Елена Крюкова - Серафим
– Я старик седой, немощный и старый! Я стал стариком, чтобы понять, как все старики живут на земле, как земные дни они доживают. Как горько плачут они, понимая, что жизнь уже пройдена, и надо ступить ногою в могилу, откуда нет живому возврата. Как, слезясь глазами, глядят старики на детей, внуков и потомков своих, в рыдании руки сжимая над их головами: вот, увидели мы потомство свое, но скоро покинем мы Мир сей, и не узрим потомства своего больше! Не поможем любимым своим ни словом, ни делом, ни лаской, ни бедной монетой! Навек с ними простимся!
Я захотел узнать, что старость такое. Я рано простился с жизнью, Я был молод и свеж, когда Меня на Кресте Моем распяли. Я не знал, что такое стареть, покрываться морщинами. Силу и свежесть терять. Бесконечно испытывать боль в немощных, беспомощных членах.
Я в старика воплотился. Я старым странником стал.
Стал ходить по дорогам земли пыльной, жаркой, чужой.
Стал ходить по дорогам и тропам земли холодной, немой, ледяной.
Много земель Я увидел. И в каждой стариков Я видел, старух. Видел: каждый, подходя к порогу Смерти, не знает, как с Жизнью проститься.
И подумал Я: а как же прощусь с жизнью Я? А если б Меня не распяли? Если б Я жил так, как любой человек на земле, не Бог, не Господь; и достиг края жизни своей, и лицом к лицу встретил смерть свою?
Кто есть Бог? Тот, кто победил Смерть?
Кто есть человек? Тот, кто трепещет Смерти?
А что, если старик, как Жених, обручится со Смертью? Что, если протянет он Ей морщинистую, высохшую руку свою и скажет: идем, я люблю тебя? Брачная Вечеря ждет нас!
И вот, сел Я на песке чужедальней пустыни. И обернул шелка яркие, чужие вокруг Своей головы, чтоб не напекло Мне затылок чужое Солнце. И глядел в воды моря чужого.
И видел: ветер перебирает песчинки. И чувствовал: жаркое небо входит в ноздри Мои и в сердце Мое.
И понял: старик – это тоже Бог, каждый старик – это Господь.
И каждая старуха – это Матерь Божия пред Успеньем Ея.
И так, Духом Святым, Я вселился во всех стариков! И улыбнулся, и возрадовался Духу Своему! И увидел каждого старика изнутри. И каждой старухе – в лицо, сморщенное, как печеная слива, любовью Своею повеял.
И каждому, каждому в морщинистое ухо шепнул: еще шаг один, только шаг – и вы станете Мною. И гроб ваш колыбелью станет. И земля станет родильными ложеснами. И крик ваш предсмертный криком рождения станет. И Небо, плача звездами всеми, примет вас на руки и обвернет в звездные пелены.
И ночь вашей смерти – ночью вашего Рождества станет навеки.
ПСАЛОМ О СТАРОЙ МАТЕРИ
Господи Боже мой, прости мне великое прегрешение мое.
Я забыл свою седую старую мать, Господи, – накажи меня, а затем прости меня.
Ибо каждую службу свою я ей посвящаю. Ибо дня не проходит, чтобы я не думал о ней: вот она ест, наливая в тарелку прокисшие щи из старой кастрюли, вот она пьет – водку пьет, дрожащей рукою зелье себе в старую, разбитую рюмку наливая и плача.
Да, плачет она, плачет обо мне, обо всех детях своих; и часто плачущей вижу ее.
Господи, да ведь это же мать моя! Как же я мог ее оставить!
Но закон Твой непреложный: да оставит человек отца своего и матерь свою…
Дети одни плывут в людском море. Дети – одни страдают, одни на себе тяжесть жизни выносят, зубами скрипя. То проклиная Тебя, Господи; то к Тебе единому взывая.
И сидит одна мать моя у битого зеркала с потертой, старой амальгамой; у щербатого граненого стакана. И водку пьет – за мое здоровье; или за помин души моей, ибо не знает, где я и что со мною.
И вижу, слезы по щекам ее обвисшим текут, как капли серебряной водки.
И кричу я Тебе: Господи! Помоги бедной матери моей! Услышь мя, Господи! Дай ей утешение Свое! Дай ей радость Свою!
Но не глядит она на икону Твою. Глядит – на бутылку.
На рюмку глядит. А в стеклянную трещину в рюмке водка сочится, как жизнь.
И шепчу я, Господи, не Тебе – ей шепчу: мама, я люблю тебя, мама, я приеду, мама, не плачь, верь, мама, веруй…
И я верю – слышит она меня.
ПСАЛОМ О ВОЗЛЮБЛЕННОЙ ДЕВОЧКЕ МОЕЙ
Настя! Я люблю тебя, Настя!
Господи, и Ты слышишь, как я кричу это!
На весь свет, на весь синий Твой, золотой, на весь светлый Мир Твой, Боже мой, я кричу: люблю тебя, возлюбленная моя!
Господи Боже мой, Ты дал мне это счастье – любить!
Господи Боже мой, ты сказал мне: люби, ибо сердце твое для любви!
Господи Сил, Господи, все видящий и слышащий, Ты улыбнулся мне и ей, Ты связал наши руки!
Как же мне не благодарить Тебя?!
Как мне не возносить праздничные хвалы Тебе?!
