Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
Ричард пробежал письмо глазами. Его имя упоминалось один-единственный раз — «Привет Ричарду» в самом низу голубой страницы. Он не стал спрашивать, как она собирается передать письмо Оланне. Месяц за месяцем, год за годом имя Оланны обходили молчанием. С начала войны от Оланны пришло три письма, оставшихся без ответа. Ричард вернул ей конверт.
— На будущей неделе пошлю кого-нибудь в Умуахию, чтобы передали письмо.
— Нигерийцы только и говорят, что о Порт-Харкорте, — прервал неловкую паузу Ричард.
— Порт-Харкорт им не взять. Здесь наш лучший батальон.
Голос у Кайнене был спокойный, но в глазах притаилась тревога, та самая, что и несколько месяцев назад, когда она собралась купить недостроенный дом в Орлу. Кайнене объяснила, что безопаснее иметь недвижимость, чем наличные деньги, но Ричард подозревал, что она готовит для них пристанище на случай падения Порт-Харкорта. Ричарду претила сама мысль, что Порт-Харкорт может пасть. По выходным они ездили проверять, как идет стройка, не крадут ли материалы, но Ричард ни разу не заговорил о том, что они будут здесь жить, — это было бы кощунством.
Вдобавок он утратил вкус к разъездам. Он хотел охранять Порт-Харкорт своим присутствием; пока он здесь, казалось ему, ничего не случится. Но представители Биафры в Европе ждали от него статьи о полевом аэродроме в Ули, и он с большой неохотой отправился туда рано утром, чтобы успеть вернуться до полудня, пока нигерийские самолеты не начали обстреливать машины на магистралях. На дороге зияла воронка от бомбы, шофер вильнул, объезжая ее, и в душе Ричарда вновь зашевелилось дурное предчувствие, но на подъезде к Ули он приободрился. Он впервые видел этот единственный мостик от Биафры к внешнему миру, эту чудо-полосу, где самолеты с продуктами и оружием ускользали от нигерийских бомбардировщиков. Ричард выбрался из машины, глянул на бетонированную ленту, по обе стороны которой тянулся густой кустарник, и подумал о тех, кто делал так много, довольствуясь столь малым. На дальнем конце посадочной полосы стоял крохотный реактивный самолет. Утреннее солнце припекало. Трое рабочих, обливаясь потом, маскировали полосу пальмовыми листьями, работали они быстро и слаженно.
Из недостроенного здания аэропорта вышел человек в форме, пожал Ричарду руку.
— Только не пишите слишком много, не выдавайте наших секретов! — пошутил он.
— Не выдам, — отозвался Ричард. — Можно с вами побеседовать?
Человек в форме просиял, расправил плечи.
— Гм, я начальник таможни и миграционной службы.
Ричард сдержал улыбку: его собеседники всегда напускали на себя важность, когда он брал интервью. Они поговорили, не отходя от полосы, потом начальник таможни вернулся в здание, разминувшись в дверях с высоким светловолосым мужчиной. Ричард сразу узнал его: граф фон Розен. Он выглядел старше, чем на снимке, ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но старость его была величественна — твердый подбородок, широкий шаг.
— Мне сказали, что вы здесь, и я решил поздороваться. — Рукопожатие графа было твердым, как и взгляд зеленых глаз. — Недавно прочитал вашу статью о Детской бригаде Биафры. Великолепная работа.
— Счастлив познакомиться с вами, граф фон Розен.
Ричард не кривил душой. Узнав о шведе-аристократе, бомбившем нигерийские объекты на маленьком личном самолете, он мечтал о встрече с ним.
— Удивительный народ. — Граф бросил взгляд на рабочих, маскировавших черную бетонную полосу, чтобы с высоты она не отличалась от кустарника рядом. — Удивительная страна.
— Да, — кивнул Ричард.
— Любите сыр? — спросил граф.
— Сыр? Да. Люблю, конечно.
Граф сунул руку в карман и достал пакетик:
— Отменный чеддер.
Ричард взял пакетик, стараясь не выдать удивления.
