Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2013)
Она тоже превышает привычный формат, и в ней муратовские «Образы Италии» именно так неутилитарно и охарактеризованы: «Не путеводитель и не дневник, эта книга явилась обобщением двухсотлетнего опыта прямого взаимодействия России с Италией, ответом на вопрос, ставший исконно русским: „Ты знаешь край?” Для того, чтобы узнать край, где мирт и лавр растет, глубок и чист лазурный неба свод. „Образы Италии” читают и перечитывают, совершенно не обращая внимания на то, что изменились транспортные средства и нет в книге ни адресов гостиниц, ни ресторанов, ни руководства по шопингу [6] ».
На обложке ипполитовского творения начертаны слова кинорежиссера Андрея Смирнова: «Я давно жду эту книгу, мне не терпится взять ее в руки, полистать, вдохнуть типографский запах. А потом, как водится, залечь на диван, вырубить телефон и, никуда не торопясь, наслаждаться с первой строчки…».
«Как водится», «никуда не торопясь…» Неформатные книги не предназначены для туристического употребления, вот что важно. Выбиваясь за привычные очертания, эти красивые и дорогие издания нужны для самодостаточной грезы, легко зажигающейся от чужих воспоминаний.
Давно примечено: влюбленный человек так заманчиво говорит о предмете своих привязанностей, что, повстречавшись с самим предметом в реальности, слушатель, скорее всего, будет разочарован. Я сейчас не о Венеции говорю, но о механизме переноса прелести рассказа на очарование объекта.
Тем же, кого мучает только один вопрос: „А что, правда, в Венеции плохо пахнет?”, Бильжо советует быстро поставить «эту книгу обратно на полку. Она точно не для него. Ни книга, ни Венеция. Не надо тратить время и деньги зря».
Именно так, как водится, никуда не торопясь, растягиваешься на любимом диване, отключиться от удушающей реальности, бой с которой давно и безнадежно проигран, дабы погрузиться в золотые сны с предзакатными колоколами. Чью-то сублимацию, вероятно, устроят детективы или нечто иное, очевидно сюжетное, да только есть, еще существуют любители проникать на чужие территории посредством заранее отловленных и отжатых психографических рефлексий.
Кажется, это самый безнадежный случай сублимации, завязанной на хотя бы потенциальную возможность воплощения. Ну да, ведь с фантастическим романом или антиутопией особенно не забалуешь. Хотя…
Легкость сибаритствующего подхода в «Моей Венеции» обманчива: за внешней безмятежностью опытного, хорошо пожившего человека, смотрящего на птиц и фотографирующего забавные граффити, возникает стройная персональная стратегия, сумевшая привести к успеху. К «сахарному дневнику моих путешествий».
Конечно, путь Андрея Бильжо принципиально неповторим: для того, чтобы купить квартиру возле супермаркета «Билла», выходящего витринами на Джудекку, нужно много трудиться, придумать Петровича, воплотив его в сотнях рисунков, и создать клуб его незабвенного имени.
Другое дело, что, основываясь на этом непоходном издании, можно легко и изящно сделать мобильное приложение. Уже с картами и закадровым голосом обаятельного и обстоятельного рассказчика, умудренного не только жизненным, но и эксклюзивным венецианским опытом.
Голос этот, художника и ресторатора, бывшего в одной из своих позапрошлых жизней практикующим психиатром, вполне встраивается в общий оптимистический строй бесконфликтных мобильных программ и приложений, столь обожаемых хозяевами айфонов и андроидов.
• • •
Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры на сайте "Нового мира" - http://www.nm1925.ru/
[1] Яйленко Е. Миф Италии в русском искусстве первой половины XIX века. М., «Новое литературное обозрение», 2012.
[2] Яковлев Владимир. Италия в 1847 году. СПб., «Гиперион», 2012; Бильжо Андрей. Моя Венеция. М., «Новое литературное обозрение», 2013.
[3] Ипполитов А. Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI. М., «Колибри», «Азбука-Аттикус», 2012, стр. 10.
[4] Ленин В. И. Задачи союзов молодежи. Речь на III Всероссийском съезде Российского Коммунистического Союза Молодежи 2 октября 1920 года. Цит. по: VIVOS VOCO <http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/VLADLEN/VIL_03.HTM>.