И кричу я на весь Мир Твой, под Солнцем и под Луною кричу: я люблю Тебя, Господь мой и Бог мой! Я люблю Тебя! Я… люблю…
Что мне сделать для Тебя, Господи Иисусе, чтобы отблагодарить Тебя сполна за прещедрую милость Твою?
Вот, песню я Тебе могу сложить!
Вот, на иконе Тебя намалевать, помоляся, могу!
Вот, на стене маленькой церкви деревенской, на часовню похожей, могу родить картины Жизни и Смерти Твоей!
А Ты улыбаешься мне. Ты шепчешь мне: нет, не так, не то говоришь ты, раб ты Мой Серафим! А ты ведь знаешь, что делать.
И в смущении простираюсь я пред Тобой.
И слышу, как Ты, Господи, тихо говоришь мне, жалкому рабу Твоему: обними, Серафим, возлюбленную твою. Обними и поцелуй ее крепко, крепко. Зачни в ней новую жизнь. Ибо так ты продолжишь на земле род людской; ибо родится тот, кто потом тоже родит чад своих, и так будут славить Меня на земле твоей потомки твои в роды и роды.
И шепчу я Тебе: да, Господи, да, Господи, да!
А на пороге, за спиной моей, стоит старая служанка моя. И подносит она край одежды своей к глазам своим, горькие слезы по мне с темного, будто просмоленного, старого лица утирая.
АПОКРИФ. ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ИИСУСА
Иисус рос и возрастал в смирении и послушании у Бога и людей, и вот вошел Он в возраст, когда отрокам должно глядеть на ровесниц своих нежно и ласково; когда хочет отрок обнять отроковицу и напечатлеть на губах ее чистый и свежий поцелуй, чувство свое изъявляя.
И вот, когда Иисус пас овец Своих на склоне холма, подошла к Нему девочка с лукошком ягод в руках ее.
И замер Иисус от нежной, тихой красоты ее! Овцы разбрелись по крутосклону, а отрок Иисус так сказал девице: здравствуй, девица! Красива ты, и вострепетало сердце Мое, когда Я увидел тебя.
И ответила девочка отроку Иисусу: вот, отпробуй ягод моих! Только что их собрала!
И запустил Иисус руку в лукошко, и вынул оттуда горсть алых, сладких ягод! И вкусил их!
И раздавились ягоды на устах Его, и окрасились уста Его кровью ягод Его!
И сказала девочка, смеясь: «Мальчик! Вкусные ягоды мои?!»
И протянул Иисус руки к ней, без слов сказать желая, как понравилась она Ему.
И поняла девочка; поставила лукошко на землю.
И протянула руки свои Иисусу.
И сплели они руки свои нежные, детские! И засмеялись от счастья!
«Ты очень красива», – сказал девице Иисус.
«И ты очень красив, отрок. Как звать тебя?» – спросила девочка.
«Иисус, сын Марии», – сказал ей Иисус.
«Зашлешь ли ты сватов своих ко мне, когда я в возраст войду?» – спросила девочка, ибо чиста она душою была, и думала она о замужестве своем.
И сильно, сильно забилось сердце отрока Иисуса. И так Он сказал девице: «Зашлю Я к тебе сватов Моих! Буду Я Жених твой! А ты будешь – Невеста Моя!»
«Назови меня прямо сейчас невестой твоей», – попросила девочка Его.
И отрок Иисус сказал: «Здравствуй, Невеста Моя! Здравствуй на веки веков!»
И сказала девица: «Аминь».
И склонился Иисус над лицем ея, и тихо прикоснулся устами Своими к устам ея. И обвила она Его рукою за шею, и пригнула к себе голову Его; и крепко целовала она устами своими нежные уста Его.
И так их видели только овцы, траву на склоне щипавшие, да Солнце, да ветер небесный.
А потом прошли годы и годы, и тучи заволокли Солнце; и вышла девица за другого человека замуж, и гуляла она на свадьбе своей, и явился туда Иисус, чтобы поздравить ее и родных ее, но она не узнала Его.
ПСАЛОМ О ЗРЯЧИХ И СЛЕПЫХ
Господи Боже мой, даешь Ты зренье людям, чтобы видели люди всю красоту Мира Твоего. И все деянья свои; и все грехи свои.
Глаза Ты людям даешь, чтобы зрели они прошлое свое, настоящее свое и будущее свое.
А если ослепляешь Ты раба Твоего – что видит он, ослепленный, внутри себя?
Вечную ли тьму? Небесный ли свет видит?
Слепой ли лучше играет на гуслях и цимбалах? Слепой ли лучше слышит голоса Земли и Неба?
Кто был зряч – да ослепнет; кто был слеп – Духом прозреет.
Глаза слепы, а лишенный глаз видит моря и земли.
Видит шатер поднебесный; видит скинию златую.
Дух Святой реет над Миром, зрячих и слепых в скорбях их утешая.
Дух видит. Дух слышит. Дух реет, где хочет, и все звезды – глаза Его.
Господи, ослепи меня, если грешен я буду. Господи, возьми от меня зренье и слух, и все пять чувств возьми от меня, если прогневаю я Тебя; лишь Дух Свой, Жизнедавче, лишь Дух Свой Святой мне оставь.
Ибо через Дух Тебя я услышу, увижу; ибо Духом Святым Тебе молиться буду; ибо Духом Святым милость людскую снискаю – и милость свою им отдам.