— Спасибо.
Граф опять рылся в кармане — неужели не весь сыр достал? Оказалось — солнечные очки.
— Говорят, жена ваша из богатых игбо, которые остались здесь бороться за правое дело. — Граф нацепил очки.
Ричарду не приходило в голову, что Кайнене осталась бороться за правое дело, и все же слова графа порадовали его, тем более что тот назвал Кайнене его женой. Его переполнила гордость за Кайнене.
— Да. Она необыкновенная женщина.
Такой оригинальный подарок, как сыр, требовал чего-то равноценного, и Ричард, открыв записную книжку, показал графу сначала снимок Кайнене у бассейна, с сигаретой, а затем — фотографию оплетенного сосуда.
— Сначала я влюбился в искусство Игбо-Укву, а потом в Кайнене.
— И жена ваша красавица, и сосуд красивый. — Граф снял очки, чтобы получше разглядеть снимки.
— У вас и сегодня боевой вылет, граф?
— Да.
— Для чего вам это?
Граф снова надел очки.
— Я помогал борцам за свободу Эфиопии, а годы назад доставлял гуманитарную помощь в Варшавское гетто, — сказал он с легкой улыбкой, как будто в этом и заключался ответ. — Ну, мне пора. Так держать!
Глядя вслед фон Розену, шагавшему гордой поступью аристократа, Ричард думал, до чего не похож он на немца-наемника во главе войск особого назначения. «Мне нравятся биафрийцы, — вещал краснолицый немец. — Не то что чертовы дикари в Конго». Он принимал Ричарда у себя в доме посреди буша, хлебал виски из большой бутыли и поглядывал, как его приемный сын, очаровательный биафрийский карапуз, играет на полу с осколками шрапнели. Ричарду было неприятно и его ласково-презрительное обращение с малышом, и то, как он делал исключение для биафрийцев, словно наконец-то нашлись чернокожие, до которых он мог снизойти. Граф совсем другой. Садясь в машину, Ричард еще раз оглянулся на маленький самолет.
На обратном пути, перед самым Порт-Харкортом, Ричард услышал далекую пулеметную очередь. Скоро все стихло, но Ричард встревожился. На другой день Кайнене предложила съездить в Орлу — поискать плотника для нового дома. Ричард согласился неохотно, он предпочел бы остаться дома; два дня вдали от Порт-Харкорта — это слишком долго.
Новый дом был обсажен деревьями кешью. Ричард помнил, каким удручающе унылым выглядело здание, когда Кайнене его купила, — недостроенное, некрашеные стены в зеленой плесени, — и как вид упавших кешью, облепленных мухами и пчелами, вызвал у него тошноту.
Обходя сейчас пустые, только что окрашенные комнаты, Ричард признал, что дом не лишен скромной прелести. Кайнене наняла двух плотников из лагеря беженцев и оставила им наброски на листе бумаги. Уже в машине пожаловалась Ричарду: «Вряд ли они сумеют сделать приличный стол».
На обратном пути из Орлу их застиг вой сирены. Шофер резко затормозил, все выскочили из машины и бросились в густые заросли. Несколько женщин, шедших по дороге, припустили в их сторону, на бегу в ужасе задирая головы к небу. Ричард в первый раз укрывался от бомбежки вместе с Кайнене. Она неподвижно лежала на земле с ним рядом, шофер чуть поодаль. Тишина стояла мертвая. Услыхав над ухом громкий шорох, Ричард вздрогнул, но это оказалась лишь красноголовая ящерица. Они ждали долго и поднялись с земли, заслышав вблизи рев мотора и крики: «Где мои деньги? Деньги пропали!» Рядом был рынок, и одну из торговок обокрали, пока та пряталась. Ричард видел ее и других женщин возле прилавков — все они кричали, махали руками. Не верилось, что всего минуту назад здесь стояла полная тишина; еще труднее было представить, что после бомбежки нигерийцами уличного рынка Авгу биафрийские рынки так легко возродились к жизни, только переместились в буш.
