Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)
Теперь Анна-Мария знала точно, какое имя даст своему питомцу. Альфонсино Второй! Не подвел, дорогуша! Анна-Мария ласково погладила крысу по шерстке. Альфонсино Второй внимательно посмотрел на нее черными круглыми глазами-бусинками.
* * *Вечером Анна-Мария вышла в город с совершенно определенной целью, ради которой и приехала сюда. До того она проспала полдня в гостиничном номере в такой тишине, будто он находился на дне колодца. Альфонсино Второй оказался ленивцем и тоже лежал рядом, изредка взбираясь ей на плечо по скользкой атласной сорочке. Анна-Мария вышла из гостиницы в синие сумерки и медленно пошла по широкой аллее, ведущей к центру. Прохожих на улице почти не было: моросил мелкий теплый дождик. Она не взяла с собой зонтик, и с волос за воротник куртки капала вода, отчего Альфонсино Второй еще сильнее жался к ее шее. Она шла знакомым путем – вниз по улице, мимо водочного магазина, который, впрочем, превратился в довольно-таки респектабельный супермаркет со странным названием «Едок». На влажном асфальте золотыми пятнами лежали отблески фонарей, в конце улицы такими же гроздьями вечерних огней светилась центральная площадь.
Вот и знакомая арка. Анна-Мария не могла удержаться, чтобы не заглянуть внутрь дворика. На земле перед домом так же, как и когда-то – сто лет назад! – лежали отпечатки освещенных окон. Игра в классики! И так же, как и сто лет назад, Анна-Мария ощутила бесконечную, давящую печаль девочки, которая задумала совершить самоубийство. Ей даже почудилось, что в тени разросшегося дерева на скамье сгорбилась знакомая птичья фигура странного старика в длинном черном плаще…
Но кроме одиночества и печали в этом забытом ею городе было что-то очень важное – «другая планета». Она была здесь всегда. И теперь у Анны-Марии есть оправдание – время и есть пропуск – Альфонсино Второй. Она поспешила вниз на площадь и решительно подошла к служебному входу в цирк.
Сонная вахтерша окинула ее возмущенным взглядом сквозь мутное окошко проходной.
– Вы не подскажете… – у Анны-Марии на секунду перехватило дыхание, она не знала, как правильно сформулировать вопрос, ведь настоящего имени старика она не знала. – Здесь работает смотрителем старик по прозвищу Калиостро?
– Да, был такой, – лениво пробурчала женщина. – Старый алкаш.
– Я могу его увидеть?
Вахтерша улыбнулась, обнажив два желтых металлических зуба:
– Можете. Только не здесь, а на кладбище… Не скажу точно на каком… А помер он два месяца назад. Крепкий был старикан, хоть и любил заложить за воротник. Да вот незадача – заснул, пьяный, в слоновнике. А слониха тоже старуха-то была, уже не выступала, так тоже померла в тот вечер и старика придушила собой… Вот такая история…
– Да… да… я понимаю…
Анна-Мария не знала, что сказать. Да и что вообще можно сказать, когда рушится последняя иллюзия.
– А фургончик его сохранился? – нерешительно спросила она.
– Стоит его халупа, вся дырявая насквозь. Никому она не нужна. Грязь одна… До сих пор самогонкой от нее несет за три версты. Да и животных-то почти не осталось – разве что два осла старых да один медведь драный. А так всех распродали. Кормить-то нечем. Зарплаты второй месяц не платят…
– Я вас очень прошу, – Анна-Мария даже забыла, что у нее в кошельке лежит золотой ключик от всех дверей. – Я умоляю, пустите меня посмотреть – на фургон.
– Родственница, что ли? – недоверчиво окинула ее взглядом вахтерша. – Что-то не похоже… Наследства там нет никакого, все прогнило – одно тряпье… Да и не имею я права пускать на территорию посторонних.
Анна-Мария догадалась и достала из сумочки деньги…
– Очень вас прошу…
И вахтерша отворила перед ней скрипучие двери.
Анна-Мария, едва сдерживая дрожь, ступила на захламленный дворик цирка. И сразу же почувствовала знакомый запах. Даже Альфонсино Второй вытянулся в струнку на ее плече, и она машинально погладила его по спине.
Фургончик был тот самый. Только краска на нем потрескалась и свисала с расшатанных стен мелкой стружкой. Анна-Мария пошарила над дверью и ничуть не удивилась, когда в ее руке оказался старый ржавый (тоже тот самый!) ключ. Она сделала глубокий вдох и нырнула в затхлую темноту помещения, нащупала на низком потолке лампочку без абажура и крутанула ее – загорелся тусклый желтый свет.
