Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
— Излагайте. Застыл во внимании, — я покрутил рукой, предлагая Носковой начать рассказ.
Смущенная Ксения поведала, что позавчера, приехав в загородную резиденцию, они решили не дожидаться помощи черта и надумали обратиться напрямую к сверхъестественным силам, чтобы вернуть генералу былую мужскую силу. Носкова пошла логическим путем от противного в буквальном смысле — пораскинув мозгами, она пришла к выводу, что их беды являются прямым следствием деятельности зловредной Евдокии. Это крыса навела на Решетова порчу в отместку за то, что Носкова не сумела совратить Никитина, рассудила Ксения и, надо думать, оказалась невдалеке от истины. Знакомая колдунья, давно практикующая черную магию, подсказала элегантный и необременительный выход из создавшегося положения — следует найти любую крысиную норку и генерал должен помочиться в нее, чтобы исчез наговор. С поиском норы проблемы не возникло, в подвале дома Решетова уже полгода беспредельничал крысиный выводок, непонятно каким образом прогрызший дыру в бетонной стене в углу комнаты у самого пола. Заминка вышла с генералом, тот категорически отказывался исполнять магический ритуал, не по причине его несомненной глупости, а лишь сомневаясь в возможности осуществить техническую сторону дела. Как ты себе представляешь, вопрошал он Ксению, я, генерал-майор МВД в отставке, встану на колени в углу подвала и направлю струю прямо в черный мрак отверстия размером с пятак? Уговоры ни к чему не привели, тогда Носкова, никогда не отличавшаяся строгостью в следовании канонам, перекроила обряд таким образом, чтобы роль генерала в нем свелась к минимуму. Решетов помочился в литровую банку из под грибов, и уже с емкостью, наполненной драгоценной жидкостью, вооружившись обычной клизмой, Носкова спустилась в подвал в одиночестве. Магическая влага достигла пункта назначения, и враг был посрамлен. Вторую часть марлезонского балета, подсказанную знакомой, отложили наутро. Едва продрав глаза, поехали в ближайшую деревню и там купили белого петуха, черного не нашлось. Действуя как два заправских ветеринара, аккуратно набрали шприцем крови из гребня бедной птицы, и генерал, чертыхаясь, смазал красной жидкостью свой опавший причиндал. Для завершения обряда оставалась самая малость, пропустить кочета между ног Решетова. Но идиот-петух в следствие понесенной им психологической травмы никак не желал не то что пробежать пару метров, но и просто сдвинуться с места. Не помогли ни «цып-цып-цып», ни просо, рассыпанное тонкой дорожкой. В итоге Решетов просто переступил через впавшего в ступор болвана, и тут же произошло чудо — давно позабытые ощущения наполнили плоть генерала и он, возликовав, побежал принимать душ. В общем, не мытьем, так катаньем, они добились своего, проведя два изумительных часа в спальне помолодевшего духом Решетова. Слушая Ксению, глядя в отнюдь не радостное лицо генерала, я размышлял, в чем заключался подвох, крыса ни за чтобы не сдалась без боя. Мои подозрения подтвердились, маятник Жоржа качнулся в противоположную сторону, да и застыл там, будто привязанный, намертво. Ясен пень — генерал облачился в просторный вязаный балахон, чтобы окружающие не заметили выпирающую часть тела. Ни разу не побывав в подобной ситуации, я нутром почуял, насколько болезненны должны быть ощущения.
— Не то слово, — засвидетельствовал генерал, в уголках его глаз застыла мука.
— Мы готовы на любые условия, так и передайте черту, — несколько обиженно, но с вызовом добавила Носкова.
У меня не было слов утешения, поэтому я, так же как и Бессонову, кивнул им в полном согласии. Оставалось гадать, что явилось причиной Решетовского болезненного конфуза — проделки чертовой троицы тому виной, знакомая намудрила с черной магией или не того петуха подобрали в помощники — но факт, как говорится, налицо, если не сказать хуже.
Посчитав миссию выполненной, несчастные влюбленные направились к двери, несколькими минутами спустя я двинулся следом. Мне решительно не хотелось вклиниваться в гудящий рой толпы, но и оставаться в комнате не имело никакого смысла. К моему удивлению шум голосов в квартире стих, пройдя через широкую, как футбольные ворота, арку, соединяющую две половины, я оказался в зияющей пустоте. Два официанта убирали со столов и столиков, шофер Костя безуспешно пытался разбудить подгулявшего гостя, Петруччо возвышался в коридоре, беседуя с неудачниками от магии. Решетов с Носковой стояли уже в дверях, готовые к выходу, и прощались с хозяином. Может быть навсегда. Я отвернулся, сделал несколько шагов от них и замер, пораженный другой картиной — расположенные в полу светильники били вверх посадочными огнями, коридор стал напоминать взлетную полосу аэродрома с черным квадратом окна в конце, бездонным, как небо. К горлу подступил комок, я вдруг ощутил приближение неминуемой потери — жизнь вертится в карусели событий, стрелки часов бегут наперегонки, чтобы на финише последний раз сомкнуться, как ножницы, в двенадцать, отрезав путь назад. Окружающие разойдутся по своим делам, и человек в итоге остается один. Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулся, это был Петька — лицо его выглядело бледным, чувствовалось, что он измучен.
