Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи
Но успех не вскружил ему голову. Он всегда помнил, чему он обязан своей славой. Каждый раз, как только у него выдавались свободные часы, он шел на Пер-Лашез, положить цветы на могилу Александра. Но это не приносило ему успокоения. Чтобы хоть как-то восстановить справедливость, он приглашал Жака Руссена на вторые роли в своих фильмах. Присутствие Руссена, его взгляд постоянно поддерживали в Робере внутреннюю тревогу. Каждый раз, когда журналисты спрашивали его о том, как он начинал, Робер туманно говорил, что всем обязан Александру Дюверню. Создавалось впечатление, будто у них с Александром был дружеский союз, где Дювернь выступал на правах старшего. Роберу хотелось опровергнуть это мнение, и однажды он заявил:
— Я давно хотел признаться: я никогда не был близко знаком с Александром Дювернем. Я встречался с ним только на съемках и общался, лишь когда мы играли в одном эпизоде. Он никогда не воспринимал меня всерьез, а я робел перед ним. Только не думайте, что меня восхищал его талант. Напротив, мне не нравилась его манера игры. Он был однообразен во всех ролях, в нем не было глубины. Но он был знаменит, и это внушало уважение. Вам это кажется глупым? Однажды он подошел ко мне и предложил выпить с ним чашечку кофе. Дальше этого наши отношения не зашли — в тот день его убили. Так вот, когда я говорю, что многим обязан Александру Дюверню, я имею в виду не актера и человека, а того мертвеца, что лежал передо мной на полу бистро. Единственная служба, которую он мне сослужил, — это то, что он погиб в удачный для меня момент. Годами я лишь подавал ему реплики, служил фоном, и в тот день он вернул мне все, что задолжал за эти годы. Он вернул мне долг в стократном размере, он стал ступенькой к моему пьедесталу. Вам кажется, что я говорю цинично, но это так. Если бы его не убили на моих глазах в тот день, даже если бы он умер в этот же вечер от сердечного приступа, я бы никогда не узнал, что такое слава, и не стоял бы перед вами сегодня. Теперь вы понимаете, чем я ему обязан? Жаль, что я не могу выразить ему свою благодарность. Есть что-то нечистое в наших отношениях — между мной и его смертью. Даже когда я ношу цветы на его могилу — а я делаю это довольно часто — я выбираю ядовитые растения, знаете, с такими черными, уродливыми головками? Я не могу простить ему этот подарок, понимаете ли вы?! Подарок, который я, не задумываясь, отверг бы, если бы хоть кто-то спросил мое мнение. Есть люди, которые могут шагать по трупам, чтобы достичь успеха. Я не из таких. Но эта смерть оставила яд в моей крови. Да, его смерть бросила мне в руки удачу, все равно, как если бы ветер занес мне в окно счастливый лотерейный билет. Но ведь он-то тут ни при чем! Я уверен, что будь его воля, он не стал бы преподносить такой подарок никому, а уж тем более мне. Это беспокоит меня: я чувствую, что обязан отблагодарить за подарок, пусть он сделан и помимо воли. Вы скажете, что это глупо. Но в то же время я хочу поблагодарить и еще кое-кого — его убийц, хотя они тоже заботились отнюдь не о моем благе. И тем не менее… Ну, теперь-то вы понимаете, почему я ношу на кладбище ядовитые цветы? Они предназначены для убийц. Есть какая-то связь между мною и этими людьми, которых я ненавижу, которые исковеркали всю мою жизнь и которых я хочу отравить.
Это интервью привело Алин в недоумение. Во-первых, она поняла, что Робер так и не смог избавиться от своих болезненных страхов. Не догадываясь о том, что именно они и являются источником его вдохновения, она хотела задушить эти бесплодные, как ей казалось, сожаления. Как же глуп этот комплекс вины! Но больше всего она боялась, что эти откровения вызовут неприязнь публики, что отразится на гонорарах. К счастью, импресарио все уладил: он сказал, что черный юмор Робера идет от скромности актера и его смущения перед таким успехом. Комментарии в прессе тоже были снисходительны и доброжелательны.
В конце недели Робер возвратился из Бретани. Он подарил Жереми очаровательный игрушечный парусник, а жене огромный букет полевых цветов.
— Надеюсь, они не ядовитые, — рассмеялась она.
— Почему же, это дигиталисы.
— Ну тогда я не буду их брать.
— Оставь себе маргаритки, остальные я отнесу на кладбище.
— Нет, Робер, я умоляю тебя! Прекрати паясничать, это уже не смешно!
Она схватила его за руку. Никогда еще он не видел ее такой красивой, как в эту минуту, с огромными, полными слез глазами. Он покачал головой и сказал просто:
— Это проклятие Александра. Это выше моих сил.
