Жан Фрестье - Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель
— Куда ты?
— В ванную комнату.
— Хорошо, а я пойду вниз встречать доктора.
Вермон был невысоким плотным мужчиной лет сорока, с большой лысиной. Он хорошо одевался, его речь была грамотной и без малейшего акцента, что встречалось довольно редко среди местных жителей. Больные любили его и доверяли ему. По правде говоря, он сохранил выговор и держался как парижанин, потому что еще каких-то десяток лет назад проживал в Париже, где с ним и познакомился Поль.
— Скажи-ка, приятель, разве ты говорил мне когда-нибудь, что у тебя есть дочка?
— У нас не было случая.
— Сколько ей лет?
— Семнадцать.
— Прекрасный возраст. Скоро будешь выдавать ее замуж?
— Возможно.
С чемоданчиком в руке Вермон стал бодро подниматься по лестнице. Поль за ним едва поспевал. Они обогнули веранду, прошли мимо библиотеки, служившей одновременно и рабочим кабинетом. Доктор приготовился постучать в дверь.
— Входи, входи, она тебя ждет.
Вермон вошел, любезно поздоровался и, поставив свой чемоданчик на стул, а сам усевшись на другой, занял собой всю комнату.
— Итак, вас зовут Изабель… Покажите язык… Ваш отец, человек весьма скрытный, ни разу не говорил мне о вас… Пощупаем живот… ложитесь на спину. Прекрасно.
Несколько минут он молча осматривал ее.
— А твоя дочка вовсе не дурна.
— Тебя это удивляет?
— Нисколько. И ты, приятель, тоже по-своему хорош собой. Знаешь, я должен задать Изабель несколько вопросов, которые отцу слышать не обязательно.
— Я спущусь вниз и там подожду тебя.
— Так будет лучше, а если ты еще сваришь нам по чашечке кофе покрепче, то будешь и впрямь душка.
«С ума сойти можно, — думал Поль, стоя у газовой плиты, — как некоторые врачи умеют сразу успокоить. Этот Вермон — отличный парень! Если он даже застанет больного при смерти, то заставит его поверить в выздоровление». Вконец расчувствовавшись, Поль засыпал в кофейник двойную порцию кофе, затем залил начинавшей закипать водой. Услышав шаги Вермона, он вышел из кухни в холл.
Врач торопливо спускался по лестнице.
— Ничего страшного. У нее воспалилось горло и вдобавок ко всему небольшой герпис. Не пройдет и двух дней, как все будет в порядке. Ты разволновался? Теперь успокойся.
Разложив на столе бланки рецептов, вынутые из кармана пиджака, он принялся быстро заполнять их. Поль принес кофе:
— Не хочешь ли чего-нибудь перекусить?
— Нет, спасибо. У тебя прекрасная дочь, здоровью которой можно только позавидовать.
И привычно громко расхохотался, затем пожал руку своему приятелю:
— Благодаря тебе мой рабочий день сегодня начался хорошо. Ты даже не представляешь, приятель, какая это тоска с утра до вечера осматривать одни лишь старые задницы!
Не переставая дуть на свой кофе, наконец он выпил его.
— До свидания, счастливый папаша. Проследи, чтобы сегодня малышка оставалась в постели. Завтра у нее температура снизится до 37 и она сможет вставать.
Привычный распорядок дня был нарушен из-за болезни Изабель. Однако у всех улучшилось настроение, так как по всему было видно, что болезнь отступила Поль, как только оделся, тут же отправился в Ап за лекарством. Элиза начала свой день с того, что пришла помочь Изабель привести себя в порядок. Малышка попробовала было отказаться от ее услуг, однако из этого ничего не вышло. Больной предлагалось, лежа в постели, умыться по-кошачьи над тазиком теплой водой из кувшина.
— Ну хотя бы зубы я могу почистить в ванной?
— Ни в коем случае. Ваш отец сказал, что вы не должны вставать с постели.
— Тогда принесите мне мою зубную щетку, пасту и стакан воды.
Элиза вылила и помыла тазик, убрала комнату и переодела Изабель в ночную рубашку и кофточку на пуговицах. Спустившись на кухню, она вернулась, держа в руках поднос со стаканом чая.
— Возможно, я проживу здесь всю зиму, — произнесла Изабель, откусывая печенье.
— Хорошая новость. Вашему отцу здесь слишком одиноко. И я тоже буду рада, если вы останетесь.
Вернувшись с кипой красочных журналов в руках, Поль бросил их на кровать.
— Ты опустошил книжный киоск?
— Так у меня сложилось с детства. Когда я схватывал простуду, мать скупала для меня все детские журналы. И только потом завязывала мне горло и давала полоскания.
— Ты заставишь меня делать то же, что и ты в детстве?
— Нет, это уже вышло из моды.