Ибо закрываю я глаза свои, когда молюсь Тебе; и вижу внутри себя всю парчу лесов и шелка рек Твоих, все злато пустынь Твоих, все алмазы и хрустали гор Твоих; вижу всю великую славу Твою.
ПСАЛОМ ПОКАЯННЫЙ
Каюсь, Господи, и горько, горько пред Тобою плачу я.
Аз есмь грешный и жалкий, малый и недостойный раб Твой.
Прости меня, если можешь. Прости и помилуй меня.
Я плохо служил Тебе службу Твою. Я пил на гулянках сладкое вино и горькую водку, я обижал мать свою и родню свою; я уехал от матери своей, я бросил жену свою, и похоронил дитя свое, ибо плохо глядел за ним.
Я стал иереем Твоим, Господи, думая, что Утреней и Вечерней во храме Твоем я искуплю пред Тобой грехи мои.
Нет! Жизнь течет, как река, как синяя Волга моя, и все грешнее, все неразумней чувствую я себя пред Тобою, Всевидящим.
Я хочу оправдаться пред Тобою; но жалко и никчемно ничтожное покаяние мое.
Господи, могу ли я искупить грехи мои пред Тобою песней, из сердца моего, во имя Твое?
Вот сердце мое; вот песнь моя. Я пою Тебе! Всегда Тебе, Господи!
И пусть гремит, пусть летит песня моя через поля и леса, через земли и страны иные. Пусть люди ловят ее руками, как голубя, и слышат ее! Пусть льется песня моя, как река, как любимая моя Волга-река! Пусть дрожит на ветру паутиной! Пусть звучит рыданьем и смехом из каждой груди! Пусть на лирах и наблах, на тимпанах и кимвалах, на лютнях и арфах, на виолах и гуслях вторят ей музыканты! Пусть простые люди подхватят ее, пусть вылепят дрожащими, робкими губами ее! Пусть крепнет она, путь все дальше летит, ибо для Тебя, для Тебя Одного песня моя, Господи!
Последняя ли песня моя?!
О, Господи… дай сил мне спеть еще… пусть не последняя…
АПОКРИФ. ДВЕ ВСТРЕЧИ ЦАРЯ ЗАМОРСКОГО С ГОСПОДОМ ИИСУСОМ
Однажды шел Иисус, в простом холщовом гиматии, босой, в порту, где снаряжались корабли в дорогу морскую, дальнюю.
Палило Солнце, а была непокрыта голова Его.
И сел Он около причала на бревно, что должны были рабы погрузить на корабль; и прикрыл голову Свою краем плаща Своего, от Солнца.
И увидел Царь заморский, корабль коего снаряжали в плавание, как сидит Иисус, прикрыв голову плащом Своим.
И подошел Царь к Господу Иисусу. И так сказал: «Путник! Что сидишь в печали? Благородно лицо твое. Не хочешь ли отправиться в дальнее странствие, вместе со мною? Еду и накидку от непогоды я дам тебе, если ты беден. Увидишь дальние страны! Увидишь новые звезды! Я Царь, я обласкаю и озолочу тебя! Я велик и могуществен!»
И ответил Царю Иисус: «Да, ты велик и могуществен, ты Царь, а Я путник простой; но настанет день, и встретимся мы иначе с тобой».
И встал Иисус и пошел от того места, где сидел на берегу близ корабля, который грузили рабы финиками и инжиром, шелками и маслами благовонными.
И засмеялся великий Царь Ему в спину: что ты сказал мне, бродяга! Мне, Царю полумира! Где мы можем встретиться с тобой! Ты прошел в моей жизни – и нет тебя больше!
Но настал день. Много лет прошло с той беседы Царя и Иисуса в богатом порту. И была зима, и шел снег; и это была далекая северная страна.
И снова был порт, и корабли в порту; и так же, как много лет назад, грузили корабли мехами и золотом, деревом и медом, красной и черной икрой, отборными речными жемчугами. И сидел на бревне, засыпанном снегом, близ кораблей, у самой кромки ледяной воды, старый нищий. Ветер вил и гонял взад-вперед седую, жалкую бороденку его. Нищий, развязав платок, вкушал свой кусок хлеба, беззубыми деснами грыз твердую корку.
И подошел к нему другой бродяга. Сел рядом. Вынул из заплечного мешка свежий хлеб. Вынул бутылку портвейна. А может, это кагор был, снег летел густо, и не разобрать было названье вина на бутыли.
И так сказал нищему бродяга: «Ну вот и свиделись мы с тобой! А ты говорил – не увидимся мы!»
Нищий всмотрелся в лицо бродяги. Он узнал Его.
Они оба узнали друг друга.
Они оба улыбнулись друг другу, и сказал Иисус: «Вот свежий хлеб, бери и ешь. Вот вино молодое, красное, сладкое. Подкрепись. Холодна в этих краях зима. Согреемся мы с тобой. И уснем вместе, задремлем здесь, прижавшись друг к другу, на холодном бревне».
Отломил нищий Царь от свежего хлеба. Запил глотком красного вина. Заплакал над хлебом, над вином, над жизнью своею.
А Иисус так сказал ему: «Не плачь! Это твоя жизнь. И она прекрасна любая, ибо в ней ты увидел Господа своего. Разве это не счастье?»
