Владимир Войнович - Два товарища (сборник)
Но тут же он понял, что Алтынник совсем не смеется, а схватился за столб и колотится в истерике.
– Алтынник, ты что? Что с тобой?
Перепуганный майор подбежал к Алтыннику, схватил за плечи, заглянул в лицо. Алтыннику было стыдно за то, что он так воет, он хотел, но не мог сдержаться.
– Алтынник, – тихо, чуть ли не шепотом сказал майор, – ну перестань, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Я не хотел тебя обижать. Ну встретил ты там какую-то женщину, полюбил, решили жениться, пожалуйста, никто тебе не мешает. Но ты хоть предупреди, хоть скажи, чтоб я знал. А то вдруг ни с того ни с сего получаю вот эту писульку. – Он достал из планшета лист из тетради в клеточку, и Алтынник, все еще всхлипывая, но уже гораздо спокойнее увидел знакомый почерк: «В виду не устойчивого морального облика моего мужа Алтынника Ивана, прошу не отпускать его в увольнение, что бы из бежать случайного знакомства с женщинами легкого по ведения и сохранить развал семьи, более, не желательные по следствия. К сему…» И какая-то закорючка, и в скобках печатными буквами: «Алтынник».
Дочитал Алтынник этот документ до конца, задержал взгляд на подписи и почувствовал, как губы его опять поползли в разные стороны, и он снова заплакал, да так безутешно, как не плакал, может быть, с самого детства.
17
В сентябре отпускали первую очередь демобилизованных. Оказалось их в эскадрилье всего восемь человек, в том числе и Алтынник. Накануне вечером Ишты-Шмишты произнес перед строем торжественную речь и каждому из восьми выдал по грамоте.
Пришел он и утром после завтрака, когда демобилизованные вышли на линейку с чемоданами. Явился в парадной форме, которую за два десятка лет службы носить так и не научился. Ремень на боку, фуражка на ушах. Алтынник, как старший по званию, скомандовал «смирно».
– Вольно, – сказал майор. Прошел перед строем. – Ишь ты, шмиш ты, собрались. Рады небось. Надоело. – Воровато оглянувшись, он сказал шепотом: – Да мне, если честно сказать, самому надоело. Во! – ребром ладони провел он себе по горлу.
Демобилизованные засмеялись, и вместе со всеми Алтынник, и, может быть, первый раз за все время он понял, что Ишты-Шмишты, в сущности, неплохой мужик и что, как видно, ему, несмотря на то что он майор, летчик первого класса, получает кучу денег, здесь тоже несладко.
Майор пожал каждому руку, пожелал всего, чего желают в таких случаях. Алтынник скомандовал «налево» и «шагом марш», и демобилизованные пошли к проходной не строем, а так – кучей.
Машину им, конечно, не дали. Вчера, говорят, Ишты-Шмишты поругался из-за этого с командиром полка. А идти до станции предстояло километра три с вещами.
Уже подходя к КПП, встретили Казика Иванова с сумкой. Кинулись в последний раз к нему – нет ли писем.
– Тебе есть, – сказал Казик Алтыннику.
– От кого?
– Из Житомира.
– Возьми его себе, – махнул рукой Алтынник.
– Договорились, – засмеялся Казик и поманил Алтынника в сторону: – Слушай, там тебя на КПП баба какая-то дожидается.
– Какая баба? – насторожился Алтынник.
– Не знаю какая. С ребенком. Говорит: жена.
– Вот… твою мать. – У Алтынника руки опустились. – Ребята, вы идите! – крикнул он остальным. – Я сейчас догоню.
Подумав, он решил двинуться через дальнюю проходную, бывшую в другом конце городка. Но когда вышел за ворота, первый человек, которого он увидел, был Борис. В новом синем костюме, в белой рубашке с галстуком Борис разговаривал с часовым. Увидев Алтынника, Борис заулыбался приветливо и пошел навстречу. Алтынник опустил чемодан на землю.
– Ты чего здесь делаешь? – спросил он хмуро.
– Да это все Людка панику навела, – Борис засмеялся. – Пойди, говорит, там покарауль, а то он, может, не знает, что мы здесь стоим. – Он повернулся в сторону главной проходной и, приложив ко рту ладонь, закричал: – Людка! Давай сюда!
Алтынник растерялся. Что делать? Бежать? Да куда побежишь с чемоданом! Догонят.
А Людмила с белым свертком, перевязанным синей лентой, уже приближалась.
– Не плачь, не плачь, – бормотала она на бегу, встряхивая сверток, – вот он, наш папочка дорогой. Вот он нас ждет. Не плачь. – Она перехватила сверток в левую руку, а правую, не успел Алтынник опомниться, обвила вокруг его шеи и впилась в его губы своими. Не резко, но настойчиво отжал он Людмилу от себя, отошел в сторону и рукавом вытер губы.
– Чего это? – спросил он, кивая на сверток.
– «Чего», – хмуро передразнил Борис. – Не «чего», а «кто». Это человек.
– Это твой сынок, Ваня, – подтвердила Людмила. – Петр Иванович Алтынник.
Из свертка послышался какой-то писк, который, по всей вероятности, издал Петр Иванович. Людмила снова стала подбрасывать его и бормотать:
– Ну-ну, не плачь, Петенька, птенчик мой золотой. Твой папка тут, он тебя не бросит.
Алтынник прошелся вокруг чемодана.
– Вот что, Людмила, – сказал он негромко, – ты меня ребенком своим не шаржируй, потому что я не знаю, откуда он у тебя есть, и никакого к нему отношения не имею. Что касается всего остального, то я нашу женитьбу ни за что не считаю, потому что вы завлекли меня обманом в виде нетрезвого состояния.
Он взял свой чемодан и решительно направился в сторону дороги, ведущей на станцию.
– Ой, господи! Ой, несчастье! – запричитала и засеменила рядом Людмила. – Обманули! – закричала она неожиданно тонким и противным голосом. – Обманули!
Алтынник прибавил шагу.
– Петенька! – закричала Людмила свертку. – Сыночек! Обманул тебя папка! Бросил! Родной папка! Сиротинушка ты моя горемычная!
Алтынник не выдержал, остановился. Оглянулся на проходную, там уже высыпали и с любопытством смотрели свободные солдаты из караульного помещения.
– Людмила, – сказал он проникновенно. – Я тебя прошу, оставь меня в покое. Ты же знаешь, что я тут ни при чем.
– Да как же – ни при чем? – подошел Борис. – Ведь ребенок весь в тебя, как вылитый. У нас вся деревня, кому ни показывали, говорит: капля воды – Иван. Да ты сам погляди. Людка, не ори, дай-ка сюда ребенка.
Он взял у сестры сверток и развернул сверху. Алтынник невольно скосил глаза. Там лежало что-то красное, сморщенное, похожее скорее на недозрелый помидор, чем на него, Ивана Алтынника. Но что-то такое, что было выше его, шепнуло ему на ухо: «Твой». И сжалось в тоске и заныло сердце. Но сдаться для него сейчас – значило смириться и поставить крест на всем, к чему он стремился.
– Не мой, – сказал Алтынник и облизнул губы.
– Ах, не твой? – вскрикнула Людмила. – Вот тебе! – И Алтынник не успел глазом моргнуть, как сверток очутился в пыли у его ног. – Забери его, гад ненормальный! – закричала Людмила и побежала в сторону станции. – Борис! – позвала она уже издалека. – Пойдем отсюдова, чего там стоишь?
