Дом Кёко - Мисима Юкио

С подобными настроениями всего через год после свадьбы жене стоило полностью посвятить себя мужу. Но Сэйитиро уехал в командировку в Чикаго. И Фудзико осталась совсем одна.

Среди семи отделов в нью-йоркском филиале отдел оборудования, где служил Сэйитиро, был лучшим и по числу заключённых торговых сделок, и по количеству посетителей. Девяносто процентов прибывавших из Японии клиентов были клиентами именно этого отдела. Случалось, что все сотрудники выезжали встречать их в три аэропорта Нью-Йорка.

В старом офисе на Уолл-стрит трудилось сто с лишним человек. Постоянных сотрудников из Японии, кроме главы филиала, было человек сорок, а остальные из местных. Среди работников были и японцы, родившиеся в Америке. Были машинистки и стенографистки.

Сэйитиро приходил на службу в половине десятого утра и трудился минимум до шести часов вечера. Каждое утро на телефаксе его ждала гора сообщений, поступивших за ночь из Японии. Он читал их и связывался с производителями. Переводил с листа на английский присланные из Японии письма, диктовал их машинистке, распоряжался стенографировать и тоже отправлял производителям. Работа была сродни отделению зёрен от плевел, среди бумаг встречались такие глупые запросы, что возникало сомнение, стоило ли им пересекать Тихий океан. Этим Сэйитиро обычно занимался за столом.

С приездом в Нью-Йорк на плечи таких молодых сотрудников, как он, легло в три раза больше работы и ответственности, чем в основном отделении в Токио. Людей было немного, всех загружали делами, и область поручений расширилась. В токийском отделении случаи, когда сотрудники ставили свою печать, были редкостью, а здесь даже письма, которые не могли в Японии уйти без печати начальника отдела, отправлялись с подписью Сэйитиро. И чтобы послать ответ на телеграмму, полученную из Токио, не нужно каждый раз обращаться к начальнику.

Служебный рост радовал Сэйитиро. Конечно, он не давал больше власти или свободы. Это всего лишь иллюзорное чувство причастности к общественной жизни, к которой так стремится и которой так жаждет молодёжь. Сэйитиро нравилось ощущение, что он, лишь чуть запачкав пальцы грязью, дотронулся до их страстных желаний. Ухватив свою мечту, молодые люди станут говорить, что реализовали свои амбиции, уверуют, что навели в обществе порядок. Как же молодёжь любит преувеличивать! Мечтая держать в руке земной шар, умирает, зажав в кулаке комок земли.

Отдел оборудования занимался главным образом импортом машин для освоения энергоресурсов и новых прокатных станов, нужных для развития сталелитейных компаний. В этом отражался ультрасовременный характер роста японской экономики. Планы по модернизации электроэнергии, о которых долго говорил Мацунага Ясудзаэмон, [58] наконец претворяли в жизнь. В соответствии с шестилетним экономическим планом правительства первый год из тридцати положил начало шестилетнему плану освоения энергоресурсов. Были заказаны сверхмощные турбины, которые превышали производственные мощности японского машиностроения.

С другой стороны, хорошие условия в сталелитейной промышленности, источником которой стала Европа, с тридцатых годов оживили японское производство, пребывавшее в упадке. Выросшее производство позволило свободнее распоряжаться вложениями в оборудование. В своём отделе Сэйитиро как раз занимался импортом прокатных станов.

Огромный прокатный стан, похожий на громадное стальное здание, производила компания «Майстер» из Питтсбурга. Когда Сэйитиро ездил смотреть этот завод, то подумал, что человек на фоне таких машин выглядит индийским купцом, продающим в цирк слона.

Информацию, что предприятие чёрной металлургии «Тоа-сэйтэцу» покупает прокатный стан, передали в токийский офис из филиала «Ямакава-буссан» на Кюсю за неделю до приёма мадам Ямакавы. Заведующий общим и техническим отделом, а также два толковых инженера, которые должны были его сопровождать, спешно занялись оформлением поездки в Америку. В это время в Нью-Йорке, по соглашению между ведущими торговыми фирмами, открылось совещание. На повестке дня стояло отношение к важным клиентам. На основе составленного в Японии плана все компании получили инструкции по приёму и сопровождению гостей, роли распределили между всеми.