И нищий, глотая кусок, держа в дрожащих руках бутылку вина, тихо ответил Иисусу: «Да, Господи, да, Пресветлый, Единственный, да».
И обнял нищий Господа своего.
И так, обнявшись, сидели они.
АПОКРИФ. ХРИСТОС В ГОРАХ
Иисус достиг возраста, когда юноши обычно пускаются в далекий путь.
Он тоже хотел увидеть иные, далекие земли.
Предание гласит, что Иисус пустился в далекий путь вместе с караваном купцов. Караван двигался на Восток, и Иисус сказал Себе: вот, Восток я увижу. Восток, откуда ко Мне на Рожденье пришли Цари-Волхвы, так мне Мать рассказала.
Иисус сел верхом на верблюда, и караван, по обычаю путников Востока, шел ночью, под звездами, а днем и люди и верблюды располагались на отдых и обед в тени пальм, на постоялых дворах. И ночью, качаясь между горбов верблюда, Иисус глядел на звезды пустыни; а днем вкушал вино, изюм, мед и свежие лепешки вместе с купцами, лежа на теплой земле расстеленных тканях.
Так долго шли они, через пески, реки и горы, через шумные города и бедные селенья. И вот вдали перед ними показались горы, что были выше всех гор, пройденных ими. И воскликнул Иисус: что это! Как прекрасны эти снеговые вершины! Они досягают до звезд!
«Мы дальше не пойдем, – сказали Иисусу купцы, – хочешь, иди один».
И пошел Иисус один.
И пришел к подножью снеговых синих гор. И встретил там жилища бедных крестьян. Вместо коров они пасли черных мохнатых зверей с крепкими изогнутыми рогами. Он увидел в горах священные каменные ступы – памятники древним Богам. Он оделся в меховой плащ, ибо холодно было в горах; и Он беседовал с горцами на языке их, ибо внятны Ему были все языки Земли.
Горцы сказали Ему: о Господь из другой, далекой страны, здравствуй! Мы молимся Господу Будде, а дальше на юг люди молятся Господу Кришне. Не осуждай нас за то, что мы не молимся Тебе! Мы видим, могуществен Ты. Но Ты юноша еще, и много Тебе надо увидеть подлунных чудес! Смело вперед иди! Тот, Кто родил Тебя, спасет Тебя.
Иисус подивился мудрости простых горцев и подумал: воистину, Господь простирает крыло Свое над всяким народом, населяющим Ойкумену.
И вот, однажды Иисус хотел заночевать в горах. Он видел, как монахи часами сидят на снегу, скрестив ноги; и не вредит им мороз. Он желал увидеть, как звездный дождь падает с черного неба Ему в руки. Он думал: Отцу Моему Я буду в горах молиться.
Иисус пошел в горы, и шел долго, и забрался высоко. Он стал задыхаться, ибо воздуха не мог набрать в грудь в высоких горах, там, где снег. И остановился Иисус. И упал на колени. И взмолился Отцу Своему: Отче! Отче, Сущий на небесех! Яви Мне Себя здесь, в горах, в морозной ночи, как являл Ты Мне Себя на родине Моей!
И самоцветное, великое Сияние развернулось, как веер, по черному небу! И раздался голос с небес: Сын Мой возлюбленный! Я с Тобой во все времена и на всей земле! Ты освятил Собою эти горы – однажды горы возлюбят Тебя, припадут к стопам Твоим и поклонятся Тебе, с радостью и любовью!
И тепло обняло Иисуса. И огонь разгорелся внутри Него. И не холодно было Ему. И плакал Он от радости, и поднимал голову, ища в звездном небе Лик Отца Его!
И горели святые чужедальние звезды над голой головою Его, как Царский венец драгоценный.
АПОКРИФ. ИИСУС И КРИШНА
Они сидели оба, Иисус и Кришна, на деревянных мостках у реки, и ноги Их были опущены в воду.
Солнце пылало жарко, а вода в реке была прохладна, и приятно было в реке ногам Их.
Иисус был светел лицом, а Кришна черен, и синевой ночного неба отливали щеки Его.
И сказал Господь Иисус Господу Кришне: «Вот, Я пришел в Твою страну, и нравится Мне она. Много в ней городов предивных, рек полноводных, пречудесных! Дворцов, изукрашенных златом и лазуритом и рубинами огненными! По улицам слоны ходят важно, и хоботы их жемчугами обвиты, и бивни их позолочены! Но и бедность Я видел. Нищету. Людей, в хижинах своих без куска хлеба умирающих. И хотел Я дать беднякам Слово Свое, чтобы они знали, умирая: Я есмь Хлеб жизни, ее Вода ключевая, Вино ее виноградников сладких! Не к праведникам Я пришел, но к грешникам, чтобы грешников на земле очистить, простить их еще на земле, чтобы, покаявшись, они вошли в Царствие Небесное! А люди, на соломенных подстилках умирая, шептали Мне, склоненному над ними: благодарим Тебя, Исса, Бог чужедальний, но у нас есть свой Господь Кришна! И Ему молимся мы, умирая! И Он – нас спасет, а не Ты! Так говорили мне люди. Что ж не идешь Ты к бедным и страждущим, что ж не спасаешь Ты грешников, Кришна?»
И сказал так черный Кришна Светлому, Тресветлому Господу Иисусу:
«Ты разве не понял, Господи Исса, что Ты – это Я?»
