Кристина Арноти - Африканский ветер
— В «Норфолке» не было свободных мест. Поскольку мы изменили маршрут, это уже не столь важно.
— Но вы поедете в «Маунт Кения Сафари Клаб»?
— Разумеется.
— А когда вы возвращаетесь?
— Через пару недель или чуть позже. Энджи хочет пробыть несколько дней в Нью-Йорке.
Син старался быть любезным:
— А что делать с японским участком? Бросаем это дело, или как?
— Ни в коем случае. Помурыжьте их немного, они хотят проглотить нас с потрохами, думаю, что и нам надо бы поживиться за их счет…
— Они поднимут цену.
— Посмотрим.
Я ожил, наконец-то я мог поговорить о работе, компания нуждалась во мне. Мне ужасно надоели дороги, жирафы, зебры и хотелось вернуться в Лос-Анджелес. Я был уверен в том, что нашел нужное решение. Энджи должна будет официально исчезнуть в Нью-Йорке. После официального срока траура я снова вернусь к работе. Я наслаждался любезностью Сина и уверил его в моем добром отношении, заверил его в моей преданности и дружбе.
Я положил трубку с глубоким вздохом облегчения. Энни принесла мне стакан воды.
— Великолепно, — сказала она — Даже я в это поверила.
— Это комплимент?
— Конечно, — ответила она, — Но скажи мне, а если твоя жена передумает, вернется в Лос-Анджелес и заявит Сину: «Вот и я. У меня для тебя есть новость: Эрик болтается по Африке с любовницей. Я хочу с ним развестись»?
— Этого не стоит опасаться. Давай поторопимся, надо ехать в больницу.
Я оделся, и мы спустились вниз. Холл отеля «Нью-Стэнли» был местом встреч деловых людей и туристов. Первые суетились здесь с папками для бумаг, вторые — с кинокамерами.
Энни попыталась заговорить про фонд Энджи.
— Ты не слишком много сказок рассказал врачу? Про эти миллионы в подарок… Если твоя жена придает такое большое значение этому путешествию и Африке, почему же она отправила тебя с какой-то неизвестной особой?
Я хотел избежать объяснений, я был слишком болен, а Энни слушала слишком внимательно.
— Я делаю все, что могу, чтобы спасти лицо, — сказал я — Но сейчас важно одно — я болен… Оставь меня в покое…
Перед отелем весь тротуар был забит прохожими, нас толкали голодные любопытные детишки, перед газетным киоском, где продавались издания со всего света, толпились люди. Портье вызвал для нас такси. Мы поехали по городу, водитель остановил машину перед павильоном, где находились лаборатории, занимавшиеся анализом крови и радиологическими исследованиями. Водитель согласился нас подождать, я был белым как полотно и выглядел тяжелобольным. К нам тут же подошла медсестра, предупрежденная врачом. Она отвела нас в лабораторию. Нас принял врач-кениец в белом халате. Он куда-то спешил, и Энни осторожно заметила:
— Мы так боимся проблем с кровью в Африке…
— А в Сан-Франциско не боитесь? Или в Сакраменто, или в Нью-Йорке? — ответил врач.
Он показал на две герметично закрытые упаковки со шприцами:
— Посмотрите, они совершенно новые.
Он явно нервничал:
— Видели, мсье? Тогда засучите, пожалуйста, рукав вашей рубашки.
Он отошел, вымыл руки, сполоснул их дезинфицирующим раствором, снова подошел ко мне и прощупал руку:
— Возможно, это вена, но она не в лучшем состоянии.
Он завязал резиновый жгут и протер ваткой со спиртом выбранную вену. Затем вскрыл пластиковые пакетики, собрал шприц, сделал забор крови, разлил ее по пробиркам, потом встал и подчеркнутым движением бросил шприц в урну.
— Вот что мы делаем с использованными шприцами, мадам. Вы видели?
Потом вдруг улыбнулся и пожелал нам удачи. Мы пошли в зал ожидания, в это время почти пустой. Спустя несколько минут за мной пришла доктор, которая провела меня в комнату для осмотров, где сделала насколько рентгеновских снимков легких. После обычного для таких случаев ожидания она вернулась и сказала, что мы можем идти и что результаты она сообщит лечащему врачу.
В такси я задумался. Положение мое казалось мне безвыходным, если только не брать в расчет ту слабую надежду на потерю Энни в Нью-Йорке. Я спрашивал себя, в какой больнице Лос-Анджелеса меня будут лечить от малярии. Думал о том, что, возможно, меня уже будут считать главным подозреваемым и у дверей моей палаты будет стоять охрана.
Мы остановились перед отелем «Нью-Стэнли», где человек десять стояли в ожидании такси. В холле к нам бросился портье:
— Вам лучше, мистер Ландлер?
— Надеюсь.
— У нас только что освободился номер люкс, — продолжил он. — Большая комната, салон, гардеробная, но он выходит окнами на улицу, там более шумно, чем в том номере, где вы разместились.