И все же на протяжении всего дня ее регулярно пичкали таблетками, заставляли капать в нос капли и делать ингаляцию горла. Ее навестила Тереза, обеспокоенная утренним визитом врача. Она наотрез отказалась присесть и, стоя у кровати, глядела на Изабель глазами, в которых то и дело вспыхивали веселые искорки. Не прошло и пяти минут, как внезапно застеснявшись, она вышла на цыпочках из комнаты. Вечером Поль предложил дочери поиграть в карты на краешке постели. Несмотря на слабость, Изабель выиграла, оставив его в дураках. После спада температуры она впала в некую эйфорию, выражавшуюся в том, что стала строить планы на ближайшее будущее.
— Если ты купил бы мне письменный стол, то мы поставили бы его между окнами. Знаешь, какой письменный стол я хотела бы? Широкий-преширокий, и чтобы было полно ящиков.
Поль отнесся к этому без особого энтузиазма.
— Может, ты не хочешь купить мне письменный стол?
— Конечно хочу.
— Так почему же у тебя такой кислый вид?
— Боюсь, что у твоей матери, с которой я разговаривал вчера по телефону, совсем другие планы.
Изабель пожала плечами:
— Она изменит свое решение. Я уверена, она согласится, когда я скажу ей, что в моих интересах остаться у тебя на всю зиму. Ведь она никогда мне ни в чем не отказывала.
— Да, но обстоятельства переменились. Не надо рассчитывать, что она будет в восторге, если ты предпочтешь жить у меня. Она вполне может приревновать тебя ко мне. У нас с ней старые счеты или же, если хочешь, давние обиды. Могу сказать, что вчерашний разговор с ней произвел на меня весьма неблагоприятное впечатление.
Он рассказал об уклончивых ответах Сони и о том, что она предложила какое-то время подумать. Поль объявил ей, что на следующей неделе у них назначена встреча.
— Значит, ты не совсем правильно изложил суть дела, — сказала Изабель решительным тоном.
— Возможно. И все же я хочу тебя попросить кое о чем. Ради бога, когда этот чертов телефон зазвонит, пожалуйста, спустись вниз и поговори с матерью.
— Ты уже дрожишь от страха, словно перед людоедом! — воскликнула Изабель. — Какой же у тебя смешной вид! Ты настолько боишься ее?
— Есть от чего испугаться!
— Я думаю. — И она громко расхохоталась. — Ты насмешил меня до слез. Теперь вскроется мой герпис. Дай-ка мне носовой платок!
Она вытерла глаза и высморкалась. Поль протер ее верхнюю губу ватным тампоном, смоченным в перекиси водорода.
— Что-то ты сегодня вечером слишком много смеешься?
— Тебя это удивляет? Прошлой ночью я была между жизнью и смертью, а сегодня я уже чувствую себя вполне здоровой. Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мне не хочется ждать маминого звонка. Не спуститься ли нам вниз и позвонить ей? Во-первых, это мой долг вежливости, раз я не смогла подойти к телефону вчерашним вечером. А после мы не будем больше говорить об этом.
Он помог ей закутаться в домашний халат и заставил натянуть шерстяные носки.
— Ты думаешь, что сможешь спуститься по лестнице? — спросил он.
— Конечно, нет, ведь ты понесешь меня на руках.
Он взвалил ее на плечо, словно мешок:
— Сколько ты весишь?
— Я думаю, килограммов пятьдесят.
— Это совсем пустяки.
И все же он с большой осторожностью спускался вниз по ступенькам.
— Прошло уже лет десять, как я тебя нес вот так до самого Апа.
— Конечно, мне тогда было всего семь лет.
Устроив ее в кресле рядом с телефоном, он дал ей последние наставления.
— Скажи, что ты в восторге от нашего совместного решения, но не перегни палку. Подтверди, что мы собираемся приехать к ней в будущую пятницу. Говори с ней по-румынски, будто меня нет дома. Лучше уж я ничего не пойму. Скажи, что я ушел к соседям.
В глубине души он был даже доволен, что переложил столь ответственное дело на плечи Изабель. Возможно, она проявит больше смекалки, чем он. Поль прошел на кухню и занялся приготовлением ужина. Для этого ему только и надо было, что открыть банку с кислой капустой. Однако его охватили сомнения. Годится ли такая еда для больной? Хотя, с другой стороны, Вермон ничего не говорил ему относительно соблюдения диеты. Из холла до него донесся, как ему показалось, спокойный и даже радостный голос Изабель. Не понимая чужой речи, он с удовольствием прислушивался к незнакомым словам, произносимым уверенным тоном. И даже ненавистный ему со времен женитьбы румынский язык в устах Изабель казался ему весьма мелодичным. Поймав себя на мысли, что постоянно находит повод, чтобы восхищаться дочерью, он едва не рассмеялся. Неужто у его Изабель совсем не было недостатков? Задавшись таким вопросом, он так и не нашел ответа на него. Изабель представлялась ему неким предметом округлой формы, похожим на шарики из агата, которые ребенком он запихивал себе в рот, а затем не мог нащупать языком ни единой шершавинки на их гладкой поверхности.