И текла быстро вода в широкой реке, обнимая Их голые ноги. И смеялись Они, друг на друга глядя радостно. И сказал Кришна Господу Иисусу:
«Господи Исса, но ведь не поймут люди нашей радости! Наши слова переврут! Нашу радость погубят! Нас с Тобой разделят, Ты этого не боишься?»
И сказал Иисус черному, как ночь, звездноглазому Кришне:
«Пройдет еще тысяча тысяч лет, и моря и реки прейдут, и горы сдвинутся с места, и звезды погаснут и снова вспыхнут, прежде чем люди поймут: Любовь – одна, и она пребудет всегда».
И слышали рыбы в быстрой реке Слово Христа о Любви.
АПОКРИФ. ИИСУС И БУДДА
Шел Иисус в чужедальней земле по каменистой дороге, и изранил ноги Свои в кровь. Захотел Он вымыть ноги Свои в холодном ручье и умастить их маслом, чтобы затянулись раны.
Увидел Он дерево большое, а под деревом протекал ручей. Сел Иисус под деревом у ручья, омыл ноги Свои в ручье и вынул из дорожной сумы масло в глиняном сосуде, и полил маслом ноги Свои. И хорошо стало ногам Его, и смежил Он глаза под раскидистым деревом и уснул.
А когда проснулся Он – рядом с Собой спящего человека увидел.
Сел Иисус рядом со спящим и стал так сидеть, сторожа его сон, отгоняя от спящего птиц и мух. И так долго спал человек.
Проснувшись, человек поглядел на Господа Иисуса и сказал: «Радуйся, Господи Исса, вот Я и увидел Тебя!»
И сказала Ему Господь: «Радуйся, Господь Будда, ибо вот Я увидел Тебя!»
Будда был обрит, Его голова блестела под Солнцем, пот тек по лицу Его, ибо жарко было в тот день. И рубище жалкое моталось на плечах Его. И нельзя было от последнего нищего отличить Его.
И улыбнулся Иисус и сказал: «Господь Будда, Я знаю ученье Твое! Меня посвятили в него люди земли Твоей. Все хорошо в ученье Твоем, но где же в нем место Любви?»
И улыбнулся Будда и так сказал: «Разве не понял Ты? Я говорю об избавлении от страданий, но не об избавлении от Любви. Я учу об уходе от соблазнов Мира, но не об уходе от Любви. Я проповедую о свободе от оков плоти, но не о свободе от Любви!»
И Иисус сказал: «Но в ученье Твоем нет об этом ни слова! Как людям понять Тебя?»
И ответил Иисусу Будда: «Истину всегда понимают не полностью. Полностью понявший Истину становится Богом».
И сказал Будде Иисус: «Я знаю это, о Будда».
И так сидели Они под раскидистым огромным деревом, на горячем ветру шумящем, и глядели в глаза друг друга, и голый череп Будды лоснился под Солнцем, и ясные глаза Иисуса сияли небесной жаркой синевой; и заживали, умащенные лечебным маслом, на стопах Его раны Его.
АПОКРИФ. ИИСУС И АЛЛАХ
Однажды шел Иисус по пыльной дороге: Он возвращался к Себе домой, в Палестину, из восточной страны чужедальней.
Много видел Он людских лиц, и радостных и печальных. Он утешал людей в отчаянии их. Он излечивал болезни неисцелимые; Он пировал с богатыми раджами на могучих пирах их; Он пек рыбу, выловленную из широких неведомых рек, на кострах рыбаков чужеземных, и пил вино их вместе с ними, и смеялся вместе с ними. Он гладил по головам детей и благословлял отроков и отроковиц на подвиг жизни. Он принимал младенца, идущего на свет головкою вперед вон из кровавой утробы матери; Он хоронил стариков по обычаю народа их, и читал погребальные молитвы над рекою, куда опускали плыть мертвое тело, над прахом покойного, что в горах развеивали по ветру. Он говорил на площадях Слово Божие, и воины гнали Его, и великие владыки хотели поймать Его, как дикого зверя, и казнить Его принародно. Но спасся Он, ибо Господь, Отец Его, хранил Его.
Вот так, одинокий, шел Он по дороге, и близка уже была родная земля Его.
И радостно, со слезами на глазах, озирал Он холмы и долины родины Своей.
И встретил Иисус на дороге мальчика. Мальчик шел впереди, и Иисус догнал его.
«Кто ты, мальчик?» – так спросил Иисус.
И мальчик сказал: «Я тот Бог, что явит Себя через тысячу лет после Тебя».
И тихо, печально улыбнулся Иисус. И сказал: «Никто не знает, что готовит нам Время во чреве своем; знают только пророки. Бог об этом молчит, ибо для Бога времени нет».
И склонился Иисус перед мальчиком; и обнял его, и поцеловал его.
И взял мальчика за руку, и так пошли они.
И Иисус повел мальчика, и до дома его довел его.
И мальчик поцеловал руку Иисуса, а потом засмеялся громко: так смеется солдат, победивший врага.
И сказал Иисус тихо, и слезы текли по лицу Его: «Прощай, отрок. Я люблю Тебя».
И повернулся, и пошел путем Своим по пыльной дороге; а мальчик, перестав смеяться, молча глядел Ему вослед.