— Знаешь, — Петруччо обнял меня и мы побрели, не спеша, по освещенному коридору к холодной темноте окна, — в любом романе должны быть экспозиция, завязка, кульминация, развязка, не считая пролога с эпилогом. Герои обязаны достигнуть высшей точки и пройти очищение через страдание. Я сегодня весь день прислушиваюсь к внутреннему голосу, но никакого катарсиса не ощущаю, только необъяснимая горечь на душе. Тебе не кажется это странным?
— Наверное мы в жизни пишем неправильные романы. Поэтому они не интересны никому, кроме нас самих, ну и еще пары-тройки идиотов.
Мы подошли к окну и оба, будто по команде, посмотрели не вниз, где город раскинулся смятым платком в разноцветных блестках, и не вверх, где в решете облаков мерцали недоступные звезды. Мы глядели вдаль, в никуда, погруженные в одинаковые мысли, словно надеясь, что оттуда придет прозрение или прощение, или все вместе.
— А куда народ разбежался? — спросил я, только чтобы разорвать тягостное молчание.
— Я гостям сказал, что у меня самолет в двенадцать, — ответил Петька, и у меня побежали мурашки по телу. Он взглянул на часы и усмехнулся, — Сорок минут до отлета осталось.
— Может мне попробовать с чертом переговорить? Надежды мало, но вдруг.
— Да пошел он. Будь что будет. Сколько не живи, все равно мало покажется.
Нас прервал звонок в дверь.
— Ребята приехали. Я их специально к концу позвал. Пойдем, — он развернулся и быстро зашагал в сторону заливистой мелодии.
— Постой, — я поймал его за рукав, — ты Женьке не звонил?
— Чтобы повторить, как я ее люблю? Незачем, она итак в курсе. Только сердце рвать понапрасну.
Вот и я Наталье так и не позвонил, ибо не знал, что сказать. Пригласить к Петруччо на поминки, значит надо объяснять, с каких-таких валуев он их отмечает. Дверь отворилась, в квартиру ввалилась распрекрасная компания — Макар, Танька и моя жена. Мне на секунду показалось, что сейчас они хором крикнут: «Розыгрыш!». Зловещий морок последних дней растает легкой дымкой, уберется восвояси чертова троица, мы обнимемся, смеясь и плача, проживем долго-долго, счастливо-счастливо, назло врагам и пенсионному фонду. Но нет, лица пришедших выдавали напряженное любопытство, с таким выражением лица заглядывают в комнату, где только что произошло убийство.
С приходом гостей, хочешь-не хочешь, всегда возникает невнятная суета, все снимают верхнюю одежду, толкаясь локтями на небольшом пятачке, женщины начинают прихорашиваться у зеркала, мужчины отходят в сторонку, чтобы вместо приветствия переброситься ничего не значащими фразами. Я поспешил присоединиться к маленькому бедламу, с тайным желанием внести еще больший хаос в ряды друзей, надеясь таким коленкором заболтать основной вопрос — причину, по которой мы здесь собрались. Однако Петька меня опередил — он торжественно объявил новоприбывшим, что намеревается сделать важное заявление ровно в половину первого ночи, а то тех пор ничего объяснять не будет. Так как все давно уже привыкли к его выкрутасам, никто не стал задавать бесполезных вопросов, что толку, время покажет. Я поздоровался с ребятами и отвел жену в сторону, чтобы показать умерший телефон, тем самым оправдывая молчание, но Наталья была уже в курсе. Петруччо позвал всех в кабинет, где усилиями Василики удивлял разнообразием накрытый стол, несоизмеримый с предыдущим приемом, но для небольшой компании в самый раз. Начали рассаживаться, мы с женой уселись с краю рядом с напольными старинными часами по правую руку от Петруччо. Снова возникла сумятица, пока накладывали, разливали, подавали, пододвигали стулья, чтобы усесться поудобнее, наконец все стихло, взоры собравшихся сконцентрировались на хозяина пиршества. Петруччо поднял рюмку, собираясь провозгласить тост, но тут его перебил голос из дальнего угла стола — он принадлежал девице Чертопраховой.
