Монго Бети - Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью
— Поздно, моя дорогая, — остановила ее Катри. — Тебя никто не станет спрашивать, не надейся. Твоя мать расставила тебе ловушку. Мы все в эту ловушку рано или поздно попадаем, а ставят ее свои же — родные, близкие люди.
Тут как раз поднялся Мартин и произнес глупую и бессвязную речь. Под конец он совсем сбился, но его заключительные слова как бы послужили сигналом, и началась невообразимая суматоха. Раздались пронзительные крики женщин, болезненно отозвавшиеся в ушах школьницы, тем более что смысла их причитаний она не понимала. Затем безумие, как ей показалось, овладело всеми, подобно опьянению. Несколько раз она слышала свое имя, но не могла понять, то ли ее зовет кто-то, то ли просто разговор в комнате идет о ней. Вдруг Мартин торжественно направился в уголок, где она пряталась, и, взяв за руку, потащил через толпу, дыша на нее винным перегаром. Он подтолкнул ее к Эдуарду, и Перпетуе почудилось, будто она очутилась на сцене, залитой ярким светом. По указанию своего брага сидевший до той минуты Эдуард встал, и вот тут-то волна пронзительных женских криков достигла необычайной силы.
— Да обнимитесь же! — кричали вокруг. — Чего вы ждете?
Словно в кошмарном сне, Перпетуя увидела, что Эдуард наклоняется к ней. Затаив дыхание, полузакрыв глаза, она отпрянула, наклонив голову вниз, и тут же почувствовала, как руки мужчины коснулись ее, заскользили вдоль тела и, на мгновение замерев на бедрах, растеклись, точно две теплые лужицы по бокам. Вдруг молодой человек вздрогнул и, как уверяла Катри, в порыве нежности стиснул в объятиях Перпетую, словно собираясь поднять на руках. Перпетуя, чуть заметно оттолкнув его, сжалась в комок, и молодой человек отпустил ее, но рук не отнял, все еще продолжая держать девочку под мышки. Неясный гул голосов повис в воздухе, Перпетуя с тревогой ждала дальнейшего развития событий, время тянулось бесконечно. Наконец кто-то довольно грубо втиснулся между ними.
Чья-то рука легла Перпетуе на плечо, принуждая сесть на стул, и, открыв глаза, она обнаружила, что сидит рядом с Эдуардом. Украдкой взглянув на него, она увидела, что он отвернулся, верно тоже оробел, а может быть, его, как и ее, охватило отчаяние оттого, что эти пожилые люди таким жалким образом устраивают судьбу своих детей.
А потом на Перпетую никто уже не обращал внимания и, как предсказывала Катри, никто даже не подумал спросить ее, чего она хочет. Решалась ее судьба, а она была как будто ни при чем.
Пока мужчины продолжали пить в доме, во дворе, получив на то специальное разрешение Норбера, который заглянул сюда к концу дня, остальные при свете факелов устроили танцы. В надвигающихся сумерках гремели тамтамы. Близилась ночь. И Перпетуя слушала, как празднуют преждевременный закат ее детства.
Вскоре, однако, ей подали знак, чтобы она покинула свое почетное место рядом с Эдуардом и отправилась помочь матери на кухне, которую временно перенесли в дом Катри из опасения, что дым может побеспокоить гостей. И Перпетуя занялась работой, которая отныне станет ее уделом до конца дней.
Той же ночью произошло событие, о котором Эссола просил Катри и Амугу рассказывать ему снова и снова. Было уже поздно. Перпетуя спала в доме супругов, где Амугу приготовил ей постель в большой комнате. И вдруг ее разбудила мать. С необычайной покорностью, отличавшей Перпетую с той поры, как исчез ее брат, в полной уверенности, что уставшей матери требуется ее помощь, девочка, ничего не подозревая, быстро встала, тем более что легла, не снимая одежды, как обычно делала в тех случаях, когда ей приходилось проводить ночь не у себя дома.
— Ступай за мной, — приказала ей Мария.
Обе вышли во двор.
Описывая этот эпизод, Катри старалась быть как можно сдержаннее, чувствуя, что молодой человек возмущен до глубины души. Эссола считал, что Мария повела себя в данном случае как торговец, который, получив назначенную сумму, желает тут же выдать товар — в подтверждение состоявшейся сделки. Этот случай, полагал Эссола, доказывал, что незадолго до этого, может быть всего несколькими часами раньше, почтенный Замбо передал Марии внушительную сумму денег.
Итак, обе они вышли во двор посреди ночи. Катри уверяла, будто из ее комнаты не было слышно, о чем говорили мать с дочерью, до того, как разразилась ссора. Внезапно Катри услышала плач девочки, мать в чем-то укоряла ее, а та все безутешнее рыдала. Потом началась какая-то возня. Перпетуя пыталась вырваться и спрятаться в доме, откуда мать вытащила ее, и в конце концов ей удалось это. Но мать тут же вбежала в дом вслед за ней, осыпая девочку злобными проклятиями.