АПОКРИФ. УСПЕНИЕ БОГОРОДИЦЫ
Последние годы Свои Богородица жила, вместе с Апостолами, в маленьком городке на берегу моря. Она хранила и несла Слово Божие, и Она верила: когда настанет час Ее, Сын Ее примет Ее на руки Свои и вознесет в Небесный чертог Свой.
И настал час Ее, и с трепетом и восторгом Она ждала его.
Она приказала Апостолам и слугам: приготовьте простые холстины и красное, цвета Крови Его, покрывало. Положите Меня на стол на холстину, а сверху укройте красным покрывалом тело Мое. А лик Мой ничем не покрывайте, ибо Я, когда придет за Мной Сын Мой, увидала Его в лицо и узнала.
Так сделали Апостолы, как Мать приказала.
И явились служанки; и чистили рыбу для трапезы погребальной, и слезы их капали на ножи и в чаны с живою рыбой. И текла рыбья кровь по соленым пальцам их.
И пришел мальчик, коего наняли чистить овощи для трапезы погребальной. И, видя Умирающую, лежащую на столе под красной тряпкой, тихо плакал мальчик, видя, как умирает Царица Небесная.
И разожгли печь; и поставили в нее хлебы, ибо предвидели, что на поминки много народу придет, придут люди простые, с окрестных улиц; придут моряки из порта и придут рыбаки, придут кузнецы и придут пастухи, придут каменщики и плотники и придут виноделы; и женщины тоже придут, и будут обмывать Тело Пречистой, и умащать миром, и обматывать смертными пеленами.
И когда время пришло, и выгнулось, страдая безмерно, живое тело Богородицы под алым покрывалом, крикнула Она в последний раз: «Люблю Тебя, Господи, Сын Мой!» И обнажили головы все, и тихо встали на колени.
И видели, как явился близ смертного одра Христос. Как руки к Матери протянул. Как нежно, любовно обнял Ее за плечи, а другую руку продел Ей под колени; и так поднял на руки Свои Ее, ибо легкая Она уже была, высохшая от молитв и старости.
И сказал Ей Иисус, глядя в лицо Ей: «Вот, Мать, Я пришел за Тобой, как и обещал. Я беру Тебя на руки, как Ты Меня во младенчестве Моем брала».
И слезы текли по прекрасному Лику Его.
И поднялся Он, с Матерью на руках, в воздух; и видели все, как исчезла крыша и звезды засияли в вышине над головами скорбящих.
И шептал так Христос, с Матерью Своей на руках Его медленно поднимаясь к сияющим звездам: «Вот мы и дома, Мать. Вот мы и дома. Теперь никогда не расстанемся, вовеки».
И далеко, внизу, в пещере оставленного дома, последнего земного приюта, горело огнем на дощатом столе красное покрывало: так рыбацкий костер горит на ночном берегу, маяком служа кораблям.
ПОСЛЕДНИЙ АПОКРИФ. ЗВЕЗДНЫЕ РЫБЫ
Это было за три дня до Распятья Его.
Был солнечный весенний день; и пошел Иисус гулять в поля, гулять по холмам и долинам прекрасной родины Своей, чтобы глазами и душой вбирать всю красоту и благость ее.
И шел Иисус по тропе, залитой Солнцем, и Апостолы шли за Ним.
И от преизбытка чувств в груди Своей пел Иисус громкую песню в полях!
Пел Он так:
«Все одушевлено под Солнцем: и воды, и звезды, и стога сена в полях и лугах! И голубка, что взмывает с цветущего дерева в высокое небо! О, вода текучая, свята ты! Свято ты, море сияющее, ты плещешься синим вином в золотой чаше берегов твоих! Свята курица, и свято яйцо, ибо в яйце – новая жизнь, и квохчет заботливая мать над нею, не зная, не веря, что пожрет ее смерть! Свято древо любое в полях и в садах! Нет, не Древо Смерти Моей это, на коем Меня распнут – Древо Жизни это, и раскинуло Оно Мне зеленые руки свои, обнимая и благословляя Меня! Вся земля Моя – это святой Храм Мой! И Я, Я Сам молюсь в нем Отцу Моему и Матери Моей!»
И Апостолы, идя по полям с Ним под Солнцем, молились вместе с Ним.
А когда стемнело, когда закатилось Солнце и легкий дым и туман стал подниматься с вечерних полей, все стало внезапно прозрачней и проще.
Все стало унизано звездами, как женскими драгоценными жемчугами и хризолитами; пронизано их светом все стало, и острые звезд лучи под ребра входили и сердце пронзали.
Все стало видно насквозь. Апостолы стали прозрачны и невесомы, будто бестелесны, хотя сохраняли живые тела свои. Они дрожали и спрашивали себя: что это? Как это может быть? Не играет ли здесь, в вечерних полях, древняя сила волхвов, магов забытых?
Да, прозрачен был ночной воздух, и ветер утих, и в небе ночном, высоко над головами Апостолов, вдруг шевельнулись, сдвинулись с места и поплыли, поплыли огромные Звездные, Серебряные Рыбы.
И над одной Рыбе стояла Богородица, улыбалась Апостолам, махала рукой.
И на другой Серебряной Рыбе стоял Иисус, улыбался, и звездный ветер вил Его волосы, и Он поднимал обе руки, с широким Миром прощаясь.
И на третьей Рыбе стоял маленький Мальчик. Он держал в руке масличную ветвь и ею махал Апостолам, стоящим на земле.
