Майя Новик - «Зона свободы» (дневники мотоциклистки)
Мы ехали медленно, то и дело осматриваясь и оглядываясь. В этот день нас должна была догнать Царева. Но её все не было и не было. Мы пересекли мост возле Ини и целых два часа укрывались от грозы в беседке у какого-то святого места. После того, как гроза, отгромыхав, отправилась пугать других туристов, мы сделали вылазку на обрыв Катуни и обнаружили смотровую площадку — внизу в Катунь впадала Чуя. Противоположный берег Катуни поднимался вверх ступенями-террасами, верхушки гор скрывались в облаках.
Уже в сумерках мы свернули с дороги и поставили палатку на высоком берегу Чуи.
Горы погрузились во мрак, а над головой зажглись звезды, когда мы увидели на трассе фары мотоциклов.
— Давай ключи от «Соло»! — кричал Алексей и метался по поляне, отыскивая шлем. — Давай документы!
Он гнался за мотоциклами километров десять, пока они не заметили мечущуюся позади фару и не притормозили. Через час мы были в сборе. Возле нашей брезентовой палатки раскинулась легкая палатка Олега, я варила ужин, Светлана достала камус, и над уснувшими горами поплыли волшебные звуки… Я подняла голову вверх и увидела, как в черно-ультрамариновом поднебесье вдруг вспыхнула и навсегда погасла большая яркая звезда. Словно где-то там, среди звезд, кто-то зажег и тут же погасил костер на привале.
— Видели? — спросила я всех.
Мужчины молчали.
— Я видела! — с придыханьем ответила Светлана и, еще раз глянув в синеву, прильнула губами к камусу.
Ночью я вышла из палатки и увидела, что над долиной висят громадные звезды…
Ковш Большой Медведицы был так близко, что захотелось протянуть руку и взять его — испить ледяной воды горных рек древнего Алтая… …Дорога петляла среди скал, словно напуганный заяц. От одной скалы к другой, от этого поселка к следующему, от долины к долине — вперед, на юг! Внезапно ущелье распахнулось перед нами, словно окно в иной мир, и мы увидели огромную долину — в дали сияли снежные пики, а перед ними расстилалась степь. Дорога рванулась по прямой и стала ровной, как взлетная полоса. То начинался, то заканчивался дождь, до нас то и дело доносились раскаты грома — и справа, и слева в горах бушевала гроза.
Перед самым Кош-Агачем долина снова сузилась и скалы поменяли свой цвет, они лежали вокруг дороги, словно громадные туши уснувших миллионы лет динозавров — зазубренные красные, розовые, ярко-желтые спины подпирали низкие тучи. А перед нами уже распахнулась новая долина и мы замерли от восхищения, — далекие разноцветные: синие, зеленые, коричневые холмы, выжженная охристо-желтая безводная степь в кустиках какой-то беловатой пустынной травы и синее небо над нами. Здесь, на Алтае было спрессовано все — на нескольких сотнях километров можно было увидеть Азию, Сибирь, Европу. Тайга, степь и пустыня — все рядом, все переплетено, все спутано, все свито в единый тугой жгут. И эта красота, сотворенная Богом, впилась мне в сердце, — не забыть, не вырвать. …Жизнь состоит из исключений. В Кош-Агаче нет деревьев — потому что нет воды, и единственное на весь поселок дерево растет на помойке, в Кош-Агаче нет крыш, потому что здесь не бывает дождей, в Кош-Агаче никто не боится замерзнуть, — здесь не бывает холодов. Ну почему же мне так холодно, а дождь не прекращается вот уже несколько часов? Ветер старается порвать линию горизонта и словно раздвинуть тяжелые гряды гор, бьет молотами кулаков по мотоциклу и мотает его по шоссе как воздушный шарик. Что же это такое? Куда не поедем — везде дожди?
Меня спасла Светлана — эта волшебная девушка вытащила из бездонных карманов своего сине-оранжевого костюма плоскую фляжечку с коньяком, и я благословила тот момент, когда решила ехать вместе. Отхлебнув коньяка прямо из горлышка, я все же доехала до намеченного места где-то на берегу реки Кураики, а потом хлынул ливень, и мы все спрятались в нашу вместительную платку, где добавили коньяку, а потом добавили еще… И еще. И в этот момент я поняла — все в мире поправимо!
Нельзя вот только сгоревшую звезду на небеса вернуть, а остальное — наживное. А, значит, наживем…
Это было чудесное путешествие. Мы побывали на леднике Актру и сумели заехать до самого альплагеря на мотоцикле с коляской, чего никто и никогда не делал. Мы доехали почти до самой монгольской границы, мы провели несколько дней на Телецком озере. На Актру я с восхищением смотрела, как, Светлана, словно тигрица, метнулась в ледяную воду реки вытаскивать увязший там мотоцикл. Попробовала повторить её подвиг и я, но через минуту выбежала из воды на серый, глинистый берег растирать онемевшие, красные ноги. Я не могла не восхищаться ею — умница, красавица, отчаянная мотоциклистка, она спокойно и немножко небрежно рассказывала о путешествиях, а в маршруты пятой категории она ходила каждое лето.