— Ты хочешь номер попросторнее? — спросила Энни.
— Нет, я просто хочу лечь в постель.
В лифте я прислонился спиной к стенке кабины.
— У тебя подкашиваются ноги, — сказала Энни — Обопрись на мою руку.
На третьем этаже в кабину лифта вошли двое мужчин. Они были высокого роста, громко говорили, на них были безукоризненно белые рубашки и красивые галстуки. Они были из Камеруна и ехали на совещание на седьмой этаж. Я сосредоточенно смотрел на галстук того, кто стоял ближе ко мне.
— Боюсь, что вашему мужу плохо.
— Он немного температурит, — объяснила Энни.
Любезные камерунцы помогли мне дойти до номера. Я уже не мог быть собеседником, это было тело ростом в метр семьдесят восемь сантиметров на ватных ногах.
— Муж немного устал, — повторила Энни.
Я хрипло произнес:
— Не устал. Я болен, бо-лен!
Войдя в наш номер, камерунцы показались еще более высокими и элегантными. Они довели меня до постели и объяснили, что Африка — это то и это… А потом вдруг наступила тишина. Я чувствовал, что понемногу освобождаюсь от одежды. Меня раздевала Энни. Я был всего лишь забавным человеком со слишком туго завязанными шнурками на ботинках. Я помог ей снять с меня брюки. Наконец я коснулся простыни и подушки. Почти нежная смерть. Я почувствовал себя легко и в безопасности.
Вечером снова пришел врач и объявил хорошую новость:
— Следов малярии не обнаружено. Просто очень сильная инфекция бронхов, начало воспаления легких. У вас довольно крепкий организм, мсье, поэтому я могу прописать вам сильные дозы антибиотиков. Надо полежать несколько дней, а потом, если вы все-таки настаиваете, можете продолжать путешествие. Но больше никакой пыли. Возьмите самолет-такси.
Я был неразговорчив, за меня говорила Энни:
— Вы нас спасли, доктор.
Он заранее приготовил множество таблеток в маленьких бумажных пакетиках. Перед тем как уйти, он немного поговорил об Африке, но ни разу не упомянул о фонде и не пытался отговорить нас от поездки.
— Можете звонить мне в любое время, я приеду и ночью, если вашему мужу понадобится…
Голос его удалялся, Энни проводила врача.
Я очень часто вижу себя в номере отеля «Нью-Стэнли» наблюдающим за балетом молчаливых и услужливых коридорных. Все они в отчаянии, что видят хорошего белого человека больным. Но меня это не трогало, сознание перешло в ночной режим. Мое сознание? Во время отлучек Энни в магазины я, разбитый температурой и усталостью, подводил итоги моего провала. Я никогда не был человеком высоких моральных устоев, я всегда работал, чтобы добиться успеха в жизни, я хотел денег, карьеры, власти. Я даже не был верующим, прислушивающимся к предостережениям Бога, который мог бы призвать меня к порядку. Но небо отвечало мне оглушительной тишиной. Темной тишиной. И каков же был окончательный итог? Ничего. Не стоило тянуть с поездкой вместе с Энджи, я мог бы лучше узнать ее и исповедоваться ей. Бросила бы она меня? В этом-то и вопрос…
В отсутствие Энни я просматривал досье дома Энджи, предварительные сметы, описание зданий, которые предстояло построить, или же смотрел единственный канал кенийского телевидения, по которому показывали документальные фильмы об их президенте, открывавшем школы, вручавшем дипломы, закладывавшем первые камни новых зданий.
Врач уже несколько раз приходил меня навестить и был доволен ходом лечения. На четвертый день утром я встал с кровати, помылся и сел в кресло почитать английские газеты, принесенные Энни. Затем набрался смелости и позвонил в главный офис фирмы «Развлечение-Сафари». Служащие фирмы были людьми четкими и услужливыми, в любой момент самолет-такси мог быть в нашем распоряжении. Как только это станет возможным, мы сможем продолжить нашу поездку в гостиницу «Мара Серена», где для нас зарезервирован номер, оказавшийся, к счастью, свободным. А оттуда мы поедем в имение Энджи. Инфекция вроде бы была побеждена. Я глотал лошадиные дозы лекарств и не переставал думать о том, как бы мне избавиться от Энни.
Я перебирал в уме различные варианты.
Я сниму номер в отеле «Пьер», отведу Энни в магазин «У Сакса», где отмечу свое пребывание, заплатив за покупки моей карточкой «Американ Экспресс». Дам ей пятнадцать тысяч долларов наличными дополнительно, сняв деньги со счета в филиале моего банка. Потом отправлю ее в Ла Гуардиа[41], она купит билет за наличные. Несколько недель она поживет у родителей. Ни в коем случае нельзя устанавливать контакт со мной. Я запрещу ей малейшее проявление чувств. И главное, никаких телефонных звонков. Я позабочусь о ее будущем. Потом Энни сможет устроиться на работу в одно из казино в Атлантик-Сити. Она к таким местам уже привыкла.