— Ах ты дубина! — бормотала она устало. — Ах дурища! Ты что же, не знала, что когда-нибудь придет и твой черед? Не ты первая, не ты последняя! А как же все остальные, те, с кем это случилось до тебя? Можно подумать, будто тебя на бойню ведут или резать собираются!
Катри с мужем вышли из своей спальни, Амугу держал в руке зажженную лампу. Как и все жители деревни, в ту ночь он лег очень поздно, а так как толстяки обычно любят поспать, его одолевала неудержимая зевота, и Амугу без конца тер сонные глаза. Все окружили Перпетую, сидевшую на краю постели. Лицо ее было залито слезами, губы дрожали.
— Что случилось? — с притворным удивлением спросила Катри.
— Моя дочь строит из себя недотрогу, — прошипела Мария. — Воображает, будто она не такая, как все. Не желает, видите ли, ложиться с мужем в одну кровать.
Перпетуя с дрожью в голосе умоляла Катри объяснить матери, почему ей кажется чудовищным то, чего от нее требуют. До тех пор пока священник не благословит их союз, между ней и этим мужчиной не может быть близости. Она ссылалась на Катехизис, вспомнила наставления своих исповедников, взывала к благочестию самой Марии. Было ясно, что Перпетуя содрогалась от ужаса при одной только мысли о необходимости соприкасаться с Эдуардом, она боялась оскорбить бога и еще больше страшилась близости с мужчиной.
— Что за глупая девчонка! — кипятилась Мария. — Она принимает за чистую монету наставления этих святош. Да если бы мы следовали всем их заветам, неизвестно, что бы со всеми нами сталось! Неужели тебе ни разу это не приходило в голову? Подумать только, она верит всему, что говорят священники! Вот дура-то! Ну и дура!
А Перпетуя плакала пуще прежнего. Она уверяла мать, что покорится, как только священник благословит их брак.
Гут вмешался Амугу. Сам-то он окрестился в последний момент, только чтобы доставить удовольствие своей жене, ибо Катри хотела во что бы то ни стало венчаться в церкви. Не переставая зевать, он заявил:
— Возможно, в стране, откуда явились эти миссионеры, люди и в самом деле следуют правилам, которые священники проповедуют здесь, у нас, хотя лично я в это не верю. Ведь они проповедуют одно, а их собратья делают совсем другое. К примеру, требуют уважения к чужому добру, а сами грабят нас. Священники твердят о целомудрии, а их братья таскаются с распутными девками. Да разве все перечтешь. Во всяком случае, обычаи у нас разные. И в школу вас посылают вовсе не за тем, чтобы перенимать обычаи чужих стран, а учиться. Научат читать-писать, и дело с концом. Ведь, когда вытягиваешь сеть из реки, обычно выбираешь из нее только уклеек, карпов, плотву и лещей, а всю остальную живность выбрасываешь. Вот так же и с белыми следует поступать: они говорят, а ты слушай, да не все принимай. Так-то! Запомни одно: по нашим обычаям, ты все равно теперь жена Эдуарда. А наш обычай ничем не хуже всякого другого.
— До чего же вы все непонятливые! — в сердцах воскликнула Катри. Несмотря на гнев, охвативший ее, голос Катри оставался нежным и мелодичным. — Ведь перед вами ребенок, который до вчерашнего дня воспитывался под сенью церкви. Да, да, до вчерашнего дня, помните об этом! Подумайте о том, что долбил ей с утра до ночи священник! Что сойтись с мужчиной без освящения церкви — грех, преступление, что за это господь бог прогневается и покарает ее. Вы вырываете этого несчастного ребенка из привычной среды и хотите, чтобы он сразу же отрекся от всего, что ему вдалбливали в голову в течение многих лет! Не прошло и нескольких часов, как сюда явились эти люди, а вы уже хотите, чтобы она вот гак, без всякого перехода, кинулась в объятия мужчины! Подумайте хорошенько. Кто вас гонит? Неужели Эдуард не может обуздать свои желания и повременить еще немного?
В ту ночь красноречие Катри спасло Перпетую. На следующий день празднество продолжалось с удвоенной силой: по распоряжению Марии был приглашен оркестр ксилофонистов, звуки музыки привлекли людей со всей округи. Узнав о том, кто такой Эдуард, Норбер не стал чинить препятствий всеобщему веселью, но строго предупредил, чтобы все участники торжества оставались ночью в деревне, а не таскались но дорогам в неурочное время.
В тот день Перпетуя несколько раз встречалась с Эдуардом и даже обменялась какими-то вежливыми фразами с молодым чиновником, ее удивило, что он нисколько на нее не обиделся за то, что она не пришла к нему. Откуда ей было знать, что молодой человек вовсе не хотел этого, — мало того, будь его воля, он соблюдал бы все правила приличия и терпеливо дожидался, пока его брак узаконят власти.
