Анна Гавальда - Просто вместе
Она выключила сотовый, скрутила сигаретку и выкурила ее, стоя где-то между Лувром, Французской академией, Собором Парижской Богоматери и площадью Согласия.
Занавес эффектно опускается…
Она укоротила ремешок сумочки и понеслась со всех ног, чтобы не опоздать к десерту.
16В кухне припахивало горелым, но посуда была вымыта.
Полная тишина, все лампы потушены, под дверьми их комнат света тоже нет… Пфф… А она-то в кои веки раз готова была слопать еду вместе со сковородкой…
Она постучалась к Франку.
Он слушал музыку.
Она подошла к его кровати и подбоченилась:
— Ну и?! — В ее голосе прозвучало неподдельное возмущение.
— Мы тебе оставили несколько штук… Завтра я их подогрею…
— Ну и?! — повторила она. — Ты будешь меня трахать или как?
— Ха-ха! Очень смешно…
Она начала раздеваться:
— Ну уж нет, папашка… Не вывернешься! Мне был обещан оргазм!
Он привстал, чтобы зажечь лампу, пока она швыряла куда попало свои вещи.
— Что, черт побери, ты вытворяешь? Эй, что за цирк ты тут устраиваешь?
— Ну… Вообще-то, я оголяюсь!
— Только не это…
— В чем дело?
— Не надо так… Подожди… Я слишком долго мечтал об этом моменте…
— Погаси свет.
— Зачем?
— Боюсь, ты расхочешь, если увидишь меня…
— Черт возьми, Камилла! Прекрати! Остановись! — заорал он.
Разочарованная гримаска.
— Ты передумал?
— …
— Погаси свет.
— Нет!
— Да!
— Не хочу, чтобы это так между нами происходило…
— Что значит «так»? Ты что, собираешься кататься со мной на лодке в Лесу?[59]
— Не понял…
— Будем кружить по глади озера, ты станешь читать мне стихи, а я опущу ладонь в воду…
— Сядь рядом со мной…
— Погаси свет.
— Ладно…
— Выключи музыку.
— И все?
— Все.
— Это ты? — застенчиво спросил он.
— Да.
— Ты здесь?
— Нет…
— Вот, возьми одну из моих подушек… Как прошла встреча?
— Очень хорошо.
— Расскажешь?
— О чем?
— Обо всем. Сегодня вечером я хочу знать все подробности… Все. Все. Все.
— Знаешь, если уж я заведусь… Тебе тоже потом придется подставлять мне свою жилетку…
— Так… Тебя что, насиловали?
— Ни в коем случае.
— А то знаешь… Это я могу тебе устроить…
— Вот спасибо… Как это мило… Э-э-э… Так с чего же мне начать?
Франк произнес голосом Жака Мартена из «Школы Фанов»:
— Где ты родилась, деточка?
— В Медоне…
— В Медоне? — воскликнул он. — Но это же замечательно! А где твоя мамочка?
— Жрет лекарства.
— Вот как? Ну а где твой папочка?
— Он умер.
— …
— Ага! Я ведь тебя предупреждала, дружок! У тебя хоть презервативы-то имеются?
— Не наседай на меня так, Камилла, ты ведь знаешь, я слегка придурковат… Значит, твой отец умер?
— Да.
— Как?
— Упал в пустоту.
— …
— Так, повторяю еще раз по порядку… Придвинься поближе, не хочу, чтобы другие слышали…
Он натянул одеяло им на головы:
— Поехали. Никто нас тут не увидит…
17Камилла скрестила ноги, пристроила руки на животе и пустилась в долгое плавание.
