Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
– Ну, марш!
– Вот-вот…
Кейт не расслышала, что на прощание он прошептал ей в ухо.
Что тут творится? Это мне снится? А ты волшебница?
Нет. Должно быть, что-то другое. У волшебниц не бывает таких некрасивых рук…
14
И вот он снова перед домофоном по адресу Кло-дез-Орм, дом 8…
Господи, не хватало еще то недолгое время, что он мог провести в Ле Веспери, терять в этом гнусном доме…
– Иду! – ответил Алексис.
Гениально. Не придется надевать тапочки и терпеть их хозяйку.
Лука бросился Шарлю на шею.
– Куда мы идем? – спросил Шарль.
– Увидишь.
– Вот…
– Что вот?
Они втроем стояли посреди кладбища. Поскольку Алексис не отвечал, он кивнул ему, что все понял:
– Слушай, это то, что надо. Здесь она будет как раз между твоим домом и фермой Кейт. Когда ей захочется покоя, пойдет к тебе, когда развлечений – пойдет туда.
– О, я прекрасно знаю, куда она пойдет, – улыбнулся Алексис. Шарлю эта улыбка показалась грустной, и он также улыбнулся в ответ.
– Да без проблем, – снова заговорил Алексис, поднимая голову, – я свою порцию развлечений получил…
Они искали Луку, который играл в прятки с покойниками.
– Знаешь, я… То, что я тебе сказал, когда ты позвонил в первый раз, я и вправду так думаю. И по-прежнему считаю, что…
Шарль знаком прервал его, что все в порядке, не стоит оправдываться…
– Но когда я увидел, как они носятся со своей псиной, тут я…
– Баланда?
– Я бы хотел, чтоб мы съездили вместе…
Друг согласился.
***
Потом, когда они шли вдоль дороги:
– Скажи… У тебя с Кейт серьезно?
– Да что ты! Конечно, нет. Я просто женюсь на ней и усыновлю всех ее детей. А заодно и скотиной обзаведусь, раз уж так дело пошло… Лама у нас будет подружкой невесты.
Знакомый смех.
Несколько шагов прошли молча.
– Тебе не кажется, что она похожа на маму?
– Нет, – Шарль ушел в оборону.
– А по-моему, похожа… И даже очень. Она такая же. Только сильнее…
15
Шарль встретил его на вокзале, и они отправились прямо на свалку.
Оба надели белые рубашки и светлые пиджаки.
Когда они приехали, двое толстяков уже отбивали цемент.
Спрятав руки за спину, они молча смотрели, как те поднимают гроб из могилы. Алексис плакал, Шарль – нет. Вспоминал, что вычитал в Эксгумировать, перех. гл., перен. воскрешать, вспоминать.
Служащие похоронного бюро сменили могильщиков. Отнесли ее в грузовик и захлопнули его двери за ними тремя.
Оказались друг против друга, разделенные забавным столиком из ели…
– Знал бы, захватил бы карты, – пошутил Алексис.
– Только не это… С нее бы стало снова начать жульничать!
На подъемах, спусках и поворотах машинально клали руки на ту, что была затянута и перетянута – только бы не ускользнула. И положив руки, долго не убирали, исследовали прожилки дерева, украдкой лаская ее.
Говорили мало и о всякой ерунде. О работе, о проблемах со спиной, о зубах, о стоимости услуг стоматолога в столице и в провинции, о машине, которую Шарль собирался купить, о лучших местных автосалонах, торгующих подержанными авто, о ценах на парковку у вокзала, а еще о той трещине на лестничной клетке… И что об этом сказал эксперт, и об образце письма в страховое агентство, которое Шарль ему передаст.
Ни тому, ни другому, совершенно очевидно, не хотелось эксгумировать ничего, кроме тела той, которая так их любила.
И все же, в какой-то момент, конечно, не смогли без него обойтись, потому что именно он всегда веселил их и снимал напряжение, – заговорили о Нуну.
Нет. Не то, чтобы вспомнили его. Скорее ощутили его присутствие. Жизненную силу, бодрость этого маленького человечка, увешанного побрякушками, который всегда приносил им к школе булочки с шоколадом:
– Нуну… Достал ты нас с этими булочками… Принеси в следующий раз что-нибудь еще, а?
– А как же традиция, зайки мои? Традиция! – отвечал он, смахивая с них крошки. – Если я принесу вам что-нибудь другое, вы меня, в конце концов, забудете, а так, вот увидите, я оставлю вам крошки на всю оставшуюся жизнь!
Теперь они это видели.
– Надо как-нибудь съездить к нему с детьми, – оживился Алексис.
– Пфф… – фыркнул Шарль нарочито (плохой из него актер), да ты хоть знаешь, где он?
– Нет… Но можно спросить у…
– У кого? – возразил он безнадежным тоном. – В Обществе Старых Гомиков?
– Как же его звали, этого…
– Жижи Рубироза.
– Черт, именно… Ты его помнишь?