Сэйитиро всё больше времени проводил на работе, вокруг него царило оживление. Начальник технического отдела «Тоа-сэйтэцу» осматривал сталелитейное производство в разных городах Америки, изучал условия работы прокатных станов и, учитывая мнение тамошних инженеров, решал, какой выбрать: производства «Майстер» или её конкурента, компании «Страсбург». Если остановятся на прокатном стане «Майстер», договор заключит фирма «Ямакава-буссан», если на том, что производит компания «Страсбург», договор будет с коммерческим предприятием «Ниппон-сёдзи».

Программа, разработанная в Японии, не всегда совпадала с тем, что принято в американских фирмах, и не всегда можно было реализовать её в Америке. Поэтому работа Сэйитиро состояла и в том, чтобы вести междугородние телефонные переговоры со сталелитейными компаниями, регулировать назначения, заказывать гостиницы и составлять окончательные планы в соответствии с положением дел на месте. Сопровождать клиента, любезничать с ним, чтобы склонить на сторону своей компании и преуспеть в получении контракта на несколько миллионов долларов, — всё это была та же работа.

Компания «А.А. Стил», которая использовала прокатный стан фирмы «Страсбург», находилась в Балтиморе. Сопровождать туда и принимать клиентов досталось компании «Ниппон-сёдзи». Компания «Л. Стил» с прокатным станом «Майстер» находилась в Чикаго. Сэйитиро, сопровождая трёх важных клиентов и начальника технического отдела, на три дня отправился туда в командировку.

В дверь квартиры постучали.

После вопроса: «Кто там?» — стук прекратился. За дверью молчали. Открыв, Фудзико услышала только шаги — кто-то поспешно спускался по лестнице, покрытой ковром.

Понятно, что гость пришёл не с улицы. Будь это человек, с которым договаривались о встрече, он нажал бы в тесном вестибюле кнопку звонка под именем Сугимото Сэйитиро. Фудзико, нажав в квартире свою кнопку, ответила бы, и тяжёлая дверь вестибюля автоматически открылась бы. Пройдя через это устройство, обычное для любого американского многоквартирного дома среднего класса, гость поднимался по лестнице и стучал в дверь.

Стук без предупреждения указывал, что посетитель живёт в этом же доме. И сегодня был не первый случай. С того дня, как они встретились за поздним завтраком, Фрэнк проделывал это неоднократно.

На следующий день Фудзико по стуку сразу определила: Фрэнк. Она не ответила, но подошла на цыпочках и приложила ухо к двери. Снаружи хранили молчание. Вскоре звуки шагов удалились вниз по скрипучей лестнице.

Это повторялось постоянно. Как-то раз Фудзико молча распахнула дверь. Поспешные шаги вниз по лестнице — и всё.

На этот раз стук прозвучал, когда Фудзико, проводив в аэропорт мужа, который утренним рейсом вылетал в Чикаго, вернулась домой и переодевалась.

В Нью-Йорк пришёл декабрь. Жуткий холод, какой в Токио случается разве что несколько дней за зиму. Мчащиеся по дороге сухие листья. Пронизывающий до костей северный ветер. Прозрачно-голубое зимнее небо. И всё равно ездят поливочные машины.

Большой город, который в мире меньше всего ассоциировался со словом «счастье», вступил в самое подходящее ему время года. Декабрь — разгар сезона общения и одновременно разгар одиночества. Фудзико, хотя это было неприятно, пришлось признать, что из этих двух противоположных чувств она испытывает последнее. В Токио она принадлежала к тем, кого заслуженно считают счастливым. В Нью-Йорке она почему-то стала членом клуба одиноких. Несчастье Фудзико по сравнению с настоящими одиночками состояло в том, что ей казалось, будто одиночество не соответствует её натуре, что это несправедливость судьбы. Она не должна оставаться в одиночестве. И всё-таки оставалась.