KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)

Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)". Жанр: Современная проза издательство неизвестно, год неизвестен.
Перейти на страницу:

“В 1965 году он [Евтушенко] выступал на вечере, посвященном 70-летию Есенина. Мероприятие транслировалось в прямом эфире на всю страну. И Евтушенко воспользовался этим, чтобы прочесть свое стихотворение „Письмо к Есенину”. В президиуме собрания сидел первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов. А Евтушенко, глядя на него, декламировал: „Когда румяный комсомольский вождь / На нас, поэтов, кулаком грохочет...” Павлов побагровел, зал аплодировал. Словом, вышел большой скандал. Московской писательской организации поручили разобрать поведение Евтушенко. Пострадал и Павлов. Суслов сказал, что после такой публичной пощечины его не следует брать на работу в ЦК КПСС”.

“Евтушенко мечтал возглавить литературный журнал для молодых поэтов. Возможно, если бы такое решение состоялось, он стал вести бы себя по-другому”.

Татьяна Постникова. Антропология кино. — “Органон”, 2009, 24 сентября <http://organon.cih.ru>.

“Массовое кино справляется с ролью культуры, в которой главную роль играет коммуникация — обмен устоявшимися смыслами: информация заранее известна и однонаправлена (от экрана к зрителю). Но после просмотра фильма массового кино ничего не происходит. <...> Массовое кино не для зрителя, оно просто пользуется им. Оно пользуется тем, что смыслы, которые это кино передает, знакомы зрителю. Использованному зрителю ничего не остается делать, как оставаться в своей пассивности. Однако зритель активен при просмотре — активен эмоционально”.

“Арт-кино действует так, что важно не повествование, не содержание, а лакуны, паузы, возникающие между изображениями. <...> Здесь важна пауза в информации, торможение. Торможение реакции происходит оттого, что зритель сталкивается с новым, неизвестным. Оно происходит при потере ближайшей — понятной — причины. Известное не меняет человека никак, в отличие от неизвестного. Искусство ставит на границу понимания, причем не во время фильма, а после ”.

Почему современная лингвистика должна быть лингвистикой корпусов. Лекция Владимира Плунгяна. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 23 октября <http://www.polit.ru>.

Полная стенограмма лекции, прочитанной известным российским лингвистом Владимиром Александровичем Плунгяном 1 октября 2009 года в клубе “ Bilingua ”. Среди прочего: “Русский язык относится к тем языкам, где существует норма, она разработана, но норма — это не факт языка, это не явление природы, норма придумана людьми, которые руководствуются какими-то соображениями. Норма должна быть, это удобно для общества, но это не очень естественно для языка. Язык, сейчас никто уже с этим спорить не будет, принципиально вне нормы. В языке существует много всего одновременно, а норма предписывает выбрать что-то одно, все остальное предписывает преследовать как неправильное, стыдное, неграмотное. <...> Человек в принципе не может сказать того, чего в языке нет. Если кто-то уже что-то сказал, значит, так его язык устроен, так говорить „можно” и наше дело это изучить. Но дело общества что-то одно запретить, что-то другое — выбрать. Как это делается, на что опираются творцы нормы, — вопрос отдельный”.

“Поэзия — что-то вроде мешка с таблетками”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Марией Степановой. Беседу ведет Леонид Костюков. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 15 октября <http://www.polit.ru>.

Говорит Мария Степанова: “Поэзия — что-то вроде мешка с таблетками: это концентрат опыта, который в повседневной жизни существует в более разжиженном, что ли, виде. Здесь этот опыт невероятно сгущен и существует в маленьком объеме, в капсулах.

А внутри он вдруг распускается невероятным цветом. Ну а проза — способ время скоротать, что-то вроде сказки, которая рассказывается на ночь. Бывает, что сказка страшная… —

Л. К.: Но в итоге надо уснуть? — М. С.: Ну, в итоге все уснем, знаете ли”.

Поэма в прозе о тайной свободе. Беседовал Станислав Зелянин. — “Вечерний Северодвинск”, 2009, 17 сентября <http://www.vdvsn.ru>.

Говорит Сергей Шаргунов: “Вот сейчас я уже несколько месяцев езжу по стране. Встречу пишущего с читающими не могут запретить, в отличие от встреч оппозиционного политика. Таким образом, русская литература в очередной раз оказывается пространством свободы, пространством спасения. <...> Да, „тайной свободы”, по Блоку. Такая свобода даже важнее декларируемой в то время, когда „отмороженность” охранителей рифмуется с маргинализацией их оппонентов. Писателя сложно сломать — у него есть некое метафизическое алиби. Выражаясь по-современному, его „крышуют” его предшественники!”

