Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
— Объяснять надо не успех белых, а неудачу черных, — сказала Кайнене.
— А кто виновен в появлении расизма? — рявкнул Оденигбо.
— Не понимаю, при чем тут расизм. — Кайнене дернула плечом.
— Белые использовали расизм как оружие войны. Всегда легче покорить более гуманный народ.
— Значит, если мы покорим нигерийцев, то станем менее гуманными? — спросила Кайнене.
Оденигбо не ответил. Под деревьями кешью послышался шорох, и Харрисон метнулся на звук: вдруг крыса, которую можно поймать.
— У меня есть нигерийские фунты. Инатими дал, — сказала Кайнене. — У них в Союзе Освобождения Биафры полно нигерийских денег. Я хочу поехать на Девятую милю — что-нибудь куплю, а если удастся, продам что-нибудь из того, что беженцы в лагере сделали своими руками.
— Это называется торговля с врагом, — заявил Оденигбо.
— Это торговля с неграмотными нигерийками, у которых есть то, что нам нужно.
— Это опасно, Кайнене, — сказал Оденигбо на удивление мягко.
— Тот сектор не занят, — возразила Оланна. — Наши там свободно торгуют.
— И ты тоже собралась? — Оденигбо в изумлении уставился на Оланну.
— Нет. По крайней мере, не завтра. Может, в другой раз.
— Завтра? — Пришел черед Ричарда удивляться. Кайнене упоминала, что хочет торговать за линией фронта, но для него было новостью, что она уже назначила срок.
— Да, — подтвердила Кайнене. — А Оланну не слушайте, она никогда не поедет — всю жизнь как огня боялась торговли.
Кайнене рассмеялась, следом засмеялась Оланна и шлепнула ее по руке. Ричард впервые заметил, что у них один и тот же изгиб рта, форма зубов.
— Девятая миля постоянно переходит из рук в руки, разве не так? — Оденигбо был встревожен. — Не стоит вам ехать.
— Все решено. Мы с Инатими выезжаем завтра с утра и к вечеру вернемся.
Ричард уловил знакомую решимость в голосе Кайнене. Собственно, он был не против поездки, многие его знакомые занимались тем же.
В ту ночь ему приснилось, что Кайнене вернулась с полной корзиной тушеной курятины, пряного риса джоллоф, густого рыбного супа, и он разозлился, когда был разбужен криками под окном. Не хотелось, чтобы сон кончался. Проснулась и Кайнене, и оба выбежали на улицу, Кайнене в покрывале, а Ричард в одних шортах. Было темно, заря едва занималась. Кучка беженцев из лагеря колотила и пинала лежавшего на земле юношу, а тот прикрывал руками голову от ударов. Брюки его были изодраны в клочья, воротник висел на ниточке, но половина желтого солнца все еще болталась на рваном рукаве.
— В чем дело? — выкрикнула Кайнене.
Ричард сразу все понял. Солдата поймали на воровстве с фермы. Теперь это была не редкость: фермы грабили по ночам, уносили молодую кукурузу, еще без ядрышек, и совсем крошечный ямс.
— Видите, почему мы сажаем, а ничего не растет? — спросила женщина, у которой на прошлой неделе умер ребенок. Ее покрывало, повязанное низко, приоткрывало обвислую грудь. — Такие, как он, приходят и тащат, а мы умираем голодной смертью.
— Хватит! — велела Кайнене. — Прекратите сейчас же! Руки прочь от него!
— Руки прочь от вора? Сегодня отпустим — завтра набежит десяток.
— Он не вор, он голодный солдат.
Ее спокойный, властный голос заставил толпу утихнуть. Все понемногу разошлись по классам. Солдат встал, отряхнулся.
— Вы с фронта? — спросила Кайнене.
Солдат кивнул. На вид ему было лет восемнадцать. На лбу вздулись две огромные шишки, из носа шла кровь.
— I na-agba oso? Вы бежали? Дезертировали? — спросила Кайнене.
Солдат молчал.
— Пойдемте, возьмете гарри на дорогу.
Прикрыв ладонью распухший, слезящийся левый глаз, солдат последовал за Кайнене. За все время он не сказал ни слова, только шепнул: «Dalu — спасибо» — и ушел, сжимая сверток гарри. Кайнене молча оделась, собралась в лагерь, где ждал Инатими.
— Ты сегодня пораньше поедешь, Ричард? — спросила она. — А то не застанешь Больших Людей, ведь они заглянут в контору всего на полчаса.
— Я еду через час. — Ричард собирался в Ахиару, в центр гуманитарной помощи, выбивать продовольствие.
— Скажи им, что я умираю и нам нужно молоко и мясные консервы, чтобы спасти мне жизнь, — сказала Кайнене. В голосе ее сквозили новые, горькие нотки.
— Хорошо, — ответил Ричард. — Удачи тебе. Привези побольше гарри и соли.
