Пол Скотт - Жемчужина в короне
В этом вопросе наши мнения разошлись, и разговор закончился в не слишком любезном тоне. А в 8 часов в тот же вечер я, как и ожидал, получил просьбу о помощи, тотчас приказал одному взводу, который мы уже называли «карательным», явиться в управление округа, а остальным беркширцам пребывать в готовности, сам же поехал к Уайту — он уже вернулся домой и совещался со своими помощниками и с судьей Мененом. У судьи Менена лицо, как всегда, было непроницаемое. Я невольно спросил себя, не скрывается ли за этой важной судейской внешностью сердце, бьющееся в унисон с мечтами его соотечественников о «свободе».
После 4 часов дня Уайт, очевидно, уразумел, что наличной полиции мало для разгона все новых и новых толп, тем более что один отряд городской полиции был направлен в Танпур с заданием усилить тамошнюю полицию и попытаться установить связь с Дибрапуром. Поняв, что настроения в городе позволяют ожидать наутро решительных поползновений проникнуть в кантонмент, и составив себе представление о размахе и характере волнений по сводкам сообщений из его и других округов и провинций, комиссар примерно в 7 30 вечера принял решение запросить о военной поддержке. Я явился к нему в 8.15, и он поблагодарил меня за столь быстрый отклик. Он все еще не терял надежды, что утром можно будет обойтись без новых вызовов. Мы договорились оставить один взвод беркширцев при управлении округа для немедленных действий, а с утра направить небольшой отряд в Дибрапур в сопровождении чиновника гражданской службы и офицера полиции — с заданием ознакомиться там с обстановкой и попытаться усмирить беспорядки. Чтобы не трогать беркширцев, я решил, что в Дибрапур отправлю взвод ранпурцев из Марпури. Они легко переправятся через реку в известном мне пункте в шести милях западнее Майапура и, подойдя с Дибрапуру с фланга, возможно даже, застигнут дибрапурских мятежников врасплох. Этот приказ я тут же передал по телефону дежурному офицеру в Марпури.
Я решил лично присутствовать на месте встречи ранпурцев с обоими представителями гражданской власти и вместе с этими последними отбыл из города на моей штабной машине в 22.00. Связавшись с ранпурцами, я указал им дорогу к мосту в деревне Танипурам, где местные констебли сильно нервничали. Руководивший ими младший инспектор доложил, что с наступлением темноты было замечено, как какие-то люди подошли к мосту, но при виде его патруля тут же скрылись. В деревне весь день прошел тихо, хотя слухи о волнениях в городе дошли и туда. Я приказал ранпурцам продвигаться в сторону Дибрапура, а сам вернулся на место встречи — железнодорожный полустанок, обслуживающий близлежащие деревни. Оттуда я позвонил в Майапур, и мне удалось связаться с управлением округа. Я передал сообщение, что ранпурцы благополучно продвигаются по намеченному пути, после чего, чувствуя, что сделал за этот вечер все возможное, поехал на машине домой. Было уже раннее утро 12-го, лил упорный дождь, и я надеялся, что он поостудит пыл любителей ночных налетов!
* * *Не проспал я и трех часов, как меня разбудил мой начальник связи и сообщил, что взвод ранпурцев, направлявшийся в Дибрапур, задержался милях в десяти не доходя Дибрапура, встретив на дороге заграждение — сваленное дерево. Людей это бы не остановило, но для транспорта оказалось серьезным препятствием. Дерево оттащили не без труда, поскольку дождь все еще шел и дорога, включая земляные обочины, была очень скользкая. Командир взвода, молодой индиец, предложил выслать вперед пешим ходом два отделения в ближайшую деревню, до которой оставалась одна миля, однако и чиновник и офицер полиции оба настояли на том, чтобы не разбивать отряд, пока заграждение убирают. Если бы молодой офицер не дал себя отговорить, то, возможно, удалось бы приостановить разрушение моста за деревней — моста через приток реки, на которой стоит Майапур. Этот мост был взорван минут через двадцать после того, как они начали расчищать дорогу. Взрыв был отчетливо слышен. Дойдя до деревни (в которой осталось всего несколько стариков и старух), офицер опять доложил через отдел связи бригады, что дорога на Дибрапур непроходима для механизированного транспорта и что он ждет дальнейших приказов.
Вот с какой ситуацией я столкнулся утром 12-го. Взглянув на карту, я тотчас убедился, что всякий другой подход к Дибрапуру означает прежде всего отступление к северу, почти до самого моста в Танипураме, а оттуда дорога пригодна для механизированного транспорта разве что в сухую погоду. Не хватало еще только, чтобы взорвали мост в Танипураме. Я понял, что и так временно лишился двух трехтонных грузовиков, одной тяжелой машины и ценного радиоимущества!