[5] Мандельштам Осип. Сочинения в двух томах. М., «ИХЛ», 1990. Т. I, cтр. 203.
[6] Ипполитов А., стр. 18.
МАРИЯ ГАЛИНА: ФАНТАСТИКА/ФУТУРОЛОГИЯ
КОСМОС, ВОЙНА И ГИГАНТЫ
o:p /o:p
Олаф Стэплдон, Альфред Дёблин и другие
Нет никакой круглой даты, мотивирующей появление именно в этом номере именно этих персонажей. Зато есть ряд странных, воистину фантастических совпадений, более значимых, чем любая круглая дата, о них-то мы и расскажем.
Уильям Олаф Стэплдон (William Olaf Stapledon) родился 10 мая 1886 года в деревушке Мерсисайд, графство Чешир, Великобритания, — а умер как раз посредине следующего века, в 1950 году. За свою по нашим нынешним меркам не долгую жизнь он успел тем не менее все, что приличествует британскому джентльмену, — окончил Оксфорд с дипломом бакалавра новейшей истории (позже сдаст на магистра), работал заместителем директора манчестерской начальной школы, затем пару лет — в офисах отцовской судостроительной фирмы в Ливерпуле и Порт-Саиде. Вернувшись к преподавательской работе, в 1914 году выпустил сборник стихов под названием «Современные псалмы» (Latter-Day Psalms). С 1915-го и до конца Первой мировой — в действующей армии. После войны Стэплдон женился на Агнес Зене Миллер, своей двоюродной сестре из Австралии, пережившей его на тридцать четыре года, стал отцом двоих детей — Мэри и Джона, преподавал философию и психологию в вечерней школе, получил степень доктора философии в Ливерпульском университете, публиковался в философских журналах, а в 1929-м выпустил труд «Современная теория этики».
Стэплдон так бы и занял свое скромное место в памяти человечества как философ-гуманист, борец за (устойчивый штамп того времени) мир во всем мире (он, в частности, в сентябре 1948 года принял участие в Конгрессе сторонников мира во Вроцлаве, где также присутствовали Пабло Пикассо, Бертольд Брехт, Олдос Хаксли, Поль Элюар, Илья Эренбург, Анна Зегерс, Ирен и Фредерик Жолио-Кюри и др.), если бы не одно — несколько даже конфузное — обстоятельство.
Стэплдон был писатель-фантаст.
В 1930 году он выпускает свой первый роман под названием «Последние и первые люди» — и оставляет преподавательскую деятельность, полностью посвятив себя литературе. После выходят и другие книги: «Последние люди в Лондоне» (1932), «Странный Джон» (1935) — о мутанте-сверхчеловеке, «Создатель звезд» (1937), на котором мы остановимся подробней, и «Сириус» (1944) — о собаке, обретшей разум в результате эксперимента. В оправдание этого легкомысленного занятия можно отметить, что о творчестве Стэплдона одобрительно отзывались такие признанные интеллектуалы-современники, как Герберт Уэллс и Джон Пристли. И в первую очередь высокую оценку получил первый его опыт — роман «Последние и первые люди».
На самом деле, ирония по поводу писательских пристрастий Стэплдона не очень уместна. В начале ХХ века европейская фантастика была лишь способом изложения идей о мироустройстве — наряду, скажем, с философским трактатом (впоследствии именно так задачу фантастики понимал и Станислав Лем, тоже Стэплдона высоко ценивший), и в этом смысле Уэллс был не менее уважаемым автором, чем, к примеру, Тейяр де Шарден. Фантастикой как инструментом не брезговал тот же Пристли. Стэплдон в этом смысле не исключение, тем более, что его «Последние и первые люди» и впрямь скорее смахивают на трактат. Романом в традиционном смысле слова это сочинение можно назвать лишь с очень большой натяжкой — ни завязки, ни кульминации, ни героев (в качестве действующих лиц — страны и народы), а вместо развязки — медный таз, которым все накрывается окончательно, хотя и весьма величественно: все борения, все взлеты и падения оказались напрасны. Переселившееся на Нептун человечество (Восемнадцатые Люди, фактически уже другой вид, ничем не напоминают людей нынешних), раз за разом возрождавшее себя в эволюционных спазмах и, казалось бы, только-только достигшее гармонии, поглощается некоей космической чумой, цепной реакцией, поражающей звезды и вот-вот грозящей поглотить Солнце.