Том Роббинс - Свирепые калеки
– О, радость, о, счастье! Мой верный звездный корабль!
В какой-то момент явно нескончаемой мужской беседы Домино сбегала к нему в комнату и привезла инвалидное кресло. Теперь Свиттерс облегченно рухнул в него. Как только он уселся, сестры – замерзшие, измотанные, некоторые – буквально засыпая на ходу, – столпились вокруг него, словно вокруг героя-победителя. Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран, разве нет?
– Magnifique![203] – воскликнула Красавица-под-Маской. Аббатиса явилась к воротам вскорости после начала перепалки и, давным-давно, еще во времена своего служения в Алжире, овладевшая основами арабского, принялась, как могла, переводить для прочих основные положения дебатов. Пришла она под вуалью, на случай, если ей придется иметь дело с чужаками, но теперь покрывало откинула, и ткань трепетала у нее в руке. В лунном луче «двухэтажная» бородавка казалась сгустком творога, густо политого кетчупом. «Домашний сыр с кетчупом, – подумал он. – Любимое блюдо Ричарда Никсона. Небось рецепт у Джона Фостера Даллеса перенял. Тьфу-у!»
– Откуда вы так хорошо знаете ислам? – полюбопытствовала аббатиса.
– О, я в свое время почитывал Коран, и Библию, и Талмуд – так, между делом, – сообщил Свиттерс. – Еще до того, как открыл для себя «Поминки по Финнегану».
Еще раз поблагодарив его и поздравив, Красавица-под-Маской потрепала Свиттерсову кудрявую макушку. А затем шуганула своих подопечных, точно стадо гусей; и они, и она – все пошли спать. Впрочем, Домино осталась – катить его кресло.
– Боюсь, я уже не усну, – проговорила она, – но вот вы наверняка устали до смерти.
Свиттерс заверил, что бодр как жук на майском дереве; так что оба отправились к нему в комнату выпить холодного чая. В первый раз после истории с Фанни в начале лета Домино нанесла ему визит. Монахиня повернулась к нему спиной, давая возможность надеть рубашку и брюки. Adieu,[204] утятки!
Когда они наконец устроились – Свиттерс в своем «Invacare», она – на табуретке (кушетку избегали столь же преднамеренно, сколь и опасливо, как если бы то был алтарь, на котором, по достоверным сведениям, совершались некие тайные, не подлежащие называнию обряды), – Домино заговорила о том, как она признательна, что инцидент у ворот закончился без кровопролития. Свиттерс заверил, что ни один уважающий себя ковбой не упустил бы столь роскошной возможности пострелять всласть, но он, Свиттерс, полагает, что для всех заинтересованных лиц лучше уладить дело миром.
– У этих перевозбудившихся марионеток наверняка есть малые дети – они-то чем провинились?
– Это все их религия, – обвиняюще сказала Домино.
– Это все их религия плюс ваша религия, – поправил Свиттерс.
– Нас угрожали убить, а вы утверждаете, будто часть вины лежит и на моей религии? Что мы такого сделали?
– Вы пытаетесь присвоить Господа, – вздохнул Свиттерс. – В точности как они.
Домино озадаченно свела брови. А затем кивнула.
– О'кей, сдается мне, я понимаю, о чем вы. Мусульмане и христиане равно настаивают, будто их путь к Господу – это единственный путь, так что если права одна сторона, значит, те, кто на другой стороне…
– Заложили свою жизнь и теперь глядят в лицо смерти – без права выкупа. Обидно, да? Кроме того, помните: в каждой истории есть три стороны, не две, – и даже в монотеизме.
Однако обсуждать иудеев Домино отказалась, объявив, что «Б-убийцы» иудаизма в итоговое уравнение не впишутся. Не успел Свиттерс оспорить это утверждение – при том, что на самом-то деле ему хотелосьлишьотдохнуть и расслабиться, – Домино спросила, что значит для него имя Фатима.
– Это захолустное селеньице в Португалии, где Пресвятая Дева Богородица, воистину королева оксюморонов, якобы поигралась с солнцем, точно с мячиком на резинке, в 1917 году. – Странно было бы, если бы интернетовский мальчик на побегушках при Богородицыных разновозрастных фанатках не нахватался всяких любопытных подробностей. – Фатима, Лурд, Босния; Нок, Ирландия; Тепейяк, Мексика. Удивительно, и как это Мария обычно выбирает для визитов унылые, занудные, экономически отсталые районы, остро нуждающиеся в туристской достопримечательности-другой? Пожалуй, мы могли бы составить прогноз: предсказать, где она объявится в следующий раз – а где, собственно? Возможно, на западе Оклахомы. В центре Саскачевана. Вот только в тамошних местах католиков маловато, чтобы раскрутить пикник на полную катушку.