По счастью, мой начальник разведки, немного замкнутый, но в высшей степени толковый молодой человек по фамилии Дэвидсон, уже понял опасность и, не дожидаясь моего приказа, дал полиции указание немедленно связаться с полицейским постом у моста в Танипураме, выяснить, какова там ситуация, и предупредить о необходимости сугубой бдительности. Я позвонил комиссару и сказал, что рискую потерять ценный транспорт и оборудование, если не получу от него carte blanche[20] на обеспечение дороги. Объяснил почему и добавил, что, по-моему, ясно: мятежниками руководят люди опытные и Дибрапур явно выбран ими как опорный пункт восстания в этом округе.
Уайт немного подумал, а затем сказал, что в общем согласен со мной и дает мне carte blanche для обеспечения дороги на время «отвода» ранпурцев. Я возразил, что отводить отряд не собираюсь, а хочу обеспечить дорогу на столько времени, сколько потребуется для наведения нового моста. При такой нехватке необходимого оборудования может пройти несколько часов, прежде чем ранпурцы двинутся дальше, но лучше поздно, чем никогда. Его ответ поразил меня. «Нет, — сказал он, — я требую, чтобы отряд был отведен, но согласен, чтобы вы обеспечивали дорогу, пока люди не переправятся обратно у Танипурама. Я теперь же повторю это распоряжение в письменной форме».
Я спросил: «А если мост у Танипурама уже взорван?»
Он ответил: «Тогда придется заново оценить ситуацию. Пока же у меня сложилось впечатление, что вы умудрились потерять три машины и радиоустановку». И дал отбой. Я поспешно оделся и позавтракал, твердо намереваясь, если окажется, что мост у Танипурама тоже взорван, приказать ранпурцам задать кому следует перцу, невзирая ни на каких чиновников. Но вскоре был утешен звонком из полицейского управления — из Танипурама сообщили, что мост цел и все спокойно.
Еще до этого я решил не отводить ранпурцев, пока не получу от комиссара обещанного им письменного распоряжения. Оно поступило в 8.00, и я сейчас же попросил Юарта отдать приказ об отозвании транспорта и людей.
Затем я обсудил положение в Дибрапуре с Дэвидсоном, моим начальником разведки, и он сказал, что понимает логику комиссара так: если Дибрапур действительно центр восстания в этом округе, так пусть поварится в собственном соку, ведь вооруженных сил как таковых у мятежников нет, а первоочередная забота — это Майапур. Комиссар, видимо, решил, что усмирение округа должно вестись вширь, из Майапура.
Из всех офицеров моего штаба Дэвидсон говорил со мной, пожалуй, откровеннее всех (Юарт не в счет, это был личный друг). Когда я принимал командование бригадой, начальником разведки был молодой еще человек по фамилии Линдзи, к которому я сразу проникся симпатией. Он уже понюхал пороху во Франции, куда попал в составе злополучной Британской экспедиционной армии. С беркширцами он служил в территориальной армии еще до войны. В Индию прибыл с новым батальоном, в должности командира роты. Здесь был направлен на подготовку для работы в разведывательной службе, и, когда он по окончании курса выразил желание служить в каком-нибудь соединении, включающем часть его прежнего полка, его сразу же поставили во главе разведки нашей бригады. А в начале апреля, через неделю после моего прибытия в Майапур, перевели в штаб дивизии. Я было запротестовал, но Юарт уговорил меня не препятствовать этому переводу. По его словам, Линдзи с первых же дней в Майапуре держался как-то неуверенно и беспокойно, и Юарт подозревал, что он сам просил какого-то знакомого в штабе дивизии похлопотать, чтобы его отсюда убрали. Назначенный на его место Дэвидсон сначала показался мне довольно жалкой заменой, и мы с ним несколько раз поцапались. Из-за своего еврейского происхождения он был не в меру обидчив, а я не сразу это понял.
После разговора с Дэвидсоном я решил встретиться с Уайтом. Я поехал к нему на дом и, узнав от миссис Уайт, что он совершает объезд города, но к 10 часам хотел вернуться, решил подождать. Мы с ней побеседовали, и я убедился, что она занимает среднюю позицию между мной и своим мужем. Она сказала: «Робин всегда пытается видеть минимум на год вперед. Он знает, что сейчас нам противостоят те же люди, с которыми нам предстоит жить и нести за них ответственность». Я сказал: «Да, если японцы нас не сменят». Она сказала: «Знаю. Я и сама этого боюсь. Но я-то думаю о своих близнецах, о том, что, может быть, никогда больше их не увижу. И Робин думает о том же, но знает, что ему не за то платят деньги, чтобы он это думал».
