Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды
Вольный год пролетел, как один день: поначалу Эдвард Фулхэм пьянствовал и удил рыбу в Соммерсете, затем курсировал по Бристольскому заливу, после чего, вдруг спохватившись, провел пару недель в Лондоне. Он делил время между покупками самого необходимого и поисками супруги, которую рассчитывал найти среди учащихся санитарок какой-нибудь больницы, так как ему сообщили, что это займет минимум времени, но затем вдруг забил тревогу и даже подумывал о «рыболовной флотилии»[201]. Хотя, в конце концов, почему бы и нет?..
— Да входи же, Гусси... Нет, ты нам не помешаешь...
В комнате еще царил полумрак, и темный силуэт Августы на секунду проступил на фоне освещенной лестничной площадки.
— Зажги, пожалуйста, свет, Гусси, и я познакомлю тебя с мистером Фулхэмом.
Свет распустился матовым тюльпаном, залив холодным голубым молоком лежавшего на белой кровати дядюшку Фреда в длинном плаще с подпалинами, стол с остатками чаепития, выцветшие и продавленные приземистые кресла. Столкнувшись лицом к лицу, Эдвард и Августа не заметили друг в друге ничего особенного или хотя бы привлекательного, но подумали об одном и том же. Эдвард промямлил что-то о старинных индийских знакомствах и расходящихся неисповедимыми путями судьбах. Подобно дядюшке Фреду, он тоже произносил: «Инндхия». Ну, и каково живется в Мируте? Да как и повсюду в Инндхии...
Августа понимающе кивнула: она досконально изучила эту жизнь - под звуки барабанов торжественно шествовали слоны в попонах из золотой парчи, а пажи размахивали большими опахалами с серебряной бахромой; кружевные дворцы из розового камня, сверкавшие зеркалами галереи, мраморные фонтаны в садах, благоухавшие ладаном храмы - венец всякого совершенства. Она молча грезила, но разговор у дядюшки Фреда и мистера Фулхэма не клеился: им нечего было друг другу сказать.
После ухода гостя Августа принялась корить себя за то, что так и не смогла блеснуть, терзалась мыслью, что снова упустила свой шанс, но на следующий день Фулхэм пришел уже с дорогущим букетом и попросил ее руки.
Миссис Гудвин испытала огромное облегчение. Джимова дочка - уже двадцатичетырехлетняя, некрасивая бесприданница, но, главное, дочь того самого Джима, что разгромил механическое пианино! Наконец-то миссис Гудвин избавится от ответственности (ведь в наше время ни в чем нельзя поручиться), наконец-то жить станет легче. Вырвавшись на волю, миссис Гудвин рассудила, что полезно съездить на море, ведь погода стоит превосходная, но загвоздка была именно в том, что столь позднее время года не подходило для отъезда Августы.
— С марта по конец июня Индия превращается в пекло, - сказал Эдвард, - а потом начинаются муссоны. Для первого знакомства это не годится.
— Как тактично, деликатно и уважительно с вашей стороны, Эдвард! - прощебетала тетушка Мёртл, а миссис Гудвин испугалась, не разрушит ли какая-нибудь случайность намеченный союз?
— До вашего отъезда еще две недели, Эдвард. Вы можете пожениться сейчас, а Августа приедет к вам осенью.
— Почему бы и нет? Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
Они сдержанно усмехнулись, и в резком свете люстры лица показались масками. Если бы это зависело только от них, Августа с матерью тотчас занялись бы приготовлениями. Все делалось наспех, впопыхах: две недели спустя, за сутки до отплытия Эдварда Фулхэма, они обвенчались в церкви святой Бригиты - в лихорадочном, немного комичном темпе, напоминавшем инсценировку.
— Оставь нас, пожалуйста, на пять минут наедине, - попросила миссис Гудвин Флоренс, принесшую в картонке фату. Прыснув в руку, неряха вышла.
— Августа, доченька... Ты, конечно, не знаешь, что собой представляет брак?.. Гм, это довольно трудно объяснить на словах... В общем, ты должна положиться на божественное провидение... А в остальном доверься мужу... Что бы ни случилось, на все воля Божья...
Совет показался Августе непонятным, но прямолинейным - точь-в-точь как анатомические атласы или загадочно витиеватые рассказы Эммы.
Свадьбу сыграли в гостиных теннисного клуба, и она ничем не отличалась от церковных праздников, разве что херес был, пожалуй, чуть лучше. Молодожены изо всех сил пытались казаться радостными, хотя многие пришли в черном, а появление мистера Крамбла с траурным букетиком маргариток вызвало у всех неловкость. Одиннадцатилетней Мод Перкинс что-то шепнули на ушко, и она проревела весь вечер, упрямо не желая раскрывать причину. Разумеется, гости опрокидывали чашки, растаптывали на ковре торт, побледневших детей быстро уводили в уборную, а пожилые дамы со слезами на глазах вспоминали собственную свадьбу. Густо напудренной Августе все казалось сном - ни приятным, ни дурным, и ее покоробило, когда явно перебравший Эдвард шагнул к ней с бокалом в руке, чтобы сказать какую-то убогую любезность. «Я не хочу начинать с упреков, - подумала она - право же, не хочу». Но, едва они сели в поезд до Саутгемптона, Августа увернулась от его объятий.