Захар Прилепин. Без почвы не жилец. — “Огонек”, 2009, № 24, 26 октября.

“Русская литература осталась в Советской России, хотя здесь можно сказать — просто в России, и именно там она выживала и выжила. К концу 30-х годов, то есть спустя всего двадцать лет после первой волны эмиграции, никакой эмигрантской литературы почти не осталось. Старые мастера доживали свой век, новой литературы не появилось. В прозе можно назвать только два по-настоящему больших имени — Газданов и Набоков. Пожалуй, еще Алданов, который писать начал до революции, но дебютировал как замечательный исторический романист уже в эмиграции. Может быть, еще Борис Поплавский. Но он умер в 1935-м. А Набоков с 1939 года пишет и публикует новые книги на английском языке. За то же самое время в Советской России было создано столько шедевров, что пересчитывать их — пальцев не хватит”.

Захар Прилепин. Наша литература антилиберальна по сути. Беседу вел Кирилл Василенко. — “Культура”, 2009, № 38, 1 — 7 октября <http://www.kultura-portal.ru>.

“Да, я — сторонник имперской России, отчасти, видимо, националист, отчасти даже ксенофоб. Но ни в коей мере не хотел бы применять силовые и тем более кровавые методы для решения проблем. Мне кажется, что путь, пролегающий через кровь, всегда ведет в тупик и чреват разрушением того дела, во имя которого эта кровь льется. Свою кровь еще можно пролить, а чужую — ни в коем случае. <...> Когда мои политические сторонники говорят о массовых казнях, я испытываю ужас, брезгливость и негодование. Я говорю: не надо никого убивать!”

Евгений Прощин. “Никакого демократизма в литературном процессе быть не может”. Беседу вела Эмилия Новрузова. — “Новая газета в Нижнем Новгороде”, 2009, № 113, 23 октября <http://novayagazeta-nn.ru>.

“Понятие литпроцесса есть понятие строгое, и оно подразумевает принцип критичности. <...> Никакого демократизма в литпроцессе быть не может. Здесь должен действовать принцип отбора определенными экспертами. А постоянные наезды и накаты на экспертов показывают, что в данном случае все эти хтонические низы бунтуют. Очень сложно быть профаном, допустим, в кинематографе. Потому что сложно снять плохой фильм и выдавать его за хороший — сам процесс технологичен и требует освоения. <...> Но очень просто, например, фотографировать. Потому что критерии фотографии как вида искусства — критерии молодые, и многие о них даже не имеют представления. Поэтому очень просто „щелкать” направо и налево и потом называть это „художественной фотографией”. И совсем просто рифмовать и не рифмовать”.

Екатерина Сальникова. Сталинизм слабых. Домохозяйки, вызывающие отчаяние. Телевидение провоцирует мягкий прекраснодушный неосталинизм. — “Частный корреспондент”, 2009, 4 сентября <http://www.chaskor.ru>.

“Современное общество на практике ежедневного бытия ничего не может предложить человеку, кроме как обогащаться, получать те удовольствия от жизни, которые ему финансово доступны, пытаться прожить подольше и попутно развлекать себя глазением на верхние ступени социальной лестницы. У тех, кто хочет альтернативы и не знает, где ее откопать, копятся недобрые чувства. При определенном душевном складе эти недобрые чувства модифицируются, например, в любовь к Сталину...”

“Сейчас многим важно, что при Сталине простому и рядовому человеку всячески не позволяли быть только простым и только рядовым. Его нагружали великими целями, его мучили тяжелыми лишениями и страшными репрессиями. Но ему всячески давали понять, что его жизнь не равна декоративно оформленным физиологическим процессам. И что сам он должен быть не равен себе. От него ждали и требовали великих жертв, и его накрепко вписывали в структуру очень большой и далеко не прагматической, не материалистической по сути, а весьма идеалистической концепции бытия. Не ради собственного удовольствия сегодня и завтра, а ради далекого и чужого, но зато глобального будущего гигантской и неповторимой страны. Можно опровергать каждое слово, можно сыпать примерами коварства, цинизма и ханжества официальной советской идеологии. Всё это и знают, и понимают те самые люди, которые все-таки апеллируют к Сталину”.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*