Евгений Попов - Арбайт. Широкое полотно
— Да ну ее, эту литературу! Скажите лучше, что, по вашему мнению, произошло бы в СССР с Марксом и Бакуниным?
— То же, что с Кропоткиным, которого Ленин сначала сослал в Дмитров, называл «дмитровским ворчуном» за то, что старик его оттуда постоянно ругал, а потом Кропоткин в одночасье помер и его похоронили в Кремлевском садике, можете пойти и полюбоваться на гранитную стелу, посвященную этому событию.
— Может, я слишком хорошо думаю об этих деятелях, но полагаю, что Михаил Бакунин погиб бы во время Гражданской войны — либо возглавив отряды Нестора Махно, либо еще раньше, во время разгона матросиками Учредительного собрания. А Маркса выслали бы всё на том же «философском пароходе». А скорей всего расстреляли бы в 1919 году, так как вторая программа ВКП(б), о которой в СССР не любили потом вспоминать, отменяла деньги, банки и провозглашала военный коммунизм, продразверстку и пайки нормой жизни коммунистического общества. Собственно, «товарищи» еще на первом этапе своей многотрудной деятельности попытались таким образом отменить экономику, а заодно и свободу.
— Касательно Маркса и Бакунина — есть же пример Плеханова, который вовремя умер. В своем политическом завещании Плеханов признает, что одна из его главных ошибок заключалась в том, что он познакомил Ленина с вождями международного рабочего движения. Легко представить, что бы с этим марксистом было, если он сказал бы это открыто, году этак в 1920-1922-м. И что бы с ним сделали за то, что он утверждал, будто в грядущем времени рабочий класс ждет сильное сокращение и он превратится в малочисленную и маловлиятельную социальную группу.
— Ну да бог с ними, с большевиками, Марксом, Бакуниным, Плехановым, Кропоткиным и прочими «марксидами». Все-таки действительно жизнь сейчас совсем другая, и «пусть мертвые хоронят своих мертвецов», как написано в Старой Книге. Размышляя про этот самый так называемый СОЦИАЛИЗМ, я с годами все больше и больше склоняюсь к мысли, что ничего в нем не было бы особенно страшного, если б не победили в нем такие экстремисты и козлы, как Ленин, Сталин и Гитлер. Был бы и в России тогда какой-нибудь шведско-финский вариант действительности, прошла бы и она через нищету, волнения и мелкую гражданскую войну. И Германия вряд ли пустилась бы тогда во все тяжкие.
— Относительно социализма — согласен с вами. У меня еще есть интуитивное ощущение — всё, что происходило в ХХ веке, происходило слишком быстро. Никто не понимал тогда политических оснований нового небывалого времени: коммунизма — фашизма — тоталитарной демократии.
— И всё же, извините за упрямство и приставучесть, но хотелось бы вернуться к литературной жизни. Вам известны периоды в истории англо-американской, испанской, германской или французской литературы, когда критика и новые литераторы пытались не только порвать с прежней традицией, но и давали ей отрицательные оценки? Было такое? Или Россия всё же исключение?
— Какое же мы исключение? Ведь футуризм-то сначала возник вовсе не в России, а в Италии. Сальвадор Дали, Хуан Миро, Пикассо — испанцы, разрушитель традиционных прозаических структур Джойс — англо-ирландец. А немецкие экспрессионисты? Американские битники, хиппи, Борис Виан (Франция), «angry young men» и прочие сбрасыватели старого искусства с «парохода современности»? Полагаю, что «порвать с прежней традицией, дать ей отрицательные оценки» — явление интернациональное и скорей всего связанное с «восстанием масс», сначала робким, а потом все более уверенным явлением в общемировую действительность Грядущего Хама.
— Но ведь Дали, Миро, Пикассо и их приятель Бюнюэль, несмотря на весь их радикализм, не вычеркивали «из списков» ни Гойю, ни Сервантеса. Хотя… Дюшан, Виан — пожалуй, да. Насчет хиппи не соглашусь — как и панки, это всё темные люди. Помню, продирался через писания Маркузе — глупость изрядная, — потом убедился, что этого «пророка» никто ни из наших, ни из американских хиппи не читал. За редкими исключениями, которые лично мне не известны.
— Муссолини дал звание академика основателю итальянского футуризма Маринетти, а нашего футуриста Маяковского Сталин назвал «лучшим и талантливейшим». Два сапога пара. Что Сталин с Муссолини, что Маяковский с Маринетти, что фашизм с коммунизмом.
