неистребим, это необъяснимая закономерность, — усмехнулся спутник. — Ты успела побывать в музеях Ватикана, в станцах, расписанных Рафаэлем с Микеланджело?
— Я смогла окунуться в их божественный мир красок, послушать мессу, которую проводил сам папа Иоанн Павел Второй. И даже поторчать среди молодежи на площади Испании, — женщина закинула руки за голову спутника, стараясь не измазать его шею крашенными губами, потерлась носом о его подбородок. — Ужасно проголодалась, ты не сделал заказов официанту?
— Все готово, осталось снять крышки с кастрюль и разлить суп из Средиземноморских устриц по тарелкам.
— О, какие это адские муки долготерпения… а мне еще нужно принять душ и переодеться, — простонала она. — Нельзя ли присесть к столу с немытыми руками?
— Я был бы не против, но с балкона открывается замечательный вид на виллу Боргезе с подсвеченными садами, а чуть в стороне виден приличный кусок залитого электричеством вечного города.
— На что ты намекаешь? — чуть отстранилась она.
— Только на то, что надо бы принять душ.
— Пойду и приму, нарочно…
Накрытый белоснежной скатертью стол на балконе посверкивал кастрюлями со столовыми приборами при них и выставленными на середину двумя бутылками вина с длинными узкими горлышками, такими, в которые во Франции разливалось вино «Шато Икем» или «Мадам Клико» в праздничном исполнении. Но сейчас в посудинах искрилось рубиновое «Калабрийское», отжатое итальянскими крестьянами и привезенное ими же с виноградников на южной окраине страны. Кроме супа из устриц в гусятницах томилась сочная индюшатина в местной подливке, на тарелках манила хрустящими поджаренными корочками вездесущая пицца, разделанные крабы с нежными ломтиками осьминога в лимонных дольках. Отдельно возвышались термоса с различными соками, напитками и мороженным в узких вазочках со льдом. Все эти яства больше подошли бы к обеденному времени, после которого можно было бы прилечь часика на два на мягкую кровать, но за время путешествия стрелки часов заметно сместились, вслед за ними и спутники перенесли отход в сон на более поздний час. Женщина подошла к двери, ведущей на балкон, остановилась на пороге, осыпаемая бликами от хрустальной люстры в комнате и обливаемая светом мощных лучей огромной в полнеба луны. Она почувствовала, как жадно впитали свет украшения из драгоценных камней на ее руках, груди и в волосах, она редко напяливала на себя многие караты бриллиантов и десятки граммов серебра, стараясь, чтобы то малое, которое сочла нужным надеть в данный момент, искрилось максимальной отдачей света и тепла, создавая ореол радуги вокруг ее светлого образа. Сегодня на ней было длинное с глубоким разрезом розовое платье с рисунками по нему как бы от Пабло Пикассо, с большой серебряной брошью ввиде бригантины с бриллиантом на конце мачты на груди, в волнах распущенных волос струились вниз серебряные нити, они вытекали из бриллиантовой заколки с левой стороны головы и заканчивались в пушистых завитках на спине в округлой выемке перед бедрами. На запястьях посверкивали узкие алмазные браслеты из серебра, в ушах покачивались алмазные серебряные сережки по нескольку тонких пластин в каждой. На ногах женщины матово блестели розовые туфли на высоких каблуках. Она словно нарочно одела наряд, полную противоположность величественным дворцам и живописи на их стенах, которыми любовалась несколько часов назад, и этот поступок говорил о том, что кумиров для нее и правда не существует, какими бы могущественными они не были.
Мужчина тоже решил поменять свое внешнее амплуа, он стоял у перил балкона в белом костюме в редкую черную линию, в розовой рубашке с черно–белым пестрым галстуком, с алмазными запонками в широких манжетах. На ногах у него были светло–желтые туфли с темными разводами и с дырочками на передней их части. Волосы, как всегда, разделял на сегодня смещенный по есенински налево идеальный пробор. Заметив спутницу, он затянулся дымом дорогой сигареты и, облокотившись о высокие перила, указал пальцем в сторону виллы напротив:
— Поначалу я хотел предложить тебе посидеть в небольшом ресторанчике у тихого водоема с прозрачной водой, но увидев твое измученное лицо, решил перенести поход туда на следующий раз. Я правильно поступил?
— Даже не сомневайся, едва ли я дошкандыляла бы до тихих аллей между субтропическими деревьями и смогла бы просидеть в ресторане хоть один час, — подтвердила женщина. — А потом надо было бы возвращаться в гостинницу, и не по гладкому асфальту, как в родной Москве, а по булыжной мостовой, по которой цокали копытами еще лошади самого Калигулы.
— Отлично, тогда я открываю бутылочку «Калабрийского» и мы приступим к трапезе, — направляясь к столу и снимая на ходу пиджак, сказал мужчина. — Тем более, вид отсюда ничем не уступает виду с ветвистых террас виллы Боргезе.
Мощные лучи от яркой луны на синем бархате неба неторопливо продвигались ко входу в комнату, они заставляли играть разноцветными огнями хрустальные грани на высоких фужерах, крошечными огоньками дрожали в драгоценных камнях женских украшений, мелировали золотистые волосы на голове прекрасной спутницы откинувшегося на высокую спинку венецианского стула мужчины. Лучи заливали все вокруг таинственным синевато–дымчатым золотом, создавая атмосферу роскошности флавиевских эпох с их почти восточными наклонностями, заставляя думать возвышенными мыслями. Не зря императоры из этой династии были одержимы кроме прокладки водопроводов с канализациями дворцовым строительством, в том числе и венцом всего — зловещим Колизеем. Задумчиво поворачивая вокруг оси тонконогий фужер, женщина любовалась игрой бликов внутри него, наполовину наполненного прекрасным калабрийским вином с привкусом горьковатых виноградных косточек и сладковатой, прожаренной солнцем, кожуры. Но было во вкусе и что–то еще, приятное и веселое, как сама Калабрия, заставляющее нервные окончания расслабляться и отдаваться легкой неге, незримо растворенной так–же в самом воздухе, чистом и прохладном. Было тихо и уютно, земные огоньки перемигивались с небесными, соединенными друг с другом молочного цвета туманностями, изредка их протыкали насквозь неторопливо спешащие в разных направлениях звездочки. Странными и одухотворенными казались мысли о том, что внутри этих звездочек находятся люди, они решают неземные задачи, а в минуты отдыха любуются видами голубой планеты, с которой стартовали и вокруг которой летают месяцами. Наверное, когда эти люди возвращаются на землю, они чувствуют себя на ней как на незащищенном ничем, затерянном в бесконечных космических пространствах, маленьком острове, бежать с которого некуда. Никому.
Женщина поднесла фужер к губам, пригубила из него вина, не опуская обратно на стол, вскинула глаза на собеседника:
— Ты до сих пор ничего не сказал мне о своих делах, — негромко напомнила она. — У тебя все в порядке?
Мужчина вышел из задумчивости, положил локти на край скатерти, темные зрачки его, когда он посмотрел на спутницу, обрели вид созревших вишен, излучающих солнечную энергию:
— Конечно, моя дорогая, в этом ты можешь не сомневаться, — он повертел в руках зажигалку из зеленой яшмы, как бы прикидывая, стоит ли прикуривать новую сигарету, отложил ее в сторону. На лбу прорезалось несколько глубоких морщин. — Я решил с тобой посоветоваться по поводу одного предложения от представителей местной фирмы.