На дороге она гарцевала где-то впереди всех нас, и не корила меня за то, что я слишком медленно еду. Она не была замужем и, кажется, я понимала, почему — трудно соответствовать такой женщине. Ох, как трудно… И поэтому, когда в один прекрасный момент над вечерним прогретым берегом Катуни вдруг поплыли горько-сладкие прощальные звуки камуса, и нужно было расставаться, потому что они ехали дальше — на неведомый и таинственный Чулышман, а мы возвращались домой, я от всей души пожелала ей найти такого же красивого, такого же смелого парнягу, который был бы её достоин. Мое пожелание исполнилось — она встретила своего будущего мужа через месяц, когда поехала в очередной сложный маршрут. А я после этой поездки снова стала верить — люди высокой породы есть. Есть!
Домой мы возвращались не без приключений. Остановились вскоре после перевала Чике-Таман, на реке с красивым название Урсул. Ночью я проснулась от ужаса и долго не могла заснуть. Сквозь шум реки до меня вдруг отчетливо донеслось позвякивание: кто-то шарился в наших вещах. Я разбудила Алексея. Слава Богу, он быстро сообразил что к чему и, тихонько открыв замок палатки, выскочил наружу с топором.
Я услышала его страшные ругательства, и кубарем выкатилась следом: вокруг была темнота, хоть глаз выколи. Кто-то с топотом метнулся в прочь. Мне показалось, топотал целый табун лошадей… Алексей, ругаясь, посветил фонариком: оказывается, ночные визитеры отвязывали притянутую жгутом к запаске резину, которую мы купили в Новосибирске. Звяканье крючка о спицы колеса я и услышала. Быстро осмотрели мотоциклы, — у нас скрутили поворотники! Алексей прыгнул на «Урал» и погонял туда-сюда по округе, освещая кусты и дорогу. Никого. Нам ничего не оставалось, как покричать в темноту ругательства и угрозы. Пусть боятся…
Мы разожгли костер и просидели возле него до утра, и, как только рассвело, вышли на трассу.
Бессонная ночь сказалась быстро, — глаза стали слипаться, клонило в сон, и даже холод не оказывал бодрящего воздействия. Проехав сотню километров, мы где-то посреди леса свернули с дороги, отъехали так, чтобы не было видно, кинули коврики прямо на заросшую травой лесную дорогу и заснули.
Проснулись мы одновременно от конского ржанья и топота копыт. Открыв глаза, мы увидели лошадей. Их было много. Они удивленно глядели на нас: мы легли на тропе, по которой они ходили на пастбище. Потом лошади что-то соображали и шли вокруг.
Их было, наверное несколько сотен: карие, пегие, желтые, вороные, жеребцы, кобылицы, жеребята, высокие и низкие, разных возрастов, явно породистые и работяги. Они шли и шли и, казалось, их поток никогда не закончиться. Мы глядели на них снизу вверх и видели тонкие, костистые ноги. Все это можно было принять за галлюцинацию от усталости. Потом мы сообразили: где-то рядом находился конный завод. Одна из кобылиц, услышав ржание своего жеребенка, кинулась вперед и была готова затоптать нас, но Алексей встал с коврика, взмахнул руками, и она шарахнулась в сторону. Она была прекрасна — вороная, с мускулистой лоснящейся грудью, с тонкими сухими ногами, с влажными глазами. Она волновалась и металась, пока не решилась обойти нас стороной.
Напоследок мы, словно вини-пухи, нахапали алтайского, душистого меда, который здесь продавали прямо на обочинах. Алексей на память купил алтайский камус.
Инструмент у него зазвучал сразу же — вот что значит кочевая кровь!
Где-то на краю Красноярского края нас все же догнал дождь. Да не дождь, а обвальный тропический ливень — в десяти метрах ничего не было видно. Я свернула на площадку для отдыха — переждать, но слова Алексея: «Что, слабо в ливень?», подхлестнули. А не слабо!
Колючие капли воды затекали за ворот химзащиты, перчатки мгновенно промокли.
Плевать! Алексей летел впереди, я — следом. Я не заметила, как он затормозил перед большой ямой на асфальте и проехал по краю. Я увидела её страшную пасть слишком близко и нажала на тормоза. Скорость была за восемьдесят, а асфальт — скользким. Заднее колесо заблокировало сразу, «Соло» чуть вильнул, задрожал и начал ложиться на левый бок…
