Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 1, 2003
«Между прочим, мне был задан вопрос, правда ли, что Ленин был секретным сотрудником Охранного отделения, на что я ответил, что, к сожалению (курсив мой. — П. К.), он таковым не был» (№ 10).
Владимир Губайловский. Открытая форма. — «Дружба народов», 2002, № 9.
Это рецензия. «Для [Елены] Долгопят нет особой разницы между условно фантастическим и столь же условно реалистическим сюжетом. Ее проза более всего напоминает реальность сновидения. Причем ей удается сделать героем этого сна самого читателя. Он пытается как бы припомнить, зачем он здесь, куда он направлялся, когда встретился с героем, — и припомнить не может. Мастерство писателя заключается в том, в частности, что существование ее персонажей происходит на границе пробуждения, и никогда нельзя сказать — проснулся ты уже или длится твой сон».
Владимир Губайловский. Живое сердце. Хроника прошедшего времени. — «Дружба народов», 2002, № 10.
Вы не поверите, но все вышесказанное более чем применимо и к этой большой поэме. В части мастерства уж точно. И хотя герой в конце произведения просыпается, «никогда нельзя сказать — проснулся ты уже или длится твой сон».
А поэма — как зеркало в зеркале: ужас жизни отражается в тоске по ней самой, уходящей, подлинной и желанной. Строгая и на первый взгляд элементарно сюжетная фантасмагория прикрывает собой что-то очень важное, что Губайловский перестал хотеть держать только в себе. А я и когда в рукописи «Живое сердце» читал, было как-то тревожно.
Констан Зарян. «Ключ и к нашей душе». С армянского. Перевод Ирины Карумян. — «Дружба народов», 2002, № 10.
Фрагмент из цикла «Страны и Боги», состоящего из двух книг — «Испания» и «Соединенные Штаты», написанного в середине 30-х годов. Здесь — кусочек «Испании» («Испания», «О смерти и любви» и испанская легенда «Царь Армении Левон»). Автор (1885–1969) — гордость армянской культуры, великий поэт, прозаик, эссеист, культуролог и философ. Наследие и широта его интересов огромны. В этом смысле (и не только в этом) он очень похож на столь же трудолюбивого Октавио Паса. Зарян жил в Европе, выпустил десятки книг, сохранилась его огромная неопубликованная переписка с многими деятелями европейской культуры — от Эмиля Верхарна до Мигеля де Унамуно.
Здесь переварены все жанры, фантастически смешаны смысловые, словесные и культурные слои. И все для одного: «Говоря о других, мы говорим преимущественно о себе, потому что мы ищем себя повсюду».
И. П. Зимин. «Забытый» великий князь. — «Вопросы истории», 2002, № 10.
О Николае Константиновиче Романове (1850–1918) — первом ребенке в семье великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны — принцессы Саксен-Альтенбургской. О князе-изгое, объявленном сумасшедшим после странной кражи драгоценностей из ларца его матери. О шестилетней ссылке, о переезде в Ташкент, где и закончились загадочные дни его. В Средней Азии князь осушал земли, организовывал научные экспедиции, выстроил на собственные средства 12 русских поселков. Здесь же рассказывается о его венчании с пятнадцатилетней девочкой и письме царю с отказом от регалий. Политическая реабилитация «забытого» князя произошла после вступления России в мировую войну. Николай Константинович получил звание «Почетного члена Голодно-Степского местного отдела, состоящего под Высочайшим Его Императорского Величества Покровительством общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям». Точная причина его смерти — не ясна, однако похоронен он был в самом центре Ташкента, в склепе у Георгиевского собора.
Владимир Кантор. Рождественская история, или Записки из полумертвого дома. Повесть. — «Октябрь», 2002, № 9.
«Мы постояли в туалете у окна, откуда был виден морг».
Это, пожалуй, вторая повесть (где действие от начала до конца происходит в больнице), которой я по-читательски смог довериться (за последние годы). Первая — малоизвестная и — против этой — откровенно автобиографическая «Басманная больница» покойного Георгия Федорова.
Т. Л. Лабутина. Восприятие английской культуры в России в эпоху Петра I. — «Вопросы истории», 2002, № 9.
«Петр хорошо понимал, что Россию на Западе всегда ожидают „пренебрежение и недоброжелательство“. Однако историческая необходимость заставляла царя заимствовать у Запада всевозможные новшества и переносить их на российскую почву». О нагнетании антирусских настроений, которые обострились после Полтавской битвы и успехов нашего флота на Балтике, ясное представление дают статьи Д. Дефо, которые здесь обильно цитируют. «Родитель» Робинзона считал, что царь, который тиранит свой народ, не может обладать «духом истинного величия», что тиран не может быть героем.