И пали на землю Апостолы. Склонились ниц пред Иисусом! И так вопросили: «Куда плывут звезды, Учитель? Куда плывут Серебряные Рыбы? Неужели прочь от земли, и мы Тебя больше никогда не увидим?!»
И сказал Иисус, нежно улыбаясь ученикам Своим:
«Все едино на свете, и небо и земля. Все обнимается: жизнь и смерть. Видите масличную ветвь в руке Мальчика? Видите, сияет сапфирный перстень на руке Богородицы? Это синяя звезда сияет. Это звездная ветвь шелестит листьями. Это жемчуг сверкает на вечной шее Матери Моей. Это жемчугом светятся белки Ея глаз, а радужки горят лазуритом! И, глядите: сейчас в небесах Золотая Рыба поплывет!»
Апостолы головы закинули – и увидали: плывет в черных ночных небесах Золотая Рыба, и золотом горит брюхо Ее, и золотом пылают плавники Ее, и глаз Ее светится алым огнем, и хвост Ее вспыхивает тысячью огней золотых!
И спросили Апостолы, дрожа от страха и радости: Господи, что это за Рыба, скажи, Золотая, последняя?
И сказал Господь Иисус: сие есть Жизнь Моя вечная, она плывет и уплывает от вас навек, она навсегда уплывает на небо. Да будет так теперь: те, кто верует в Меня и молится во имя Мое, да узнают друг друга, на песке двух Рыб рисуя.
Двух Рыб, друг против друга, и будто целуются они.
Так, по рисунку Двух Целующихся Рыб, узнаете друг друга.
Так всегда будете узнавать друг друга: и на Лобном месте, и в застенке, и на свободе, и в толпе народа, и в пустыне, и в ненависти, и в любви.
И плыла Золотая Рыба Христа над их головами, и проплывала!
И Иисус стоял, Лик Свой в небо закинув, и улыбался плывущей навеки и мимо Золотой сверкающей Рыбе, и махал Ей рукой.
И шептал: прощай, Моя жизнь, прощай, до свиданья! Будет время, мы встретимся вновь. Будет время, встану босыми стопами на мощную, в золотой крупной чешуе, спину твою, и поплыву по широкой, по синей реке, по соленому синему морю.
И звезды осыпались с небес и горели в волосах, на плащах, на накидках Апостолов; горели меж пальцев их дрожащих; горели в усах и бороде Иисуса; горели на небе и на земле.
И все вокруг было прозрачным, прозрачным, как вода.
И все текло холодной водой, утекало навеки.
ПСАЛОМ ПРОЩАЛЬНЫЙ
Я уже ничего не боюсь в сем Мире, Господи.
Я пережил смерти любимых моих, Господи.
Я пережил боль свою и любовь свою, Господи.
Я ненавидел и отрекался, я плакал и каялся, Господи.
Люди изгнали меня от себя, Господи; и я не виню их.
На все Твоя воля, Господи мой, Боже.
Ты один у меня остался, Господи.
Даже если Тебя отринут от меня, и в глухой склеп заточат меня, и в людское безумное море бросят тонуть меня, и оставят без куска хлеба меня, и скажут мне: вот, разрушили мы храмы Господа Твоего! нет на земле больше Господа Твоего! – я все равно не покину Тебя, Господи.
И, когда умирать буду, губы мои разлепятся и прошепчут: радуйся, Господи, Боже мой.
Радуйся, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
РАЗДУМЬЯ СЕРАФИМА
ПРО ДИАВОЛА
Есть звезды в небесах, и есть звезды в душе.
Когда вам плохо – закройте глаза и увидьте звезды над вами, звезды вокруг вас, звезды внутри вас; зажгите их в молчании, зажгите их любовью своей.
Когда вы молчите, закрыв глаза, и зажигаете звезды, лампады, святой огонь внутри себя – тогда вы возвращаетесь к себе истинному; тогда вы возвращаетесь к Богу и можете увидеть Бога.
Бог – в вас. Внутри.
А кто же такой диавол?
Вам говорили мы, иереи: диавол соблазняет, и надо на него плюнуть, надо отрицаться сатаны и всех деяний его. И отрицались вы. И плевали вы в него.
А может, вы плевали в себя?
Ведь Денница, сатана, был учеником Господа когда-то; и жил на небесах; и низвергнут был лишь оттого, что себя – Богом возомнил, и выше Бога. Зачем Бог его низвергнул?
Чтобы сатана узнал тоску и печаль; узнал оставленность и горечь. Чтобы он слезы и смерть узнал.
Так, как знает это теперь – каждый человек.
Да, сатана узнал это все; и с тех пор и человек стремится к Богу, стремится стать Богом; и сатана стремится к человеку, хочет стать человеком.
А хотят ли Бог и сатана обняться? Помириться? Хочет ли Бог так обнять и простить сатану, чтобы его – в Себя – вобрать? Чтобы больше не стало сатаны на земле?
…я неправ, Господи. Прости меня, Господи мой, Боже.
Диавол внутри нас; диавол рядом с нами. И потому мы еще держимся, потому не исчезаем с лица земли, что – Бог с нами, среди нас.