– Как раз нет. Все пытался вспомнить с тех пор, к чил твое письмо, и вот только сейчас всплыло.
– А самого-то… Ты знаешь его настоящее имя?
– Никогда не знал…
– Жижи… – задумчиво прошептал Алексис, – Жижи Рубироза…
– Да, Жижи Рубироза, добрый приятель Орланды Маршалл и Креветки Жаки…
– И как ты все это помнишь?
– Я ничего не забываю. Увы. Молчание,
– Ну… Из того, что не следует забывать… Молчание.
– Шарль… – прошептал бывший наркоман.
– Помолчи.
– И все же мы должны об этом поговорить…
– О'кей, но как-нибудь в другой раз, ладно? Каждому свой черед… Вечно вы, Ле Мены, – принял раздраженный вид, – достаете со своими психодрамами! Вот уже сорок лет терплю! Разве у живых нет права на покой?!
Потянулся за своим портфелем. Секунду на раздумье, положил его перед собой, достал папки и продемонстрировал Анук, опираясь на нее же, что вот, «как видишь, я не изменился, я все тот же молодой иностранец», [353] который и в том же духе.
Нуну пришел бы в восторг от такой песни…
А все эти принципы, правила и инструкции «можно как мертвые листья сгрести лопатой… Воспоминания и сожаления тоже… И жизнь разлучает тех, кто… на-на-на… Потихоньку, бесшумно…»
У Коры Вокер это выходило по-другому. Нуну ее хорошо знал… [354]
– Что ты там напеваешь?
– Чепуху всякую.
***
Они приехали в Марзере около часа дня. Алексис пригласил служащих похоронного бюро пообедать в бакалею-бистро.
Те колебались. Спешат они, да и товар на солнце оставлять не любят.
– Да ладно вам… По-быстрому… – настаивал он.
– Ну, хоть червячка заморить, – усмехнулся Шарль.
И расхохотались, словно молодые оболтусы, какими они и оставались.
Допив пиво, занялись делом.
***
Когда она снова оказалась в прохладе, Алексис подошел к яме, остановился, опустил голову и…
– Мсье, пожалуйста, не могли бы вы посторониться? – прервали его,
– В чем дело?
– Слушайте, нас уже и правда время поджимает… Так что давайте сразу второго, а потом вы сможете поклониться вашим могилкам…
– Второго – это кого? – вздрогнул он.
– Ну как же… Второго…
Повернулся и обнаружил еще один гроб на треножнике перед могилой семьи Вантон-Маршанбёф, снова вздрогнул и заметил улыбку на лице своего приятеля:
– А… Это кто?
– Ну… Пораскинь мозгами… Ты что не видишь боа и розовые оборки на ручках?
Алексис сорвался, расплакался, и Шарлю пришлось долго его успокаивать.
– Как… как ты это сделал? – запинаясь, бормотал он, пока гробовых дел мастера складывали свои инструменты.
– Я его купил.
– То есть?
– Во-первых, я прекрасно помнил, как его зовут. Ну и, признаться, поразмышлял тут немного в последние месяцы… А потом поехал к его племяннику и решил дело по-простому.
– Не понимаю.
– Тут и понимать нечего. Мы сидели, выпивали, обсуждали, нормандец никак не соглашался, немыслимо, мол, на такое пойти, а мне было смешно: эти люди, которые так глумились над ним живым, теперь так дрожат над ним, мертвым… тогда я решил перестать миндальничать и грубо достал чековую книжку.
Это было потрясающе, Алекс… Грандиозно. Как в какой-нибудь новелле Мопассана… Этот кретин начал было нести какую-то околесицу о чести и достоинстве, но очень скоро встряла жена: «Знаешь, Жанно… Бойлер давно пора менять… Да и какая тебе разница, где Морису лежать, там или здесь, а? Отпеть его отпели… Нет?» Ты такое слышал, а? Его отпели… Как точно… Ну тут я спросил, сколько стоит новый бойлер. Мне назвали сумму и я, не моргнув глазом, вписал ее в чек. За такую цену, думаю, весь Кальвадос можно обогреть!
Алексис упивался.
– Подожди, самое интересное впереди… Я все аккуратно заполнил, вписал дату, место, но в тот момент, когда должен был поставить свою подпись, ручка моя повисла в воздухе:
«Знаете что… раз уж я выкладываю такие деньги, то хочу по крайней мере… Долгое молчание… шесть фотографий» – «То есть?» – «Хочу шесть фотографий. Ну… Мориса, – повторил я, – иначе никак».
Ты бы видел, как они всполошились… Нашлось только три! Звоним тетушке! У нее только одна! Авось, у Бернадетт найдется? Сынок помчался к Бернадетт! Они тем временем потрошили подряд все фотоальбомы, чуть не раздирая кальку. О! Это было нечто! В кои-то веки не он для нас, а я для него устроил спектакль… Ну, короче… Достал из кармана конверт:
