Борис Палант - Дура LEX
— Хорошие, мама, а когда ты приедешь? Мы с Юлькой очень по тебе скучаем. Мама, мы ведь уже столько месяцев не виделись. — Таня заплакала.
— Танечка, будь взрослой. Если бы я была рядом, ни ты, ни Юлька не могли бы позволить себе такие красивые вещи. Ты же знаешь, сколько стоят Юлькины уроки. А твое фигурное катание! А ремонт дома! А еда! Где бы я в Ивано-Франковске столько заработала? Сколько у вас стоит хороший кусок мяса? Ты ведь любишь мясо, Таня? И тебе нужно хорошо питаться, чтоб и фрукты были, и овощи. Юля, успокой Таню.
Закончив разговор с домом, Зинка долго не могла прийти в себя. Пила кофе чашку за чашкой, курила. Позвонила Верке поплакаться. У Верки были свои проблемы — старшая ушла из дома на два дня, шаталась неизвестно где. Вдруг объявился муж, требовал у дочек Веркин адрес и номер телефона. Денег не принес, зато забрал из дома какие-то золотые побрякушки.
— Верка, как ты думаешь, сколько нам еще здесь сидеть в неизвестности? — спросила Зинка.
— В неизвестности — неизвестно, а сидеть нам здесь, надеюсь, всю жизнь. Вот получим политическое убежище, дочек сюда вызовем и заживем тогда как люди.
— Верка, время ведь летит. Каждый день, что дочки без нас, нам в минус. А если не получим убежища, что тогда делать будем?
— Зинка, перестань сопли распускать немедленно! Ну хочешь — вертайся обратно, тебя тут никто не держит. Что ты дочкам скажешь? Что мама прогулялась в Америку и ни с чем вернулась? Давай я к тебе приду, посидим, поговорим.
Зинка и Верка таким образом виделись каждую субботу — то у одной было скверно на душе, то у другой. У кого было менее скверно, тот и утешал. Витя смотрел телевизор, а Зинка и Верка сидели на кухне, пили вино и разговаривали. Раз в месяц забегала Катька, которая по-прежнему работала у Левчика в (чтоб не сказать на) «Седьмом небе» и сказочно разбогатела, но жениха еще себе не нашла. «Желающих много, — говорила она, — но ни один мне не подходит — то слишком бедный, хотя и добрый, то богатый, но скряга. Я все жду, когда попадется богатый и добрый».
— Ну это долго ждать придется, — смеялась Верка. — Они потому и богатые, что жадные. А добрый все на всех тратит, откуда ему богатство накопить?
— Вера, у тебя примитивное представление о том, как становятся богатыми, — встревал в разговор Витя. — Ну приходит в бордель человек расслабиться, с девочками пообщаться. Он что, по-твоему, должен все бабки на них потратить? Тогда он будет добрым для Катьки, но жадным для своей семьи. Вот будет у Катьки семья, что она скажет, когда ее муж будет все бабки в борделе просаживать?
— Не будет, потому что я его буду сексуально удовлетворять, — сказала Катя. — Ему не надо будет в бордель ходить. Я уже по-английски немного научилась понимать, все мужики рассказывают одну и ту же историю — как жены их трахаться не хотят. Ну не хотят, так пусть и не удивляются, что их мужья в бордель ходят.
* * *Прошло уже девять месяцев, как Верка и Зинка прибыли в Америку, и английский, несмотря на полностью русскоязычное окружение, начал потихоньку проникать в их жизнь. Говорили они коряво, понимали далеко не все, но ситуаций, в которых английский был на самом деле нужен, было мало. Даже в банке, в котором они открыли счета после получения права на работу, многие клерки говорили по-русски. Зинка, отучившись три года на юридическом, сдала экзамен по украинской конституции, но вряд ли ее читала, а если и читала, то не вдумывалась. А кто из друзей или родственников ее читал? Может, цыгане ее читали, выискивая в тексте что-нибудь о своих правах? Поэтому Зинка была очень удивлена, когда однажды Витя за обедом сказал, что приехал в Америку ради ее конституции и что английский надо учить, чтобы эту конституцию прочесть.
— Ты думаешь, Зина, что Америка знаменита своими машинами? Немецкие лучше. Даже японские лучше. Ты думаешь, Америка знаменита небоскребами? Ты знаешь, сколько сейчас небоскребов в Шанхае и какие высоченные небоскребы строятся в Арабских Эмиратах? Да Манхэттен рядом с Шанхаем покажется Ивано-Франковском. Нет, Зина, Америка знаменита своими гражданскими свободами, а свободы эти записаны в конституции. Вот скажи, ради чего ты приехала в Америку, ради чего заплатила бешеные деньги, чтобы добраться сюда любыми путями, ради чего полы ночами моешь? Неужели ради бутылочек и баночек в ванной комнате?
— Витя, ты же знаешь, что мне детей поднимать надо, — обиженно сказала Зинка. — У нас в Ивано-Франковске тоже бутылочки есть — немецкие, ничуть не хуже.
— То есть ты рассматриваешь Америку только как страну, где больше платят? — продолжал развивать эту неожиданную тему Витя. — Вот мы, эмигранты, живем здесь, в Америке, кто легально, кто нелегально, но мы не часть Америки. Ты, например, знаешь, чем живет сейчас страна, о чем все время говорят по радио или телевизору?
— Ищут убийцу какой-то Петерсон. Она беременная была, ее убили и утопили. Все думают, что это муж сделал.
— Я не это имел в виду. Убивают везде, это не типичная американская история.
— Война в Ираке. О ней тоже все время говорят.
— Ну хотя бы война в Ираке. Ты думала об этой войне? Ведь многие в Америке против этой войны. Сейчас на Ближнем Востоке решается судьба европейской цивилизации, и если мы проиграем эту войну, деваться будет некуда.
— Кто «мы», Витя? Или ты уже статус в Америке получил?
— Мы — это цивилизованные люди, Зина.
— Ну, поеду обратно в Ивано-Франковск. Ты кушай, кушай.
— При чем тут Ивано-Франковск? Америка весь мир кормила и кормит! А проиграем — жрать будет нечего от Африки до Ивано-Франковска.
— У нас свой огород есть. Картошка, помидоры, цыбуля. Проживем как-нибудь.
— Зина, вот мы уже сколько с тобой встречаемся, а в Манхэттене ни разу не были. Ты до меня была хоть раз в Манхэттене?
— Раз была. Вот ты бы меня и свозил туда. В клуб какой-нибудь. А то, на самом деле, все дни рождения подруг на Брайтоне празднуем. Давай поедем в клуб или в театр.
Витя сел за компьютер и посмотрел программу известного джазового клуба «Блю Ноут». Батюшки! Как раз сегодня играет трио Кенни Вернера!
— Мы успеем на шоу в половине одиннадцатого. Собирайся, поехали!
Надела Зинка все самое лучшее, намазалась самыми дорогими кремами и наложила самую лучшую французскую косметику, а Витя, как был в джинсах и фланелевой рубахе, в таком виде и поехал.
Старый Витин «Додж-Караван», набитый молотками, топорами, пилами, гвоздями и прочим стройматериалом и оборудованием, медленно полз по Белт-Парквей, и Зинка любовалась открывшимся видом на нижний Манхэттен. Здания сверкали миллионами огоньков, в темном небе кружили вертолеты, впереди разноцветно переливался Бруклинский мост.
