Владимир Шаров - Репетиции
А где же незнаменитый философ Ильин, возникший в Куйбышеве, встретившийся с автором-рассказчиком случайно и ненадолго? Раза два-три автор на страницах романа вспоминает этого человека, и отдельные его мысли и реплики вдруг вскрываются и проливают свет на жизнь огромной страны, на судьбы русских людей, почитающих себя кто римлянами, кто иудеями, кто судьями, кто разбойниками, кто апостолами, кто волхвами. Реальная, мирская жизнь и история отечества делала их странниками, переселенцами, каторжниками, белыми, красными, пролетариями, урками, зеками, колхозниками, вертухаями, начальниками… Но у них было и дело поважнее: по обе стороны колючей проволоки они репетировали Святое Писание. Не расходились…
В связи с последним хочется сказать о движущей силе всех семи романов Шарова, в том числе и «Репетиций». Вот она, простая (как всё впервые открытое, от колеса до пороха, бумаги и буквы) тайна повествования: все герои Шарова живут двойной жизнью. Они живут в России сейчас и в России всегда. Они живут в Стране Советов, по-советски ходят на службу, на политзанятия, ездят в троллейбусах, выпивают и закусывают, стоят в очередях — и, вместе с тем, впрямую и мотивированно, верят в возможность воскрешения из мертвых, и живут озабоченные, по сути, именно этим предстоящим («Воскрешение Лазаря», 2002).
Или они служат в НКВД, следят за героиней, женщиной любящей, удивительной, странной… и (по приказу начальства!) истово и упорно уходят в ее юность и детство, стремясь при этом ее оттуда вернуть; они служат ей самой, прекрасной и искренней, но одновременно и своей предательской миссии — с равным рвением («Старая девочка»).
Или вот новый роман Шарова «Будьте как дети» (2008). Прежде всего название абсолютно совпадает с содержанием. «Будьте как дети» — ровно о том, как этот библейский призыв был прочтен в России двадцатого века. А отчасти и «приведен в исполнение», как расстрел. В романе рядом и поперек Ленину, Дзержинскому, Троцкому, в пучине времени кружат по просторам СССР белогвардейцы и беспризорные, иерархи церкви, монахи, а в центре всего — московская юродивая Дуся со своей умопомрачительной, но такой точной судьбой. От гражданской войны, от чудовищной идеи нового, красного Крестового похода детей, Шаров легко переносит нас в глухой застой семидесятых, в застой, в котором нет и не может быть покоя, слишком много грехов накопила страна обманутых детей. Роман разбивает сердце и промывает душу. В нем самое сильное на мой взгляд — прекрасные страницы о счастье детства, во все времена, для всех, и для будущих злодеев — тоже…
Читаешь семь романов Шарова, и понимаешь: мир наш — Россия — в самом деле так устроен. Писатель доказывает нам это, не доказывая, а просто проводя по тропам людских судеб, по реальной русской истории.
И никто в этой русской истории так себе, зря и отдельно не живет. Никто не напрасен. Если живет.
Вот она, проза Шарова. И вот оно, наше единство. Вертикаль власти (о которой во все времена столько шуму, но чаще — крови) и, перпендикулярно вертикали — как в детском волчке — невероятная центробежная сила собственно живых людей, рожденных в русском безбрежном пространстве-времени, несущих свои собственные надежду, веру, любовь. Вертикаль долбит и мучает волчок, и нет ему другого спасения, как убегать, да всё по кругу, хоть и гигантскому…
Каждый роман Шарова — открытие. Стало быть, как водится, от романа к роману его принято не признавать, спорить, обвинять во всех смертных грехах. Это происходило на литературоведческих конференциях, в историко-академических кругах, бывало, что приобретало черты травли (в былые времена он бы, пожалуй, в результате даже прославился… или погиб). Между тем, каждая его книга — не более чем явление русской литературы. Не составленное из своих и чужих интеллектуальных наработок, а просто рожденное, то есть живое.
А ведь сама жизнь все в большей степени становится процессом жизнедеятельности, функционированием, то есть не вполне жизнью. Что ж тут поделать?..
Думаю — обойдется. То ли еще было!
Вон, Шарова почитайте…
Есть у него свои верные читатели, такие, что читают его четверть века. Так и бредут по жизни вслед за вереницей его книг и героев, прочтут и терпеливо, годами ждут следующий роман. Я попала в эту компанию недавно, прежде просто ничего не знала о Шарове и его книгах. В наш «век информации» это так естественно. Информационного мусора скопились терабайты. Но случай случился — и мне досталось прочесть его романы — все за год, не всегда в порядке написания. Иногда не в виде книги, а в Интернете или в журнале. Мне пришлось искать тексты. Давненько со мной такого не бывало, пожалуй, с семидесятых, с самиздата… При нынешнем «информационном поле» и цензуры не надо, чтоб отделить читателя от чтения…
В конце концов случайно мы с автором познакомились, было это на юбилее журнала «Знамя» в имении Льва Толстого в Хамовниках, день был и теплый, и дождливый, солнечный, живой… Чудесные, как бы старинные московские литературные посиделки прямо под деревьями, среди которых век назад — совсем недавно — прохаживался Лев Николаевич…
Благодаря знакомству с Шаровым я получила счастливую возможность выпрашивать тексты у самого автора.
Думаю, что не только у меня «крышу снесло» от встречи с прозой Шарова. Нет, не только у меня. И не жалко, что снесло! Стереотипы рушатся, но в результате мы, читатели, с изумлением обретаем новое историческое зрение и сознание. Мы наконец-то находим место себе в своем отечестве. Изрядного исторического образования в стране давно нет. Но то, что есть или было, то, что вразнобой осело в нас к нынешнему времени, приобретает наконец-то черты неделимого, фантастического, но и совершенно реального, огромного пространства-времени, которое есть Россия и которое творилось при прямом участии лично наших, читатель, предков, поездных попутчиков и родни.
Книги Шарова не имеют ничего общего с бизнес-шоу-проектами последних лет. Они издаются и раскупаются, но все-таки не вполне принадлежат современному литературному рынку. Его книги, повторяю, просто русская литература. Явление как будто известное, но, опять-таки повторяю, всякий раз невероятное.
По определению Андрея Битова, «произведение — это то, чего не было, а есть». То есть всего-то — реальность. И все дела. Но попробуй, создай реальность! Вот именно так можно сказать о семи произведениях Шарова. Их — не было. Они — есть. И теперь уже никуда не денешься — будут.
Интересно, что в отличие от русского книжного рынка, европейские издатели и критики заметили Шарова сразу, а не как у нас, не «когда-нибудь потом». Для любого литератора крайне важно быть прочитанным в «режиме реального времени». У Шарова хотя бы за рубежом все его романы переводились и публиковались отдельными книгами практически сразу по написании. Издавались они серьезными для Европы тиражами, и критики не прошли мимо его книг, отзывов в зарубежной прессе тьма.
