Александра Маринина - Дорога
– А потом?
– Ну, потом, когда все празднования закончились и после третьего дня Тамара с Любой все убрали и всю посуду перемыли, Головин подозвал Тамару к себе и говорит: «Ты, наверное, хочешь что-нибудь на память о маме взять? Я вот тут тебе приготовил мамин любимый шарфик, она его до последнего дня носила. Возьмешь?» У Тамары слезы на глазах выступили, губы задрожали, но она сдержалась, обняла отца и говорит, мол, спасибо, папа, конечно, я возьму, только у меня к тебе просьба. Я хочу еще взять что-нибудь на память о бабушке и твою фотографию. Мамина фотография у меня есть, мне Любаша дала, а твоей нет.
– А он что?
– А что он? Разрешил, конечно, и фотографию свою подарил, красивую, в генеральском мундире.
– И что Тамара взяла на память об Анне Серафимовне?
– Догадайся с трех раз, – огрызнулся Ворон. – Что она могла взять, кроме статуэтки из бабкиной коллекции? Взяла бабушкину любимую, шарманщика с обезьянкой. Ну, все? Я могу лететь зализывать раны? У тебя утроба ненасытная, тебе сколько ни рассказывай – все мало, а я, между прочим, весь январь восемьдесят шестого с первого числа по двадцать седьмое подряд прошерстил. Думаешь, легко мне было? Это ты тут лежишь и горя не знаешь, а я в трудах и боях добываю для тебя информацию, чтобы тебя, оглоеда булыжного, развлекать. Видно, не дождусь я от тебя благодарности, не доживу до этого светлого дня.
– Дождешься, – пообещал Камень. – Мы с тобой до всего доживем, у нас жизнь вечная.
Ворон улетел к знакомой белочке, которая на весь лес славилась тем, что собирала и запасала лекарственные травы и с удовольствием лечила всех желающих: на проплешину в крыле можно было наплевать, но жертвовать глазом он не мог.
– Змей, – шепотом позвал Камень, оставшись один. – Вылезай, уже можно.
Однако Змей почему-то не появился. То ли уснул, то ли уполз куда-то. Камень расстроился, ему хотелось поговорить, но поговорить было не с кем. Его до глубины души растрогала история про юбилей Николая Дмитриевича, и он с радостью пообсуждал бы рассказанное Вороном. Но рядом никого не было.
Камень пытался в красках представить себе только что услышанное, но не выдержал умственного напряжения и задремал. Проснулся он от свистящего шепота прямо в ухо:
– Скучаешь?
– Скучаю, – обрадовался Камень. – А ты куда пропал?
– Смотрел. Наш снайпер-летописец так увлекся Головиным, что вообще про остальных позабыл. Что там у Родислава с Лизой? Как Лариса и ее бабка? Полгода проскочил – и все про генерала и его юбилей. Вот я и ползал пробелы заполнять.
– Заполнил?
– Ну а как же! Лариса у нас в девятый класс ходит. И ты представляешь, что она учудила? Бабка-то ее думала, что девчонка после восьмого класса в ПТУ пойдет профессию получать, и Люба, честно говоря, тоже на это надеялась, все-таки бюджет у Романовых не резиновый, но не тут-то было. Лариса как восьмой класс закончила, так и заявила: ни в какое ПТУ не пойду, буду дальше учиться, хочу быть такой же образованной, как Леля и Коля. Ну, в тот момент никто особо внимания на ее слова не обратил, а как учебный год в сентябре начался, она и говорит, что школу закончит и будет в институт поступать. Люба аж за голову схватилась: какой институт с такими знаниями? Лариса никогда насчет уроков не усердствовала, писала с ошибками, ей даже Леля по русскому и литературе помогала, и с иностранным языком там полный завал, не говоря уж о точных науках. Люба попыталась ей объяснить, что к чему, но девочка уперлась – чем, говорит, я хуже ваших детей, ваш Коля учится в институте, Лелька тоже будет поступать в вуз, и я хочу, как они. Ну, Люба с Родиславом это дело обжевали, судили, рядили и пришли к выводу, что ребенку надо помочь, потому что если бы не их трусость и слабость, девочка жила бы с папой и ее положение было бы не таким бедственным. В общем, теперь они еще и за репетиторов платят.
– Лихо! – Камень сокрушенно вздохнул. – И Лизе на детей денег дай, и Ларисе репетиторов оплачивай. Это ж никаких зарплат не хватит. И как Романовы выкручиваются?
– Да как-то выкручиваются, хотя и трудно им, конечно. Это заслуга Любы, она умеет копейку считать и самыми дешевыми продуктами кормить вкусно и сытно.
– И в какой институт Лариса намылилась?
– Ты еще спрашиваешь! – фыркнул Змей. – На артистку учиться хочет. Никак не меньше.