— Я была самой обычной и очень послушной маленькой девочкой… — начала она детским голоском, — ела мало, но прилежно училась в школе и все время рисовала. У меня нет ни братьев, ни сестер. Моего папу звали Жан-Луи, маму — Катрин. Думаю, поначалу они любили друг друга. Впрочем, не знаю, я никогда не решалась спросить… Но когда я рисовала лошадей или прекрасного героя Джонни Деппа из сериала «Джамп Стрит, 21», любовь уже прошла. В этом я совершенно уверена, потому что папа больше с нами не жил. Он возвращался только на субботу и воскресенье, чтобы увидеться со мной. Он правильно сделал, что ушел, на его месте я бы сделала то же самое. Кстати, каждое воскресенье, вечером, я мечтала уйти с ним вместе, но никогда бы на это не осмелилась, ведь тогда мама снова бы себя убила. Когда я была маленькой, моя мама убивала себя чертову прорву раз… К счастью, чаще всего в мое отсутствие, а потом… Я подросла, и она перестала сдерживаться, вот… Помню, однажды меня пригласили на день рождения к подружке. Вечером мама за мной не пришла, и чья-то другая мама отвезла меня домой, а когда я вошла в гостиную, она лежала мертвая на ковре. Приехала скорая помощь, и я десять дней жила у соседки. Потом папа сказал ей, что, если она еще хоть раз убьет себя, он отберет у нее опеку надо мной, и она прекратила. Но таблетки глотать не перестала. Папа говорил мне, что вынужден уезжать из-за работы, но мама запрещала мне в это верить. Каждый день она талдычила, что он лжец и негодяй, что у него есть другая жена и другая маленькая дочка, с которой он каждый вечер играет…
Камилла заговорила нормальным голосом.
— Я впервые об этом рассказываю… Видишь, как бывает: твоя мамаша избила тебя, прежде чем посадить в поезд и отправить обратно к бабушке и дедушке, а моя только и делала, что промывала мне мозги. Только и делала… Нет, иногда она бывала очень милой… Покупала мне фломастеры и уверяла, что я ее единственное счастье на земле…
Когда папа появлялся, он запирался в гараже со своим «Ягуаром» и слушал оперы. «Ягуар» был старый, без колес, но это не имело значения, мы все равно отправлялись на нем в путешествие… Он говорил: «Могу я пригласить вас на Ривьеру, мадемуазель?» И я садилась рядом с ним на сиденье. Я обожала эту машину…
— Какая модель?
— По-моему МК…
— MKI или MKII?
— Да что же это такое, черт побери?! Я тут пытаюсь тебя растрогать, а единственное, что тебя интересует, — это марка машины!
— Прости.
— Да ладно, проехали…
— Продолжай…
— Пфф…
— «Итак, мадемуазель? Могу я пригласить вас на Ривьеру?»
— Да, — улыбнулась Камилла, — с превеликим удовольствием… «Вы взяли купальник? — продолжал он светским тоном. — И вечернее платье! Мы обязательно отправимся в казино… Не забудьте свою чернобурку, ночи в Монте-Карло прохладные…» В салоне машины изумительно пахло. Старой-старой кожей… Я помню, какое там все было красивое… Хрустальная пепельница, изящное зеркало, крошечные ручки для опускания стекол, отделение для перчаток, дерево… «Ягуар» напоминал мне ковер-самолет. «Если повезет, мы доберемся туда к вечеру», — обещал он. Вот таким был мой отец — великий мечтатель, способный часами переключать скорости в стоящей на приколе машине, он уносил меня на край света, не покидая стен гаража на окраине города… А еще он с ума сходил по опере, и в дороге мы слушали «Дон Карлоса», «Травиату» и «Женитьбу Фигаро». Он рассказывал мне истории: о грустной судьбе мадам Баттерфляй, о невозможной любви Пелеаса к Мелисанде, когда тот признается, что должен ей что-то сказать, но не может выговорить ни слова, о флирте графини с Керубино, который только и делает, что прячется, и о прекрасной колдунье Альцине, обращавшей своих ухажеров в диких зверей… Я могла болтать в свое удовольствие — он поднимал руку, если хотел, чтобы я замолчала, а в Альцине он это часто делал… Tornami a vagheggiar,[60] не могу слушать эту арию. Она слишком веселая… Но чаще всего я молчала. Мне было хорошо. Я думала о другой маленькой девочке, которая всего этого не имела… Все было очень сложно для меня… Теперь я ясно понимаю: такой человек, как мой отец, не мог жить с такой женщиной, как моя мать… С женщиной, которая рывком выключала музыку, если пора было садиться за стол, и все наши мечты лопались, как мыльные пузыри… Я никогда не видела ее счастливой, она вообще не улыбалась, я… А вот мой отец был очень милым и добрым. Как Филибер… Он был слишком милым, чтобы выносить подобное. Не мог позволить, чтобы маленькая принцесса считала его чудовищем… и однажды вернулся и снова стал жить с нами… Спал в своем кабинете и уезжал на выходные… Не стало вылазок в Страсбург и Рим на старом сером «Ягуаре», походов в казино и пикников на берегу моря… А потом однажды утром он устал… Очень, очень устал и упал с крыши…