Переночевали в номере гостиницы «Герб Гемпшира», где уже перестали топить, потому что наступил апрель, и простыни были ледяными. Эдварду пришлось несколько раз вставать, и все было так противно, что на следующий день Августа с огромным облегчением проводила взглядом мужа, который, стоя среди прочих мурашек на палубе черно-рыжего парохода, помахал ей сквозь дым и под рев сирены бессмысленным носовым платком.
Она махала бессмысленным носовым платком сквозь дым, под рев черно-рыжего парохода и смотрела, как ей подавали знаки крошечная маменька и тетушка Мёртл, стоявшие среди прочих мурашек на набережной. Августа отвечала только из вежливости, так как вниманием ее завладел оживленный порт: скользившие по рельсам вагонетки, тачки с тюками кофе, перевязанными джутовой веревкой, ссутулившиеся под весом чемоданов носильщики, суматоха, экипажи с фыркавшими лошадьми, которых подводили задом к наружному трапу.
Внезапно корабль тронулся и медленно отошел от набережной. Серые строения, ржавые доки, таможенные склады все больше отдалялись, громадные буквы на афишах складывались в имена, а город выделялся на затянутом копотью небе сиреневым силуэтом.
Маменька с тетушкой Мёртл растворились в темной полоске толпы, а девушку уже окружила другая толпа, обступив своим гулом, охватив своим возбуждением. Вокруг много говорили, много смеялись, немножко плакали.
К счастью, ее попутчица в последний момент заболела, и каюта была в полном распоряжении Августы Фулхэм. Слегка успокоившись, она задумалась и, равнодушно вспомнив Лондон, задалась праздным вопросом: часто ли она будет проводить здесь каникулы, ходить в Друри-лейн, где обитал призрак Человека в сером плаще на галерке, и прогуливаться летними днями по опаленной солнцем набережной Виктории с ее платановыми зачатками?
Августа взяла с собой громоздкий багаж, намереваясь еще пополнить его покупками в Порт-Саиде. В тропиках все следует умножать на два: чемоданы обивать железом, белые зонтики ставить на зеленую подкладку, подшивать широкие узорчатые капоры, надеваемые поверх непременного solar-topee[202]. Эдвард рассказывал, что к мужским курткам даже подшивают специальные подкладки, защищающие позвоночник при избыточном потоотделении. Если слишком сильно взопреешь, надо сразу выпить стакан подсоленной воды. Августа ничуть не удивлялась этому, представляя «жару» чем-то вроде европейского июльского зноя - не более того. Сидя на полу каюты, она перебирала свое приданое, поглаживая богатый второсортный гардероб: корсеты из тканого и мерсеризованного тика; расшитые гладью воротнички и высокие стоячие воротники с поддельными ирландскими кружевами; переда корсажей, горловины, манишки, карканы, жабо, берты, пелерины и накладки из греческого тюля; нижние юбки, обшитые тесьмой, басоном, шнуром, с четырьмя оборками, плиссированные и стеганые; короткие юбки из шотландской, черной и белой тафты; балайезы из фая и саржи цвета слоновой кости; рубашки дневные и ночные; нансу-ковые кофты с машинной вышивкой; оборчатые ночные колпаки; линон-батистовые, батистовые, перкалевые и прошитые туалеты; панталоны с продетыми розовыми лентами; пеньюары из нубийки и домашние халаты из зенаны, шелковые и вышитые чулки; замшевые перчатки с перламутровыми пуговицами, перчатки из искусственной замши на кнопках, длинные перчатки из белого шелка, ирландские перчатки сеточкой, перчатки из желтого шевро; бенгалиновые и крепоновые корсажи; болеро из шелковых оческов; и связанные дюжинами хлопчатобумажные носовые платки. В специальных коробках - канотье из рисовой соломки, флорентийские капоры, синельные токи, шляпки из ворсового фетра; затем зонтики с ручками из симили и рога, сизые парасоли из силезии, знаменитые зонтики от солнца на зеленой подкладке; веера китайского фасона; туфли-лодочки из бежевой замши; ботинки из лощеного меха козленка на шнурках, опойковые ботинки на пуговицах; ватники из кремового шелка с атласным бантом; вышитые по канве туфли без задников; и даже завернутый в синюю бумагу купальный костюм из белой фланели - с полосками кораллового молескина и маленькими пуговицами. Постельное белье лежало в трюме - в окованных железом ящиках. Все эти сокровища ее утешали: Августе нравилось смотреть с койки на канвовые сумки и чемоданы из вулканизированной фибры.
