Ханья Янагихара - Маленькая жизнь
– Пошли, покажу тебе все.
Ричард протянул ему бутылку пива и отпер дверь рядом с холодильником.
– Аварийная лестница. Обожаю их. Похоже на сошествие в ад, да?
– Похоже, – согласился он, глядя в дверной проем, где ступени исчезали во мраке. Потом сделал шаг назад: ему вдруг стало не по себе, и одновременно он устыдился такого глупого страха, и Ричард, который, кажется, ничего не заметил, закрыл и запер дверь. Они спустились на лифте на второй этаж, в мастерскую Ричарда, и Ричард показал ему, над чем он работает.
– Я называю их «обманки».
Ричард протянул ему белую березовую ветку, которая оказалась сделанной из обожженной глины, а потом камень, круглый, гладкий и невесомый, вырезанный из ясеня и обточенный на токарном станке, но казавшийся плотным и увесистым, и птичий скелет из сотен крошечных фарфоровых деталей. Все пространство рассекала шеренга из семи стеклянных ящиков, поменьше, чем тот, наверху, с восковыми сотами, но и не маленьких, величиной со створчатые окна, и в каждом оплывала бугристая гора темно-желтого вещества, похожего на смесь резины и плоти.
– Это настоящие соты – ну, в прошлом, – объяснил Ричард. – Я давал пчелам их построить, а потом выпускал. Название каждого – это срок, в течение которого они были населены, сколько они пробыли домом и пристанищем.
Они устроились в кожаных офисных креслах – Ричард использовал их для работы; пили пиво и разговаривали: о работе Ричарда, о его предстоящей выставке (второй) через шесть месяцев, о новых картинах Джей-Би.
– Ты их не видел, да? – спросил Ричард. – Я заходил к нему в студию две недели назад. Они очень хороши, лучше всего, что он до сих пор делал. – Он улыбнулся ему. – Знаешь, там будет много тебя.
– Я знаю, – кивнул он, стараясь не морщиться, и тут же сменил тему. – Ричард, как ты нашел такую квартиру? Невероятное место.
– Это все мое.
– Серьезно? Твоя собственная квартира? Снимаю шляпу. Это очень по-взрослому.
Ричард засмеялся.
– Нет. Все здание мое.
Он объяснил: его дед занимался импортом товаров, и отец с теткой в молодости купили шестнадцать зданий в южной части Манхэттена, все до единого бывшие фабрики, под складские помещения: шесть в Сохо, шесть в Трайбеке и четыре в Чайнатауне. Каждый из четырех внуков получил на тридцатилетие одно из зданий, а на тридцатипятилетие (Ричарду исполнилось тридцать пять в прошлом году) – еще одно. На сорокалетие им причиталось третье здание, а на пятидесятилетие – последнее.
– А вы могли выбирать?
От подобных историй он всегда одновременно испытывал восторг и недоверие – подумать только, такое богатство существует, про него можно так буднично говорить, и человек, которого он знает сто лет, владеет этим богатством. Он снова убеждался, какой он до сих пор наивный и простоватый – он не мог представить себе такие сокровища, не мог представить, что знакомые ему люди владеют такими сокровищами. Ни годы жизни в Нью-Йорке, ни даже работа не отучили его представлять богачей не в образе Эзры, Ричарда или Малкольма, а в виде сатирических карикатур: пожилые люди, вылезающие из автомобилей с тонированными стеклами, толстопалые, пузатые, ослепительно лысые, с тощими манерными женами, с начищенным паркетом в огромных домах.
– Нет, – широко улыбнулся Ричард, – они распределяли их по своему представлению о наших личных качествах. Мой ворчливый кузен получил здание на Франклин-стрит, где раньше хранили уксус.
Он засмеялся.
– А здесь что хранили?
– Пойдем, покажу.
Они снова вошли в лифт и поднялись на четвертый этаж, Ричард распахнул дверь, включил свет, и их взгляду предстали бесконечные ряды поддонов, громоздившихся штабелями почти до самого потолка, – ему показалось, что в них сложены кирпичи.
– Это не просто кирпичи, – сказал Ричард, – это декоративные кирпичи из терракоты, привезенные из Умбрии.
Ричард взял кирпич из незаполненного поддона и протянул ему, и он повертел в руке предмет, покрытый тонким, ярким слоем зеленой глазури, провел ладонью по его шероховатостям.
– Пятый и шестой этажи тоже заполнены этим добром, – сказал Ричард. – Они постепенно распродают их одному оптовику в Чикаго, а потом эти этажи тоже освободятся. – Он улыбнулся. – Понимаешь теперь, почему у меня тут такой отличный лифт?
Они вернулись в квартиру, снова прошли через висячие сады люстр, и Ричард протянул ему еще одну бутылку пива.
– Послушай, – сказал он, – я хочу с тобой поговорить об одном важном деле.
– Конечно. – Он поставил бутылку на стол и подался вперед.
– Видимо, к концу года эти изразцы будут окончательно распроданы, – сказал Ричард. – Пятый и шестой этажи по планировке точно такие же, как этот, – стояки в тех же местах, три туалета. Вопрос вот в чем: не хочешь ли ты жить на одном из этих этажей?
– Ричард, – сказал он, – я бы с радостью. Ты собираешься их сдавать?
– Я не собираюсь сдавать квартиру, Джуд, – сказал Ричард. – Я предлагаю тебе ее купить.
Ричард уже успел поговорить со своим отцом, который был еще и юристом бабушки с дедушкой: они планировали превратить здание в кооператив и продать ему определенное количество акций. У семьи Ричарда было единственное условие: они хотели иметь приоритетное право на выкуп квартиры, если новый владелец или его наследники решат ее продать. Они предложили ему справедливую цену и договорились, что он будет выплачивать Ричарду ежемесячный взнос в счет общей суммы. Голдфарбы уже так делали – девушка ворчливого кузена год назад купила этаж уксусного склада, и все остались довольны. Если каждый из владельцев превращал свое здание в кооператив, состоящий как минимум из двух жилых единиц, это обеспечивало какие-то налоговые послабления, и поэтому отец Ричарда агитировал все младшее поколение поступать именно так.
– Почему ты это предлагаешь? – тихо спросил он, когда немного пришел в себя. – Почему именно мне?
Ричард пожал плечами:
– Мне бывает одиноко. Ты не думай, я не собираюсь все время к тебе заходить. Но иногда приятно знать, что в этом здании есть еще одна живая душа. А ты – самый ответственный среди моих знакомых, хотя, конечно, за этот титул не идет напряженная борьба. Мне с тобой интересно. И потом… – Он замялся. – Обещай, что не рассердишься.
– Так, – сказал он. – Ну обещаю.
– Виллем рассказал мне, что случилось тогда, в прошлом году, когда ты пытался подняться, а лифт не работал. Джуд, тут совершенно нечего стесняться. Он волнуется о тебе. Я сказал ему, что как раз собираюсь с тобой поговорить про эту квартиру, и он тогда подумал – он думает, – что это такое место, где ты мог бы жить долго. Всегда. И лифт здесь никогда не сломается. А если сломается, я тут, внизу. В смысле – конечно, ты можешь купить что-то другое, но я надеюсь, ты подумаешь над тем, чтобы переехать сюда.
