Анатолий Байбородин - Не родит сокола сова
— Оно, конечно, лишь Господь без греха. Но лишь бы не угасло в душе покаяние.
Крёстный, норовя снова обнять и расцеловать племяша, прибавил:
— А покаянные слезы грешника – радость ангелам на небеси, херувимам и серефимам. Так от, крестничек…
— Ты, Ваня, церкву-то нашу видел, Свято-Никольскую? – спросила тетка Варя и, когда Иван кивнул, грустно вздохнула. – Эх, жалко мама твоя не дожила до светлого праздничка… Аксинья, подруженька моя, Царствие ей Небесное…
— Вот бы радость-то сестре, — крёстный скорбно затряс седенькой головой. — По-божески, паря, жила, а негде Христу Богу помолиться, кресту поклониться. Укырскую церкву своротили, дак она ишо в девках ходила…
— Кого, бара, городишь?! Она уже за Петром была, с брюхом ходила… Значит видал, Ваня, церкву нашу…
— Видел, тетя Варя. Уже и леса разобрали…
— Ишь сподобились — прямо на нашей улице церква, посреди села. Буду в приходе пастись, огонек сторожить в лампадке негасимой. А где и по хозяйству подсоблю, иконки протру. Вот сидим, председателя ждем. Насчет земли решает…
Да, Иван видел церковь …золотовенцовая, с шатровым куполом, еще не увенчанная крестом… стоял оторопело и глазам не верил: во сне ли, наяву ли.
…Помнится, накануне Покрова Божией Матери Иван слег, и уж не чаял выжить – старуха пустоглазая склонилась к изголовью, дыша могильным тленом. И загадал Иван с предснежной печалью: не дожить ему до светлого дня, когда народится храм Божий в его притрактовом селе, обезбоженном, хмельном и вороватом. Вызреет благое время и для храма, но Иванова душа уже покинет юдоль грешную, и, проплывая над синим озерами и белесыми степями, вдруг сладостно замрет, покачиваясь на причальных волнах колокольного звона. Иван запечатлел видение в стихе, что явился покаянной, хворой ночью, когда боль, спалив грешные помыслы, отлегла, и о смерти думалось легко и беспечально:
Я уйду, и с голубых небес
опустится на степь и лес
зеленой мглою лето.
У покаянного рассвета
С мольбою к Богу обращусь…
услышу, как поет младая Русь,
увижу: сон или не сон?
в моем поселье – церковь,
колокольный звон.
Я в белом рубище, босой,
иду с косой в заречные покосы.
Вышептал прощальный стих, и усмешка скосила обметанные жаром, потресканные губы: в моем поселье церковь, колокольный звон?! Блажь, смешно, грешно…
Недели через две одыбал — ворчливо отступила пустоглазая с наточенной косой, – и по теплу уехал в Забайкалье. Заночевал у школьного приятеля и ранним утром прошелся по селу. Свернул с московского тракта на родную улицу и… замер у беленых палисадов… Словно крашенное луковым пером, пасхальное яйцо, выкатилось солнце из-за таежного хребта, стирая ночной морок с деревенских изб и озера, и в утренней заре засияла церковь сосновыми венцами. И уже виделись пылающие золотом кресты, и слышался пасхальный звон, плывущий над селом и озером, и гаснущий в дали, где степь сливалась с небесами
1988, 2003, 2010.
Примечания
Слово из забайкальского диалекта, которое женщины обычно употребляли для связки слов, как мужики – «паря».
Семейские — староверы Забайкалья.
Ночная пристежка – гулящая баба ли, девка.
Суглан – собрание, совещание.
Сабантуй – здесь, в смысле, гулянка.
Яба цыренка (бурятское) — идите отсюда.
Упадь – падаль.
Халюный – горячий.
Полоз – змеи.
Боговы слова (староверческое) — молитва.
Расстрижка (староверческое) — жена, стриженная наголо за измену мужу.
Бома – бес.
Фармазоны – так в народе звали франкмасонов.
В Красночикойском районе Читинской области по реке Чикой осели старообрядцы, переселенные при Екатерине Великой из Польши, отчего прозывались не только семейскими, но и поляками.
Гуран (забайкальское) — сибиряк, на обличку чернее головешки, кровно породненный с бурятами, любит густой чай.
При царе-косаре – давно; при патриархе Никоне русская православная церковь раскололась на староверов и нововеров – никониан.
Посолонь – по солнцу.
У староверов в Имени Бога одно «и».
Зимобор — март.
Морозы на праздник Сретенья Господня.
Самаряне — иудейская секта, признающая из книг Ветхого Завета лишь одно пятикнижье Моисеево.
Сороки — день памяти 40 великомучеников Севастийских.
Элиасов Л.Е. Словарь русских говоров Забайкалья. М., 1980. С.251.
Куна – куница; здесь – девица.
Чумачки – легкомысленные девушки.
Щепотник (староверческое) — православный, который крестится щепотью.
Чембур — ремень, который протягивали поверх чресседельника, чтобы закрепить оглобли на спине лошади.
Примак — муж, живущий в доме жены.
Помочане – помошники,
Волхвигки, еретицы — колдуньи.
Анчутка беспятый — нечистый.
Хомут одеть — испортить, сглазить человека, наслать на него хворь.
Святой пророк Малахия жил за четыреста лет до Рождества Христова. В канон священных книг входит его пророческая книга, в которой он обличал своих соплеменников иудеев за поклонение золотому тельцу и предсказывал пришествие Иисуса Христа и Его Предтечи и последний суд. По народным русским суевериям в этот день, и особенно в ночь голодные ведьмы задаивают коров до смерти.
Руда – кровь.
Здесь в смысле, в Спасскую церковь.
Солоха – корова-стародойка.
Курдюк – бараний хвост.
Кошевка – легкие выездные сани.
Санки –скулы.
Антиминс - (греч. antimension — «вместопрестолие», от греч. anti и лат. mensa — стол), четырехугольный плат из льняной или шелковой материи с вшитыми частицами мощей святых, на котором совершается таинство Евхаристии. На антиминсе изображены положение во гроб Иисуса Христа и четыре евангелиста. Находится на престоле в алтаре храма. В Русской Православной Церкви первоначально антиминс употреблялся в храмах с неосвященным престолом, по постановлению Московского собора 1675 антиминс должен находиться на всех престолах.
Аймачная (бурятское) — районная.
Даба — тонкая ткань.
Жменя – пригоршня.
Бодяга – народный анекдот, байка.
Позная — столовая, где готовятся мясные позы, бурятское национальное блюдо.
Улан Туя (бурятское) – красная заря.