– А еще Фатимой звали дочь Магомета, – промолвила Домино, проигнорировав весь его сарказм.
– Да, точно. Любимое дитя Пророка. А мне это даже в голову не приходило.
– Итак, вопрос: связаны ли они как-нибудь между собою? Эти две Фатимы?
– Все на свете взаимосвязано. Вот только выявить связующие звенья не всегда просто. – Свиттерс жадно отхлебнул чаю. Домино отпила глоточек. За окном заголосил петух. Ни дать ни взять параличный подросток, изображающий Тарзана.
– Петухи – это вам не попугаи, а жаль, – посетовал Свиттерс. – А то можно было бы обучить их выкрикивать вдохновляющие истины вроде: «Народы мира, расслабьтесь!» – вместо того чтобы начинать нам день бессчетными «кукареку».
Домино против воли улыбнулась.
– Ох, Свиттерс вы этакий. Даже не знаю, добродетельны вы или порочны.
– Вот и я не знаю, но почему непременно нужно выбирать что-то одно? К слову сказать, почему, например, нельзя быть одновременно монотеистом и политеистом?
– Фу! Политеизм? О-ля-ля! Вся эта шумная орда божков, что прячутся в стволах деревьев и в дымоходах, – все обвешаны ожерельями из черепов, а рук у них побольше, чем у дедушки-паука. Отвратительно!
– Нуда, кишмя кишат, этого у них не отнимешь, но если закрыть глаза на их чересчур чертовскую прыткость, отчего бы нам просто-напросто не принять их как разнообразные аспекты единого Бога, каковой вечен, абсолютно непознаваем, и в любом случае в точности описать или определить его невозможно? – Свиттерс заглотал остатки чая. – Если человек и впрямь искренне верит, так почему бы ему не быть христианином и мусульманином одновременно? А заодно и иудеем? И не смотрите на меня как на наивного придурка. Все они – одного поля ягоды. Старина Авраам и его сварливые приятели-скотоводы – типичные ковбои, если задуматься – изобрели концепцию под названием «наш-бог-единый-бог-и-ужо-он-вам-покажет» как отклик и как протест против сексуального превосходства женщин.
– Вот так и знала, что рано или поздно вы все сведете к сексу!
– Если у вас проблемы с сексуальностью вселенной, поучитесь у Матушки-Природы. Я – всего лишь один из ее малышей-крепышей.
Петух спел на бис. И еще раз. Но до сих пор ни единого рассветного фотона не протиснулось сквозь ткань занавесок.
– Если бы только женщины активно участвовали в выстраивании наших взаимоотношений с Богом, все было бы иначе, – проговорила она. – Возможно, никакого конфликта между Церковью и исламом вообще не было бы.
– Возможно, не было бы никакой Церкви и никакого ислама, – небрежно отметил Свиттерс. – Женщинам они оказались бы ни к чему.
– Атак, как есть… – Домино вздохнула, пожала плечами. И, помолчав, произнесла: – Невзирая на то что я знаю, а вы – нет, я отказываюсь признавать поражение – или переходить на другую сторону. – Она поднялась, одернула платье. По всей видимости, она натянула его в спешке, разбуженная шумом; Свиттерс видел, что нижнего белья под тканью нет. Соски проталкивались сквозь хлопок, точно уличные мальчишки, прижавшиеся носами к витрине кондитерской. При свете свечи смутно обозначились очертания лобка, точно карта призрачного полуострова. Свиттерсу казалось, что гостье разумнее будет уйти, но, раз уж разговор принял соответствующее направление, он просто не мог не спросить:
– А вы когда-нибудь слышали про нейтральных ангелов?
Предположим, что нейтральные ангелы каким-то образом умудрились бы уговорить Яхве и Люцифера – Господа и Сатану, если воспользоваться их привычными титулами, – прийти к полюбовному соглашению. Каковы были бы условия компромисса? В частности, как именно поделили бы они свои земные активы?
Согласился бы Бог взять себе хлеба и рыбы и крохотные наперсточки с вином для Причастия, оставив Сатане острый томатный соус, восемнадцатиунциевые нью-йоркские бифштексы и ведра с шампанским во льду? Неужели Бог в самом деле удовольствовался бы плановыми соитиями строго два раза в месяц в целях деторождения, уступив Сатане «все захваты разрешающее», непристойное, из серии: «так-бы-и-съел-тебя», жгуче-неуемное – чтоб небесам жарко стало! – траханье всю ночь напролет?
Вы только задумайтесь. Сатане достался бы Новый Орлеан, Бангкок и Французская Ривьера, Богу – Солт-Лейк-Сити? Сатане достался бы хоккей на льду, Богу – игра в «подковки»? Богу досталось бы лото, Сатане – стад-покер? Сатане – ЛСД, Богу – прозак. Богу – Нил Саймон,[205] Сатане – Оскар Уайльд?
