Михаил Веллер - Мое дело
Вот когда я помянул добрым словом университетских лингвистов! Вот когда я прописался в читалке Академии Наук и прорыл все академические грамматики и словари, которых знать не желал когда-то! Профессор Колесов был настоящий интеллигент, и я быстро научился доказывать Айну грамматическую легитимность любого авторского варианта. Русский язык грамматически бескрайне вариабелен! А казуистика — дело наживное. Да я мог преподавать грамматику иезуитам!
Мы курили, пили кофе, мирились и делали друг другу уступки. Половина по-моему — половина будет по-твоему. Мы хрустели пальцами и со стоном переводили дух.
Два месяца!!! Айн взял эту работу домой вне плана, чтоб редактировать спокойно. Ему очень нравилась моя книга. Он отстаивал ее в издательстве как мог и полагал верным.
— Как вы смотрите, если я передам вас другому редактору! — побледнев, спросил он после очередной ошибки.
В свою очередь побледнел я, и отыграл назад.
— Ну, пока все, — сказал он по окончании.
Я посмотрел непонимающе: ну? В типографию?
— Теперь это будет лежать в издательстве и дожидаться своей очереди, мы все сделали, — удовлетворенно пояснил он.
— Когда? — выговорил я.
— В плане будущего года, — он развел руками. — Но мы с вами все сделали заранее. На всякий случай.
Какой еще «всякий случай»???!!! Добрый психосадист Айн отмолчался.
17.
Голубые города
Два раза я помню отчетливо: мне снился Нью-Йорк. Я гулял по длинному молу у прибоя, вечер был голубой и серый, домов не было вовсе, но было чувство великой свободы и счастья: неужели я увидел Нью-Йорк? Второй раз стояли какие-то высокие постройки, но все было смазано, смутно, а главное — я был в Нью-Йорке, я попал, я увидел!
Хоть бы развалилась эта проклятая империя! Так думали тогда мы все. Не врали — нисколько. Но желали от души.
Я мечтал: в Ленинграде, аэропорт Пулково, самолет — клянусь, не знаю куда, но — туда, и по трапу поднимаюсь я — без всякого багажа, с одним дипломатом: и на верхней ступени трапа останавливаюсь, достав из кармана белый платок, встряхиваю его, легкими движениями отряхаю пыль с туфель, опускаю платок падать на бетон и вхожу в дверь самолета. Все!
Видит Бог: я терпеливый парень, но Совок меня достал.
И неживой Брежнев казался бессмертным, как пейзаж.
18.
Линия отсчета
Тот не писатель, кто не может писать следующую книгу, пока еще не вышла предыдущая. Вот такая присказка была тогда у сов. письменников.
И была зимняя гроза. В ночь с тридцатого на тридцать первое декабря. Я работал. Пьеса называлась «Ничего не происходит»! Там спокойная жизнь семьи взрывалась тайнами и трагедиями, а к концу все оказывалось фуфлом.
Засверкало белым и синим, раскатился грохот и сотряс мою хибару, и ливень хлестнул в стекла. В тепле и сухе, я смотрел бездумно: впечатляло.
Шквал пронесся с моря над лесом, береза стукнула голой плетью в окно, я выключил настольную лампу. Оказывается, я давно уже думал о смысле Бытия, и добрался до места, что жизнь человеческую можно измерять по тому, сколько он перечувствовал всего за период жизни, и насколько сильно. Думать в темноте было лучше, как-то ты подключался к энергии стихии.
Слово «энергия» явилось ключевым. Стремясь инстинктом жизни к максимальным, в смысле суммарного максимума за всю жизнь, ощущениям — человек тем самым стремится к максимальным действиям! Это часто может не совпадать, но в общем, в среднем, — совпадает.
Так-так-так. Энергия — это базовый уровень всего. Тот общий знаменатель Вселенной, к которому в принципе можно привести любые явления. Вроде так?
Стоп. Точно. Человек биологически устроен так, что стремится к максимальным ощущениям. И в истории совершал все большие действия. И это продолжается без ограничителя. Это так? Это так.
Экстраполируем. Что есть Абсолютный Максимум? Уничтожить Вселенную. Или? Или стремиться к этому. А этапы пути? Что можно сделать уже сейчас? Уничтожить все человечество. Или вообще всю жизнь на Земле. Это? Это на линии генерального стремления, генерального движения человечества.
Да!!! Разум, рацио — ни при чем! Инстинкт жизни — часть Закона Вселенной! Поэтому умные люди уничтожают свою планету: Закон Вселенной движет ими: делать максимум возможного!
Не смейтесь над банальными романными оборотами. Они бывают выразительны и точны. Ужас вошел в меня и оледенил до мозга костей. Инстинкт, интуиция, все естество говорили мне — что это правда.
Я не слышал фамилий Оствальда и Майера. Не читал Вернадского и Пригожина. Не знал пять лет назад появившегося в английском слова «синергетика». Противоречил догмам термодинамики в ведомых мне основах.
В ту ночь сформировался стержень моей философии.
ЭНЕРГОЭВОЛЮЦИОНИЗМ создал я сам. Я сделал то, что никто до меня.
Частности и детали отрабатывались еще много лет. Через пятнадцать выйдет «Все о жизни». .. Я изложил основу в двадцатистраничной прозе «Линия отсчета». Ее отверг Айн, и все редакции.
Но еще я теперь понимал, почему мои труды и усилия. «Муки и радости».
19.
«Что такое не везет и как с ним бороться»
За полгода до типографии тираж книги срезали со стандартных 16 тыс. до 4 тыс.! Мне уже было все равно. Плевать. Пусть хоть одна тысяча выйдет. Потиражные с гонорара меня не волнуют. На все я скуплю тираж и раздам кому надо.
Майор Звягин уже совершал мысленно свои благодетельные приключения. В день падения тиража он встретил хронического неудачника и сделал из него человека «с весельем и отвагой».
20.
Эхо Москвы
Месяцы и годы. Месяцы и годы.
И мне рассказали по секрету, что консультант эстонской литературы или как ее там, куратор, короче Вера Рубер при Правлении Союза писателей СССР сказала, что знает о модернистской, не социалистической книжке Веллера в издательстве, и примет меры, чтоб она не вышла.
А прецеденты были, были! Я жил на автопилоте в суеверном страхе сглазить.
21.
Художник
Месяцы и годы. Месяцы и годы.
И мне снова позвонили! И пригласили! Ваш сборник поступил в производство!!! У вас есть пожелания по художнику для обложки?
И я пожелал своего приятеля Славу Семерикова. С ним оформили договор. И он запил. А недели шли. Я не сошел с ума. Не сошел!
22.
Через четыре года после моего переезда в Таллин вышел мой первый сборник рассказов «Хочу быть дворником». Мне было тридцать пять лет. Прошло десять лет с той первой рабочей зимы, когда я написал его в первом рабочем варианте.
Издательская справка
