Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)
Я наутро встал и поехал к ним, хотел попросить суновский адрес. Мало ли – письмо захочется написать, а по телефону как этот адрес запишешь, если он иероглифами пишется. Бутылку взял.
Иван с Пэном уже упаковывались. Иван порылся в своей записной книжке, но адреса не нашел, хотя вчера обещал. Давай, говорит, лучше свой, я его Суну передам, он письмо тебе сам напишет.
Я сидел и смотрел, как они набивают свое барахло в клеенчатые сумки. Пань Пэн был, как обычно, молчалив, а Иван говорил без остановки. Говорил, что они установили прекрасные контакты, что партнеры ждут, и теперь нужно только наладить транспортировку товара. Товар разный, очень, очень прекрасный – одежда, обувь, разные мелкие, очень необходимые вещи для жизни и для детей. Разные полезные продукты для здоровья.
– А мистер Сун тоже доволен?
– Он тоже доволен, очень. Но немного поменьше – у него другой товар. У него другая компания, очень крупная.
– Он еще приедет?
– Может быть. Если мы хорошо наладим выгоду, – он тоже нам будет помогать.
Закончили с сумками, Пэн взял швабру и начал из-под кровати что-то выковыривать. Потом выволок за шерсть двух белых собак, покрытых пылью и дрожащих. Их тоже посадили в сумку и оттащили ее к входной двери.
– А зачем вам?
– Попробуем. Сейчас в Китае можно иметь собак. Но их совсем очень мало. Наши друзья сказали, что богатый человек может платить восемьдесят долларов. Одну собаку – восемьдесят долларов.
Я попросил передавать Суну привет, оставил им бутылку и пошел домой.
Эрик Костоцкий прислал письмо. Приглашал сходить с ним в поход весной. Разволновал он меня этим приглашением немного. Пошел на кухню, покурил, пока кофе варился, потом понес чашку к компьютеру. Все равно, конечно, не поеду никуда. Куда ехать, кому там нужен, когда людям везде своих проблем хватает. Потом как-нибудь.
Чтобы уехать, нужно сил немножко побольше, азарта. Желание хотя бы. Чтобы девчонку к себе привести, тоже силы нужны. Я понял, почему они – девчонки – такие разные днем, когда я перед ними прыгаю, и вечером, когда домой еду. У меня просто шоу, действительно, хорошее получается, они меня как человека и не воспринимают. Я для них, как рекламная пауза, как картинка из телевизора, как мультяшка. Ненастоящий.
У нас роли заранее распределены: я – мультяшка, они – зрители. Только одна, и как назло самая что ни на есть сексапильная такая девчонка взяла, да и не согласилась. Конечно, частенько случается, что и посылают куда подальше, но я не обижаюсь, ведь и рекламу не все любят смотреть, а вот эта Маша, – я теперь никогда не забуду, как ее зовут, – она не согласилась.
В институт какой-то зашел, еще издали ее увидел и сразу туда. Стоит с подружками, в сторонке парни у стеночки разговаривают полубоком к ней. Вручил ей пластырь, а она смотреть не стала, а взяла и подошла ко мне вплотную, почти прижалась, посмотрела в глаза ясным таким взглядом издевательским и сказала, чтобы я еще что-нибудь про свой товар рассказал.
Пуговицы на рубашке об ее пуговички цепляются, меня от этого аж в пот бросает. Вот так вот без разрешения вторглась, по Алану Пизу, в мою интимную зону и этим просто убила меня. От нее, как от печки, я хочу отодвинуться, а она наступает и улыбается. У меня лицо горит, в руках коробки, и язык не ворочается. А подружки ее стоят и смеются.
– Вы...
– Меня Маша зовут, молодой человек. И что вы хотели сказать? – Видно, что издевается и получает от этого удовольствие.
Пришлось бежать оттуда, даже пластырь у нее не забрал. В страшном сне такое не привидится. Убил бы.
Вообще, последнее время, как закончу работать, как распродам свои три-четыре коробочки, от меня даже в транспорте женщины отодвигаются, как будто запах какой-то чуют. От всех людей пахнет, по’том пахнет, мокрыми дубленками, колбасой, чесноком иногда, волосами. Я-то, вроде, моюсь, одеколоном брызгаюсь.
Иногда даже домой доехать сил нет, не хочется. Если бы не комп дома, то не знаю даже, что делать. Работаю последнее время где-нибудь рядышком.
Вообще, хорошо бы где-нибудь очутиться, только чтобы не собираться, не покупать билеты, не ехать. На это уже не хватит сил. Или вот если бы с кем-то еще поехать. Хоть с Нормой, что ли. Брат недавно звонил из своей загранки, рассказал, что несколько лет назад очередные друзья Нормы в Москве вовлекли ее в какие-то дела, связанные с торговлей автомобилями. Не знаю, что уж у них там произошло, но после этого охота тесно общаться с россиянами у Нормы отпала, и она уже давно не идет ни на какие контакты.
Ладно, можно попробовать хотя бы. Может, если ей так понравилось тот раз, то она еще захочет? Да и платить за себя я сейчас сам смогу.
Я набрал номер телефона, который был записан ее рукой в моей записной книжке. Сразу узнал чуть глуховатый голос.
– Норма, это Сергей. Сергей из Москвы. Мы вместе ездили на Алтай, помните?
– Алло.
– Норма...
– Алло.
– Can I speak to Norma Schubert?
– It’s me.
– Это Сергей из Москвы говорит. Мы вместе были на Алтае. Вы слышите меня?
– ...
Позвонил Алене за каким-то чертом, попросил опять, чтобы вернулась. А она взяла, да и согласилась. Давай, говорит, попробуем последний раз. Через два дня ушла. Тогда я собрался и уехал к Костоцкому.
Неожиданно так, даже для самого себя неожиданно, уехал. Еще вчера ни о чем таком и не думал. Не собирался, по крайней мере. Мы честно старались делать вид, что просто встретились после долгой разлуки, что рады вернуться к привычной жизни. Я бегал по обеим нашим комнатам, суетился, пытался приготовить что-то на ужин, открыл бутылку вина и, конечно же, надел свой костюм. Нашелся даже огарок свечки, ведь в таких случаях полагается сидеть при свечах.
Ну и что, что немного изменился ее запах (а может быть, и мой), что она стала чуть более ухоженная. Ну и что, что она почти не взяла с собой вещей, когда ехала ко мне. Мы вглядывались друг в друга ночью, в темноте, когда она сидела на мне, мы думали, что не видно наших изучающих взглядов, и мы любили чуть более страстно, чем обычно. Наверное, нам нужно было попрощаться, и мы выбрали вот такой вот способ, ничем не хуже, я считаю, чем другие способы. Мы ужинали за одним столом, спали вместе и утром открыли глаза одновременно.
Поссорились на второй же день к вечеру. Вернее, не поссорились – ссоры-то не было, а просто начали вяло перечислять недостатки друг у друга и старые обиды.
– Зря я вернулась. Как дура, блин, тебя послушалась. Думаешь, мне легко вот брать и все менять?
– Ну и сидела бы на месте, семьей бы занималась. О ребенке бы подумала.
– Да не могу я сидеть, понимаешь? Я тебя не люблю, мне противно жить с тобой. А сейчас еще противней все это объяснять.
– Про ребенка, про ребенка подумай.