И есть! И будет…
Потому еще живы, что – Бог – сатану – обеими руками – от нас – от мира живых – отодвигает! Отталкивает! Улыбаясь… А кровавый пот по лику Его течет…
Господи, в ноги Тебе упасть за это за все – мало; Ты, один Ты – Жизнь, Свет.
А кто же Удерживающий, тот, про которого Павел, Апостол Твой, во Втором послании к Фессалоникийцам сказал? А Дух Святый, Дух Истины, Утешитель, когда придет, в какие сроки? Когда свидетельствовать станет о Тебе?
…уже пришел; всегда рядом.
Не видим. Не слышим.
…вижу Твои сильные, смуглые, добрые руки, что столько досок исстрогали!
А пообедал бы я за Твоим свежеоструганным столом, Господи…
Да я ж за ним, за столом Твоим, каждый день пищу вкушаю.
Каждый мой день – Твоя Тайная Вечеря.
Я лишь сейчас это понял.
Прости, Господь мой, что – поздно; но рано или поздно восходит к солнцу росток из зерна, и рано или поздно мы умираем, и хорошо бы – не в муках, хорошо бы – с улыбкой на устах, с сознанием того, что во славу Твою трудились и не изнемогли. И вот она, смерть – праздник наш.
Праздник – Твой.
Ибо Ты, Ты один показал нам, что смерть есть широкий шаг в свет бессмертия, если ты – веришь.
Если! Ты! Веришь…
ПРО СМЕРТЬ
Господь стал человеком и пришел на землю затем, чтобы человек поднялся, вытянулся выше, протянул руки выше, еще выше, вверх – и улыбнулся, умирая – и стал Богом.
Вот, может быть, это и есть великий смысл смерти.
Смысл того, что все мы умираем.
Мы умираем – и уходим к Богу, и Бог принимает нас, и мы становимся Им, а Он – нами.
Но что же делать нам тут, в мире земном, в мире видимом, пока мы здесь бьемся и воюем, истекаем кровью и ненавидим? Что?!
ПРО ЕРЕСЬ
Есть непреложный канон, и, если глядеть с вершины канона, наработанного веками и тысячелетиями, то я говорю ересь.
Я долго думал, что такое ересь. Опасна она. И самое лучшее – это смирение и терпение.
Самое чистое, самое вечное и любовное – смириться, радостно глядеть на все широко распахнутыми, бесстрашными и к жизни, и к смерти глазами; исполнять все правила, все требы, как они были установлены когда-то, века назад, и как они есть сейчас; молиться, как молились наши отцы, наши деды и прадеды; и покаяться, со слезами покаяться во всех соблазнах и грехах, во всех безумных, пламенных ересях своих.
А человек, не священник, просто – человек, что мыслит свободно и вольно, разве не может подумать свободно, спокойно о свободе и долге своем, о религии и вере своей, о вере чужой, о народах, что никогда не соединятся в мирную семью, где все любят друг друга и любят великих и светлых богов друг друга, а – убить, уничтожить друг друга стремятся, невзирая на то, что Христос на землю приходил и Самим Собою, на Кресте распятым, народам сказал: любите друг друга даже в смерти, в войне и в тоске, ибо любовью одною воскреснете?
Итак, помните про звезды, про огни в душе вашей. Плохо вам – закройте глаза. Огни возожгите в себе. Как свечи вы зажигаете в церкви.
И помолчите. И помолитесь. Тихо. Молча. Голову склонив.
Пусть огни горят внутри вас.
Пусть огни горят внутри тебя, любимая, живая душа моя, вечная, дитятко.
ПРО МОЛИТВЫ И ОБРЯДЫ
Молиться, как молились наши отцы, наши деды и прадеды?
Нет. Так не получится, как они. Они – по-другому молились.
А мы – по-своему уже молимся.
Все меняется. Время меняется. Люди меняются. Обряды тоже меняются, ведь они – живые; и стареют и дряхлеют обряды, ветшают, как старая парча, и штопай не штопай старую ризу, она все равно развалится на куски, не сошьешь, только сожжешь за сараями… или в печке.
Поэтому Церковь – не музей. Церковь – тоже живая.
Но самое драгоценное, чистое – так хранить, сохранять древние, светлые обряды Ее, чтобы во тьму грядущих веков донести, пронести этот древний, чистый, дрожащий свет.
Этот язычок алой, как ягода, лампады.
Это свечу – медовую, жгучую пчелу – у сердца.
Обряды… в святые тряпки обряжаться… ряд блюсти… хранить…
Нет. Не в обрядах Бог мой живет.
Хотя я люблю обряды, и любил их, и любить буду, когда сам, внутри неведомого времени, один, скромный, бедный прихожанин, уже не иерей, уже – просто человек, старик незаметный, буду переступать благословенный церковный порог и молиться, как умею, коряво, торопливо, забывая древние, святые слова, забывая канон, непонятно, неважно кем выдуманный, давно, византийцем сирым, нищим, пьяным от боли и любви, людьми забытым, а всевидящим Богом – обласканным; канон, вольно выпетый из пересохшего, дерзкого птичьего горла…
Молитва – древнее вино. Обряд – старый очаг, а в нем — живой огонь.
Всякий ли батюшка во всякой ли церкви разжигает его?
Не только в церкви, значит, мой Бог живет.
А Бог мой живет на воле; на ветру; в ветвях березовых, с набухшими почками; в стремительно в синь взлетающих птицах, как бы крошках хлебных, в голодное небо подброше