…Два субъекта, спрятавшись за памятник, поджидали его. Он не заметил их, ни когда шел по дорожке, ни когда вплотную приблизился к могиле, и вдруг они выросли перед ним, как две зловещие тени.
— Эти цветы нам?
— Какие-то они чахлые, видать, он недорого заплатил за них.
— Именно об этом мы сейчас и потолкуем.
— Не будем торопиться. У нас много тем для разговора. К примеру, наш дорогой Дювернь…
— За тобой, кажется, должок. А у нас как раз денежные затруднения. Я думаю, мы сумеем договориться.
Белобрысый отпустил бороду и был в шляпе, но Робер сразу же узнал его. У него были золотистые, почти рыжие глаза. Второй — в очках и с черными усами. Оба были в непромокаемых плащах и держали руки в карманах. Робер заметил, что в одном из них сверкнуло дуло пистолета. Он взглянул на дигиталисы, которые собирался положить на надгробье. Цветы, привлекающие шмелей.
— Мы договоримся, — ответил он.
— Хорошо, что ты нас быстро понял.
— Я думаю, мы остановимся на пяти миллионах. Что ты на это скажешь?
— Это безумие! Вы что, сумасшедшие?
Два удара в бок. У Робера перехватило дыхание. Бородач сунул руку в карман плаща. Однако Робер не испугался, ему вдруг показалось, что все это происходит на съемках фильма. Раз они хотят вытянуть из него деньги, то убивать так сразу не станут. Он повернулся, чтобы получше их рассмотреть. Им было не больше двадцати лет. Мальчишки, играющие в бандитов, вырядившиеся, чтобы иметь устрашающий вид. У Робера было ощущение, что он репетирует эпизод с начинающими актерами.
— Зачем же нервничать? В принципе я согласен. Я действительно вам кое-что должен. Но вы требуете невозможного. Я не знаю, в курсе ли вы, что с каждого фильма я плачу 60 процентов налога.
Субъекты переглянулись, они не ожидали, что дело примет такой оборот. Робер почувствовал, что счет пошел в его пользу, и нужно только не упустить инициативу. Он не дал им времени опомниться и продолжил:
— Знаете, я очень рад, что вы пришли. Я давно мечтал с вами познакомиться. Это неудивительно, ведь вы так много сделали для меня. Значит, вы видели мое интервью? И поняли, что я вас звал? Я знал, что вы поймете, только боялся, что вы не прочтете статью. Весь этот бред про ненависть и яд я вставил для отвода глаз. Но главное, что мы все-таки встретились. Здесь, у этого надгробья, которое закрепило наш договор.
Говоря, он обращался к блондину, который, по-видимому, был предводителем. Улыбаясь, он взял его за руку. Лицо Робера было совершенно спокойно, но внутренне он ликовал: ему удалось повернуть ситуацию в свою сторону. Теперь он вел игру. Робер чувствовал, что они в его власти. Они воображают себя матерыми бандитами, а на самом деле это просто мальчишки, и достаточно пустить пыль им в глаза, чтобы сбить с толку. К соседней могиле подошли какие-то люди. Робер воспользовался этим и повел бандитов к выходу.
— Не стоит задерживаться здесь. Мы ведь можем поговорить и на ходу. Поверьте, я совершенно искренне рад вас видеть. Меня давно угнетала мысль, что я не могу отблагодарить людей, которые принесли мне славу. Но позвольте мне самому назначить цену. Вы просите невозможного. Помните убийство министра? Те бандиты запросили такую же сумму. Но согласитесь, актер — это не министр.
Субъекты были так обескуражены, что покорно следовали за Робером. Он держал их под руки и вел к выходу. Они притормозили перед сторожевой будкой. Через окно были видны фигуры полицейских в униформе. Ничего опасного, и все же…
— Понятно, что с Дюверня вы ничего получить не могли. Кто же тогда вам заплатил?
— Клянусь вам, никто!
— Ну, ну, не надо считать меня дураком. Я знаю, что к чему. Все-таки любопытно, на кого вы работаете?
— Честное слово, ни на кого!
— Что ж, вы убили Дюверня для собственного удовольствия?
— Это была ошибка. Мы сами не поняли, как это произошло. Мы подумали, что это…
Эти слова произнес брюнет, другой знаком приказал ему замолчать, но было уже поздно: Робер все понял.
Александр Дювернь стал жертвой своего персонажа. Он так привык к роли полицейского, что и впрямь стал на него походить. Когда он вошел в кафе, мальчишки, угнавшие автомобиль, испугались, что он их арестует, и начали палить.
— Представляю, как вы перепугались, когда поняли, что натворили.
— Еще бы!
— И тогда вы решили уничтожить машину и пистолет.