— Сталин имел еще звание «генералиссимус» и прозвище Рябой Упырь. Странно, что никто здесь не упомянул его главный титул — «отец народов». Вспомнился еще «большой ученый» из Юза Алешковского, хотя вряд ли это прозвище и уж тем более звание.
— А я вот тут нашел перечень всех псевдонимов Сталина: http://www.duel.ru/publish/pohlebkin/pohleb02.html#t5.
— Спасибо за ссылку. Особенно хорош псевдоним упыря БЕСОШВИЛИ.
— Эту мразь я больше всего ненавижу за то, что одно только воспоминание о нем вызывает во мне — субъекте не таком уж кровожадном — чувства совсем не христианские. Как у тех пацанов военного времени, мечтавших разрезать Гитлера на тысячу кусочков и сварить в скипидаре. Неплохо было бы посадить в свое время Ленина — Сталина — Троцкого в одну помойную яму и раз в день кидать им гнилые объедки в небольших количествах — пусть сами выясняют, кто из них главнее. Православные, посоветовали бы, как такие мысли по утрам «выдавливать»! Тем более что за окном хоть и не рай земной, но все же ми'р Божий. И сам я не с похмелья вроде бы.
— Советую забыть явление в Россию Ленина, Сталина, Троцкого и прочих коммунистических монстров как страшный сон пациента, выписавшегося из дурдома, или как эпизод голливудского фильма про Годзиллу. Тем более что за это время подросла и укрепилась новая генерация начальствующих козлов. И все же следует объективно признать, что новые мерзавцы прежним в подметки не годятся. Не тот масштаб, не тот размах! Мне они, скорее, напоминают некоторых совсем уж дурных западных политиков, чем прежних идолов тоталитаризма.
— Да как же их забудешь — когда вокруг них только и идет сладострастная ностальгическая «полемика». Молодых жалко. Пытаешься их вразумлять, а они не верят, балбесы. Зато старые подонки хихикают удовлетворенно. Вот и ответ на основной вопрос этой главы, извлекает ли человечество и отдельные его представители конструктивный опыт из того, что проходит. Ни хера оно ничего не извлекает.
Глава ХХХХ!
РОДОВАЯ МЕТА «СОВКА»
1. Почему у России всегда «особый путь»? В чем заключается этот особый путь, если не брать в расчет сомнительную гипотезу Гдова о том, что нормальная жизнь российских людей всегда вдруг сменяется какой-либо пакостью?
2. Профукали ль страну окончательно или она возродится, как птица феникс? Если возродится, то когда, при каких условиях?
3. Может, действительно лучше погрузиться в частную жизнь, раз кругом — и в пространстве, и во времени — сплошь почти одно негодяйство? Но чем это может закончиться, если все пока еще мыслящие люди погрузятся в частную жизнь?
4. Советский ли человек Гдов? Является ли он «совком»? Если да, то насколько типичен он? Дорогие читатели, из которых многие писатели или просто люди с развитым воображением, как вы думаете, что станется с Гдовым в финале этой книги?
5. И что, счастье — это действительно морковка, за которой ползет черепаха?
— Особый путь России заключается в том, чтобы постоянно искать этот особый путь.
— Если у России есть особый путь, то и у любой другой страны тоже. Просто каждому приятно культивировать эту свою «особость». Однако в чем такая российская особость конкретно заключается, не знаю, как не знаю, существует ли она вообще.
— Правильно! У всех стран свой особый путь. Вот неделю назад был подряд в Австрии и Греции. Они настолько контрастны во всех смыслах, что не верится, будто это один континент Европа. Наша же страна все время только и делает, что возрождается. С периодичностью лет в двадцать пять. Обосрется, а потом опять возрождается. И разумным каким-либо образом участвовать в нашей общественной жизни невозможно, не дадут. Поэтому у нас все или частной жизнью живут, как мыши под веником, или, когда кому сильно приспичит, сразу же хватаются за булыжник — орудие люмпена. А Гдов безо всяких на то сомнений — советский человек. Он припадает к советским реалиям, как Антей к Земле. Порой кажется, что Гдову вообще все приснилось, что было после перестройки, что он вот-вот проснется под гимн Советского Союза из не выключенного на ночь телевизора. Думаю, что в финале книги Гдов мгновенно уменьшится и спрячется в нагрудный карман пиджака автора, завернувшись в носовой платок. И автор, оставшись наедине с читателем, наконец-то станет своею собственной персоной. А счастье — что счастье? Оно действительно морковка, но иногда эту морковку удается съесть. Такое нечасто, но бывает почти у всех.