– На артистку? – изумился Камень. – Она что же, очень красивая?
– Обыкновенная. Симпатичная, даже, я бы сказал, хорошенькая, но ничего сверхъестественного. Изюминки в ней нет, это точно.
– Так она, может, талантливая? – предположил Камень. – Может, у нее от природы способности к сценическому искусству?
– Ну прямо-таки! Нет у нее никаких способностей, уж можешь мне поверить.
– Зачем же ей в артистки идти? – недоумевал Камень.
– Хочется. Хочется красивой жизни, успеха, цветов, аплодисментов, поклонников, шикарных нарядов. В общем, ей хочется всего того, чего хочется любой девчонке в пятнадцать лет.
– Как – любой? – не поверил Камень. – Что, и Леле тоже этого хочется?
– Леля – не любая, – назидательно произнес Змей. – Леля – особенная, а вот Лариса точно такая же, как подавляющее большинство девочек. Из ста девчонок, живших в этой стране в то время, девяносто пять мечтали стать артистками.
– А почему они думают, что быть артисткой легко и приятно? Это же гигантский труд и огромные душевные затраты, которые не проходят бесследно. Мы с Вороном столько историй про артистов смотрели, и каждый раз удивлялись, какая страшная и даже трагическая жизнь у актеров. Да, слава у них, конечно, есть, и поклонники, и цветы, и красивые наряды, но они за все это в конечном итоге платят такую цену, что вешаться впору. Зачем же девочки хотят для себя такую жизнь?
– Дуры потому что, – лаконично объяснил Змей. – А что касается Ларисы, то она, конечно, в артистки хочет, но и от другого престижного института не откажется. Она, например, уверена, что сможет поступить в университет на факультет журналистики или даже в институт иностранных языков. В общем, репетиторы у нее по русскому языку, литературе и английскому.
– А сами эти репетиторы что говорят?
– Они Любе по секрету сказали, что девочка безнадежна и Люба зря выбрасывает деньги. Но Люба же не может объяснить Ларисе, что у нее нет никаких шансов, девочка надеется, старается… Короче, западня.
– А Лиза?
– Лиза опять пьет.
* * *До зарплаты оставалось еще четыре дня, а в кошельке у Любы Романовой было пятнадцать рублей. Целое богатство! Она провела ревизию овощей и бакалеи – слава богу, круп, муки, сахару, чая и кофе пока хватает, лук, капуста и свекла тоже есть, но картошку придется покупать. Что еще? На завтрак все съедают как минимум по два бутерброда с сыром или колбасой, а Родислав и Леля вдобавок едят кашу, сваренную на молоке, да и в чай и кофе молоко льют, и просто так попить молочка с булкой, намазанной вареньем, или с плюшечкой все в семье Романовых любят. Молока расходуется по три пол-литровых пакета в день, как ни ужимайся. Люба старается экономить, покупает подешевле, трехпроцентное, по шестнадцать копеек, но все равно сорок восемь копеек в сутки – вынь да положь, а на четыре дня это почти два рубля. Теперь хлеб: каждый день по два белых батона и полкирпичика черного – сорок пять копеек, итого на четыре дня – два двадцать. Сырку и колбаски для бутербродов – по двести граммов, значит, на это отведем рубль двадцать. Обед для Лели и Коли и ужин на всех, включая Ларису и Татьяну Федоровну, которые теперь приходили почти каждый вечер и отсутствием аппетита на страдали, – надо будет купить килограмма два мяса, сварить суп и накрутить котлет. На гарнир – макароны, рис, гречка, но это все в шкафу есть. Что еще? Кефир, Родик и Леля пьют его на ночь, – бутылка в день, тридцать копеек, но если вычесть стоимость бутылки, которую можно сдать там же, в молочном магазине, то потребуется всего шестьдесят копеек. Да, чуть не забыла сметану, она будет нужна обязательно к супу. Ну и картошка, тридцать копеек за трехкилограммовый пакет, из которого половину придется выкинуть, так что оставшегося едва хватит на то, чтобы два раза сварить суп. И Леле выдать каждый день по тридцать копеек, чтобы она могла в школьном буфете купить стакан сока, булочку и какой-нибудь салатик. Обедать девочка будет дома, но на большой перемене ей обязательно нужно перекусить. Это еще рубль двадцать. У Родислава деньги на обеды и сигареты есть, он берет их все сразу в день зарплаты и тратит по своему усмотрению из расчета «два рубля в сутки». Итого, чтобы дожить до зарплаты, Любе требуется тринадцать рублей, а у нее целых пятнадцать. Есть свободных два рубля, которые можно истратить на что-нибудь нужное и полезное, например положить их в конверт, куда она складывает деньги на новый утюг, потому что старый уже на ладан дышит, его несколько раз носили в ремонт, но он все равно отказывался исправно работать. Или, может, купить детям фруктов? Или конфет?
