Эдуард Тополь - Любожид
А в это время кто-то из лилипутов играл на скрипке что-то щемяще-жалостливое, еще кто-то ходил на руках по подоконнику и кричал: «Если он уедет, я свалюсь за окно!» – а трое плачущих пигмеев бесцеремонно уселись в углу кабинета прямо на пол, открыли бутылку вина «Кахетинское» и, размазывая слезы по щекам, стали пить по очереди прямо из горлышка.
Седа растерялась. Впервые в жизни она имела дело с людьми, которые были не выше ее ростом, а почти в два раза ниже. И к тому же эти полудети не просили ее пропустить чей-то багаж, а наоборот, просили задержать…
– Кого задержать?… Кто вы такие?… – растерянно спрашивала Седа.
– Нашего директора! – всхлипывая, сказала ей крохотная Белоснежка, сидевшая перед ней на письменном столе. – Мы артисты театра «Мечта». Единственный в Европе профессиональный театр лилипутов! Он создал этот театр, он собрал нас со всей страны, а теперь уезжает! – И лилипутка опять зарыдала, смешно утирая крупные слезы своим крохотным, кукольным кулачком.
– А что? – осторожно спросила Седа. – Он еврей?
Она никогда не думала, что и среди лилипутов есть евреи. Но с другой стороны, почему бы и нет?
– Ну конечно, он еврей! – сказал сбоку какой-то смазливый гномик, похожий на принца. Даже в цилиндре он был не выше письменного стола. – Кто еще может додуматься назвать «Мечтой» театр лилипутов? И поставить в нем «Анну Каренину»!
– У нас были аншлаги даже в Англии! – сказала Белоснежка. – Пожалуйста, не выпускай его! Ну что тебе стоит? Он же негодяй – до сегодняшнего дня ничего не говорил нам о своем отъезде!
– Если он уедет – нас закроют! – с трагическим пафосом пробасил плотный коротышка в красном бархатном камзоле и фетровой шляпе с пером, и все лилипуты зарыдали уже просто хором.
«Ну, в конце концов, – подумала Седа, – я могу и задержать им какого-то лилипута дней на десять. Но ведь не больше…»
– Ну хорошо, допустим, я задержу его на пару недель, – сказала она, улыбнувшись, кажется, впервые в жизни. – Но вам же это не поможет!
– Поможет! Поможет! – разом закричали все двадцать лилипутов, бросая в воздух цилиндры и шляпы, подпрыгивая и крутя сальто в воздухе. – Потом мы его еще уговорим! А потом зарплату получим! А потом поедем на гастроли в Монголию – он оттуда не сможет уехать!
Седа смотрела на их наивную и неподдельную радость, улыбалась и даже не стирала губную помаду, которой перемазала ей щеки благодарная Белоснежка. Конечно, она задержит этим детям их директора. Раз в жизни она может позволить себе быть и помягче. Тем более не к каким-то уголовникам или жидам, а к лилипутам.
– Хорошо… – сказала Седа и уже начала подниматься со своего кресла, когда дверь в ее кабинет снова распахнулась настежь и вошел некто совершенно неправдоподобный-двухметроворостый красавец в длиннополом черном кожаном пальто, белом шарфе, белых лайковых перчатках и с вдохновенным лицом Мефистофеля.
– Эт-т-то что еще такое?! – громко и строго сказал он лилипутам, которые разом замолкли при его появлении. – Это что за балаган вы тут устроили, а? Немедленно извинитесь перед товарищем! – И Седе, вскользь: – Не знаю, простите, как ваша фамилия. Но это такие дети! – И снова лилипутам, точнее Белоснежке: – Матильда! Ну-ка, поди сюда! Иди, иди, бесстыдница!
Белоснежка-Матильда встала на письменном столе Седы и по этому столу приблизилась, потупив глаза, к двухметровому гиганту. Даже стоя на столе, она едва доставала головой до бриллиантовой застежки на его поразительно красивом галстуке.
А гигант извлек из кармана своего кожаного пальто круглую картонную коробку с зубным порошком «Свежесть», брезгливо открыл ее своими длинными пальцами в лайковых перчатках и спросил у Матильды:
– Что это такое?
В зубном порошке тускло поблескивали фальшивые театральные бриллианты.
– Я тебя спрашиваю, Матильда! – сказал гигант своим сочным баритоном. – Что – это – такое? Ты когда-нибудь видела, чтобы я пользовался зубным порошком отечественного производства? И вообще, вы что, господа, в тюрьму решили меня посадить?
– Мы не хотим, чтобы ты уезжал, – тихо, при общем унынии лилипутов произнесла Матильда. – Мы тебя любим.
– Да! Да! – тут же зашумели лилипуты. – Мы любим тебя! А ты уезжаешь! Как мы будем без тебя жить?
Седа смотрела на них во все глаза. А еще точнее – на гиганта в кожаном пальто. Впервые в жизни она видела такого мужчину, а если быть предельно точным, впервые в жизни она расслабилась или, как говорят в боксе, открылась. И надо же было случиться, чтобы именно в тот момент, когда Седа открылась, в её кабинет зашел не какой-нибудь очередной ташкентский Кацман, а он – Вениамин Матвеевич Брускин!
Матильда повернулась к Седе и сказала шепотом, как в театре:
– Помни, ты обещала!
Но Матильда могла и не напоминать Седе о ее обещании.
Господи, что мы знаем о женских сердцах? Даже Ты, Великий, не подозревал, какие сюрпризы преподнесет Тебе самая первая женщина, произведенная Тобой из ребра Адама.
Седа Ашидова, майор КГБ, произведенная в начальницу московской грузовой таможни из сибирских недр Главного управления исправительно-трудовых учреждений, обладательница правительственных наград, именного оружия, а также титулов Бешеная, Чингисхан, Могила и так далее, влюбилась в директора театра лилипутов Вениамина Брускина с первого взгляда, как восьмиклассницы 70-х годов влюблялись в Марлона Брандо и Вячеслава Тихонова.
Могла ли она отпустить его в эмиграцию?
– Извините… – сказала Седа, вышла из своего кабинета и, чувствуя незнакомый жар во всем теле, ласточкой слетела вниз, на первый этаж, в зал досмотра багажа. – Где багаж этого артиста? Ну, как его… Который директор у лилипутов…
– А, Брускин! – сказал дежурный инспектор. – Вот. Два ящика. Ничего особенного – книги, чешский гарнитур, аккордеон «Вельтмюллер» и мотоцикл «Ява» с запасным мотором. Была коробка с фальшивыми бриллиантами в зубном порошке, но я их ему отдал.
– Что-то нужно найти! – лихорадочно перебила Седа.
– Чтобы оштрафовать или чтобы задержать отъезд? – уточнил инспектор.
– Задержать! Задержать!
– У вас лицо в помаде, Седа Рашидовна. А задержать – это просто. Прикажите разобрать его мотоцикл по подозрению в провозе контрабанды – вот он и тормознется дней на двадцать! Кто тут будет «Яву» разбирать? У нас механиков нет. А в «Яве», может, кило настоящих бриллиантов упрятано!
– Очень хорошо! Напишите рапорт и принесите мне в кабинет! – распорядилась Седа и, довольная собой, метнулась в камеру предметов, изъятых при досмотре багажа. Там, на этом складе, было все – от зеркал XVI века в золоченых рамах до французской косметики.