Инна Лиснянская. За ближним забором. — «Знамя», 2002, № 9.
Стихи марта — апреля прошлого года. Тут есть и портрет соседа — Олега Чухонцева.
Сквозь щели забора я вижу фигуру затворника —
Он худ и очкаст и с граблями в гибкой руке,
Сегодня он накануне Страстного Вторника
Метет прошлогодние листья по руслу дворика —
Но граблями жабу обходит, как рыбу веслом — в реке.
См. также ее стихи в настоящем номере «Нового мира».
И. В. Павлова. Понимание сталинской эпохи и позиция историка. — «Вопросы истории», 2002, № 10.
«В литературе замечена такая особенность тоталитарного языка (сиречь навязываемого „сверху“ лексикона. — П. К.), как полная или частичная трансформация семантики этической в семантику политическую, политизация этического, что нашло свое выражение в противопоставлении советской морали и морали буржуазной, сопровождающемся аксиологической поляризацией; в изгнании из советской морали ряда традиционных этических норм». Это когда, например, слово «моральный» получает синоним «идейный». И затем сращивается с ним, образуя идеологему «морально-идейный», «морально-политический».
Приведен один из узловых пунктов — основной же мотив, без сомнения, важного и ценного текста в том, что историку, оценивающему сталинское время, нельзя руководствоваться только исследованием сохранившихся источников — ему (историку) необходима нравственная позиция (не путать с морализаторством). Разнообразные примеры весьма убедительны.
Владимир Познер. «Manifest destiny — предначертание Америки». Беседу ведет Ирина Доронина. — «Дружба народов», 2002, № 9.
«Может быть, в силу своего исторического развития, своей географической изолированности американцы вообще склонны к принятию простых решений: убивать комаров вместо того, чтобы осушать болота. Именно это сейчас и происходит. Увы, у меня нет никаких сомнений в том, что 11 сентября в той или иной форме повторится. Экстремизм невозможно остановить иным способом, кроме как устранить условия, его порождающие: бедность, безысходность, зависть, ощущение, что с тобой не считаются, что ты — мусор на задворках».
Тайна Горенштейна. — «Октябрь», 2002, № 9.
Горячо советую — воспоминания Бориса Хазанова, Леонида Хейфеца, Марка Розовского, Евгения Попова, Анатолия Наймана, Виктора Славкина, Юрия Клепикова, Михаила Левитина. Все действительно написали о главном — о тайне, не разгадав, как и положено, ничего, а только приблизившись к контуру загадки. Написали пристрастно, любовно и нервно, как будто ждали, что кто-нибудь вот-вот попросит вспомнить о странном, скорее неприятном, чем привлекательном человеке. Большом литераторе второй половины прошлого века. Может быть, так начнется его вторая жизнь? Вот только есть ли сегодня читатели для его прозы? Кто нынче сядет за «Искупление» и «Псалом»?
См. также: Валерий Шубинский, «Мессианский вирус. Фридрих Горенштейн, Россия и еврейство: попытка введения в тему» — «Народ Книги в мире книг», Санкт-Петербург, 2002, № 38. См. также последнее интервью Фридриха Горенштейна: «При свободе слова многим сказать нечего» — «Труд», 2002, № 65, 13 апреля <http://www.trud.ru>
Михаил Тарковский. Жизнь и книга. — «Октябрь», 2002, № 9.
Известный писатель, путешественник и охотник — о жизни героев своих сочинений: до- и послехудожественной. И наконец, мемуар о родном дядьке-кинорежиссере, о котором М. Тарковского все чаще спрашивают интервьюеры. Получился, естественно, рассказ.
См. также новую повесть Михаила Тарковского в ближайших номерах «Нового мира».
Александр Твардовский. Рабочие тетради 60-х годов. Публикация В. А. и О. А. Твардовских. Подготовка текста О. А. Твардовской. Примечания В. А. Твардовской. — «Знамя», 2002, № 9.
«[11.III.67. Пахра]. <…> если останусь редактором, буду готовить речь на съезде, нет — не буду ничего говорить. Живет слух, что перед съездом будет встреча (конечно, историческая). Там, если будет возможно, скажу, что если исходить из понятий великой литературы, то хвастаться нам нечем. <…> Главная причина в нашей куда большей несвободе художника, чем в XIX в., когда религия или не была обязательной нормой, или избиралась по собственному желанию, без догмы. Мы же во власти своей „религии“, ограничившей нас, урезавшей, окорнавшей, обеднившей. Явление Солженицына — первый выход за эти рамки, и отсюда нынешняя судьба его — не дозволяется…» Напомню себе, что последняя — перед высылкой — «официальная» публикация А. С. была весной 1966 года (рассказ «Захар-калита»), за год до этой записи.
