Лиз Мюррей - Клуб бездомных мечтателей
В гетто говорят о том, что происходит рядом – на своей или соседней улице.
«Эй, ты слышал о перестрелке на Гранд-авеню? Милкшейка убили! Прикинь – помер, финито!» или «Йо, знаешь, что мисс Ольга снова начала продавать пироги? И у нее на доллар дешевле, чем у Лулу. И она еще в них кокосовую стружку кладет». Все, что расположено чуть дальше, чем на пару улиц в стороне от дома в гетто, не существует.
Когда Кен рассказал, какие сложности ему пришлось преодолеть, чтобы попасть в прошлом году в летний молодежный лагерь на Кубе, я с удивлением спросила его:
– Разве на Кубу так сложно попасть?
– Ну да, – ответил он. – У нас же эмбарго.
Я кивнула, делая вид, что все поняла. Я не знала, что такое «эмбарго». Наверное, об этом рассказывают в средней школе. Мне было неприятно притворяться, поэтому я решила молчать и больше не встревать в их разговоры.
Потом все стали обсуждать колледж. Они сравнивали условия жизни в разных студенческих городках, общежития, своих профессоров и использовали непонятные слова, такие, как «тезис», «членство в научном обществе» и «регистратор»[24]. И вообще, что такое «аспирантура»? Это что-то отличное от колледжа? Хотя как такое может быть, если все они уже являются студентами колледжа? Я сделала вид, будто все эти вопросы мне прекрасно знакомы. Несмотря на то что я ничего не понимала, мне стала интересна жизнь и учеба в колледже.
Больше всего меня поразило их чувство принадлежности к определенной группе. Складывалось ощущение, что обучение в колледже открывало двери для общения с людьми, которых ты никогда в жизни не видел. Я задумалась, смогу ли я сама пойти в колледж. Несмотря на то что я не знала разницы между бри и горгонзолой и понятия не имела, где находится Европа. Моя мама бросила школу после восьмого класса, а папа не закончил высшее образование.
– Будешь что-нибудь пить? – спросил Кен, трогая меня за руку.
Мое сердце забилось, а щеки зарделись.
– Нет, спасибо, – ответила я.
– О’кей, – сказал Кен и улыбнулся.
Он кинул подушку на один из спальников. Анна сказала, что по радио играют ее любимую песню, сделала звук громче и начала мотать головой с копной светлых волос. Заиграла песня «What’s Up» в исполнении «Four Non Blondes».
– Круто! – закричала Анна.
Вместе с Кеном они начали подпевать. Кен рассмеялся и, мне показалось, посмотрел на меня. Я была практически уверена, что он на меня посмотрел. Я улыбнулась ему в ответ.
Я вышла в туалет и на обратном пути незаметно переложила свой спальник рядом со спальником Кена. Через два часа всю еду съели, и все стали укладываться спать. Как я и планировала, Кен оказался рядом со мной.
Я решила, что несколько раз кашляну в темноте. Это послужит сигналом, что я не сплю. Я сделала это, а потом провела своей ногой вдоль его ноги и ждала его ответной реакции. Но ничего не произошло. В подвале становилось теплее от включенного отопления. Лунный свет, проникавший через маленькие окошки, освещал фотографию его сестры, на которой она была изображена с другой девочкой на пляже в далекой стране. Девочки держали в руках черепаху, и у них на запястьях были одинаковые браслеты. Я ждала. Ничего не происходило.
Потом я услышала храп Кена. Стало ясно, что он спит как убитый.
* * *На следующее утро мама Кена разложила на кухонном столе завернутые в салфетку приборы, как это делали в кафе, где работал Тони. С пробежки вернулся папа Кена. Подмышки его майки были мокрыми.
– Привет, дорогая! – сказал он и взъерошил волосы Эрики, которая сидела на диване.
Джереми, Стивен и Кэт расселись вокруг стола. Я устроилась в отдалении и стала намазывать бутерброд, ни на кого не глядя. Дверь открылась, и вошли Кен с Анной. Они были одеты в спортивную одежду и смеялись.
– А ты мне не верил, что я могу еще круг пробежать! – сказала Анна и ударила Кена по плечу.
Ее голубые глаза блестели, и она тяжело дышала. Кен наклонился, положив руки на колени. Он тоже запыхался после пробежки. Анна погладила его по спине, и я сразу поняла, что их отношения гораздо серьезнее, чем я могла предположить. Действительно, с чего мне пришла в голову мысль, что Кен может мной заинтересоваться? Я почувствовала себя полной идиоткой.
Мама Кена внесла в комнату большую плетеную корзинку с выпечкой: посыпанные крупными кристаллами коричневого сахара маффины, булочки с маком и сладкие плюшки. Выпечка выглядела идеально, словно на рекламной картинке. Я уставилась на корзинку. Никогда раньше я не видела такого большого количества выпечки, которую подают к столу. На плите за нами папа Кена начал жарить яичницу. На столе стоял полный графин апельсинового сока. Стивен и Кен намазывали мягким сыром булочки. Кен поставил на стол тарелку.
– Садись сюда, – сказал он Анне и показал на стул рядом со своим. – Я проиграл пари, так что должен накормить тебя завтраком.
Она улыбнулась и налила себе сока из тяжелого графина. Мне казалось, что я смотрю скетч юмористической передачи под названием «Идеальная семья, которой у тебя никогда не будет». Я перестала грустить, и мне стало смешно.
Совершенно непроизвольно я начала смеяться. Все головы повернулись в мою сторону, потому что ничего смешного за столом не происходило. Я понимала, что выгляжу более чем странно, но ничего не могла с собой поделать и продолжала хихикать, закрывая рот рукой. Я смеялась над ситуацией, в которую попала: над разговорами о сырах, над идеальным домом, над красавцем Кеном и Анной, над его родителями…
Корзинка с выпечкой стала последней каплей, и я больше уже не могла сдерживаться. Если бы со мной была Сэм, она бы тоже рассмеялась над совершенно недосягаемой и недоступной для нас жизнью. Казалось, что я смотрю на рождественскую витрину дорогого магазина. Каждая деталь картинки была идеальной, прекрасной и манящей. Ты останавливаешься на тротуаре, завороженная зрелищем, но потом идешь дальше по своим делам.
Мое хихиканье привлекло всеобщее внимание. Я прекрасно знаю, как ведут себя сумасшедшие, и представляю, какое впечатление это поведение производит. Я хотела объяснить, над чем я смеюсь, но мое объяснение вызвало еще большее удивление.
– Дело в том, что у вас здесь целая корзина… выпечки, – объяснила я. – Ну, я к тому, что это целая огромная корзина. Здоровенная, понимаете? – Все молчали. – Вы съедаете по такой большой корзине выпечки каждый день? – спросила я. – Если так, то это прекрасно. Вот, собственно говоря, и все. – Слава богу, что мне удалось побороть себя, и я перестала хихикать. – Извините, я к тому, что очень вкусная выпечка. Мне очень нравится.