…Тут все осталось по-прежнему, лишь припало толстым слоем пыли. Узкая комнатка с колченогим столом посередине, койка, самодельный рукомойник. Даже афиша на стене, с выцветшими серыми буквами: «Маг Калиостро – похититель мыслей…» Анна-Мария смахнула со стола пыль, расстелила газету, словно во сне выставила на стол купленную в «Едоке» бутылку вина, разложила множество пакетов со всякой вкусной снедью – колбасой, сыром, оливками. Альфонсино Второй с любопытством обнюхивал стол и с опаской озирался по сторонам.
– Вот мы и дома, – сказала ему Анна-Мария. – Только хозяина нет… И уже не будет… Мы опоздали, дружок…
Она заметила под матрасом книгу и, превозмогая тошноту, вызванную полчищем тараканов, вытащила ее. Теперь она могла прочитать ее название, написанное по-английски: Нострадамус «Предсказания»…
«У тебя может быть самое простое платье, но к нему обязательно купи себе туфли. Это – первое дело для красивой женщины…»
* * *Она прошла мимо вахтерши, на ходу замечая, как истончилась железная решетка ворот, как поблекли краски некогда пестрой цирковой площадки. По ней не сновали ребятишки, не носились с веселым лаем белые и черные пудели. Цирк больше не был «другой планетой», а если и был, то эта планета изрядно истрепалась, болтаясь в безвоздушном пространстве приукрашенного города. В ее покрытых пеплом кратерах, в ее недрах, истонченных, как пергаментная бумага, покоились разноцветные шары, пылились факирские перчатки, бутафорские носы и туфли клоунов. Красивая карлица Лю-лю больше не выходила на арену с выводком пушистых, ухоженных собачек – она вязала носки из грубой шерсти и по воскресеньям продавала их на рынке, чтобы вечером купить чекушку дешевой водки. Голубоглазый силовой жонглер Стасик прозябал в загородном инвалидном доме, а в круглых коридорах цирка располагались торговые лотки…
Город больше не пугал и не давил. Она просто была в нем чужой. Как и тысячи других приезжих. Но оставалось еще одно дело, которое хотелось сделать. Анна-Мария взяла такси и назвала адрес своего бывшего дома.
Всю дорогу она повторяла про себя где-то услышанное стихотворение:
По несчастью иль по счастью –
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места…
…Двор был тот же, только странно маленький, сузившийся, будто бы ссохшийся. На месте ее бывшей трехэтажки стоял высотный дом, и дворик нелепо контрастировал с его равнодушной величавостью. Вот и все. Даже улетучилась мечта о «Коперне». Ее Коперна была здесь. И ушла под воду времени, как Атлантида вместе с Санюлями, пухленькой рыжей Адкой, немногочисленными соседями, никогда не запирающими свои двери, с наглым розовощеким Алексой… Все, все ушло под воду – и только она, Анна-Мария, еще бодро держится на плаву, как глупая бутылочная пробка.
Она прошла в глубь двора, где некогда стояла детская песочница со смешной скошенной шляпкой-«грибком», разукрашенной под мухомор. От «грибка» остался лишь низко спиленный пенек. Анна-Мария присела на него и посмотрела вверх: теперь некогда зеленый дворик напоминал колодец с глухой кладкой расположенных полукругом девятиэтажек. Высоко над ними синело небо с несколькими уже проклюнувшимися в нем бледными звездами. У подъезда стояли чьи-то изрядно покореженные «Жигули». Двери парадного скрипнули, заставив Анну-Марию вздрогнуть. К машине направлялся хозяин. Он вышел из подъезда, на ходу поправляя широкие спортивные штаны с едкими зелеными лампасами по бокам. Стриженый белесый затылок, одутловатые молочно-розовые щеки, походка вразвалочку, короткий меткий плевок через плечо… Алекса? Не может быть! Анна-Мария поднялась, всматриваясь в грузную фигуру. Вроде похож… Настолько похож на ее тогдашнего 14-летнего братца-мучителя, что кажется его увеличенной в три раза копией. Даже лицо практически не изменилось – такое же гладкое и розовое. Узнаваемое лицо. Алекса, убивший Альфонсино… Алекса, облапывающий ее по утрам… Ее долгий страх – Алекса. Неужели все-таки – он? Теперь она не чувствовала страха. Она шла ему навстречу и видела, как оживают его глаза на тусклом сытом лице. Он подбрасывал на ладони ключи от машины и с любопытством оглядывал приближающуюся незнакомку. А она смотрела в упор, как укротительница. И он стушевался:
– Ты че? – даже ключи жалобно пискнули, плотно зажатые в кулаке.