Они поцеловались перед ее отъездом, коротко, на ходу. Ричард видел, что встреча с несчастным солдатом расстроила ее. Юноша ведь ни в чем не виноват. В неурожае повинны бесплодная земля, жестокий харматтан, отсутствие навоза и семян. Кайнене удалось раздобыть ямса на посадку, но половину съели. Его бы воля, думал Ричард, вывернул бы наизнанку небо, чтобы добыть Биафре победу. Ради Кайнене.
Вечером, когда он приехал из Ахиары, Кайнене еще не вернулась. Из кухни доносился запах отбеленного пальмового масла, Малышка, лежа на циновке, листала «Эзе идет в школу».
— Поиграем в лошадки, дядя Ричард!
Малышка подбежала к нему. Ричард, сделав вид, что не в силах ее поднять, упал на стул.
— Какая большая девочка! Тебя уже не поднять.
— А вот и нет!
В дверях кухни стояла Оланна, глядя на них.
— Малышка с начала войны поумнела, но не выросла.
Ричард улыбнулся.
— Лучше ум, чем рост, — ответил он, и Оланна тоже улыбнулась. Ричард подумал, как мало они говорят друг с другом, стараясь не оставаться наедине.
— В Ахиаре ничего не получилось? — спросила Оланна.
— Нет. Куда я только не совался! В центрах помощи пусто. Возле одного из зданий видел мужчину — он сидел на земле и сосал палец.
— А что твои знакомые в директоратах?
— Сказали, что ничем не могут помочь, что наша цель сейчас — самостоятельность, а вся надежда на фермерство.
— Какое фермерство, если нечего сажать? И как может клочок земли, что мы занимаем, прокормить миллионы людей?
Ричард сдвинул брови. Его задевал любой намек на критику Биафры. С тех пор как пала Умуахия, в душу закрались сомнения, но Ричард не высказывал их вслух.
— Кайнене в лагере? — спросил он.
— Наверное. Им с Инатими уже пора бы вернуться.
Ричард вышел во двор поиграть с Малышкой. Посадил ее на плечи, помог сорвать лист кешью высоко над головой и снова поставил на ноги, удивляясь про себя, какая она крохотная и легонькая для своих шести лет. Он начертил на песке линии, попросил ее собрать камешки и стал учить ее играть в нчоколо.[96] Потом Малышка высыпала из банки и разложила перед ним осколки железа — свою коллекцию шрапнели. Прошел час, а Кайнене все не возвращалась. Взяв с собой Малышку, Ричард отправился в лагерь. Он не увидел Кайнене на крыльце возле «точки невозврата», где она частенько сидела. Не было ее ни в лазарете, ни в одной из бывших классных комнат. Под огненным деревом сидел Угву и что-то царапал на клочке бумаги.
— Тетя Кайнене еще не вернулась, — сказал он, прежде чем Ричард спросил.
— Может быть, она приехала, а потом ушла куда — то еще?
— Нет, сэр. Но, вероятно, скоро будет.
Ричарда позабавило, с каким подчеркнутым старанием Угву выговорил «вероятно»; его восхищало упорство Угву и то, как с недавних пор он без конца что-то писал на любых обрывках бумаги, попадавшихся под руку.
— Что это ты пишешь? — поинтересовался Ричард.
— Да так, небольшой рассказец, сэр, — ответил Угву.
— Я останусь с Угву, — сказала Малышка.
— Хорошо, детка.
Сейчас она пойдет в корпус искать кого-нибудь из ребят, чтобы вместе ловить ящериц или сверчков. Или разыщет добровольца с кинжалом за поясом и попросит потрогать клинок. Ричард пошел домой. Как раз вернулся с работы Оденигбо. Его рубашка была до того заношена, что сквозь ткань просвечивали курчавые волосы на груди.
— Кайнене здесь? — спросил он у Ричарда.
— Нет еще.
Оденигбо глянул на Ричарда с упреком и ушел в дом переодеваться. В покрывале, обмотанном вокруг тела и завязанном на шее, он сел с Ричардом в гостиной. По радио Его Превосходительство объявил, что отправляется за границу искать мира.
В соответствии со своими неоднократными заявлениями о готовности лично отправиться куда угодно ради мира и безопасности для своего народа, я выезжаю за рубеж, чтобы выяснить…
На закате вернулись домой Угву и Малышка.
— Только что умерла маленькая девочка Ннека, а мать не дает ее забрать и похоронить, — сказал Угву, поздоровавшись с Оденигбо и Ричардом.
— Кайнене в лагере? — спросил Ричард.
— Нет, — покачал головой Угву.
Встал Оденигбо, за ним — Ричард, и они вместе пошли в лагерь. За всю дорогу они не обменялись ни словом. В одном из классов рыдала женщина. На их расспросы все отвечали одно: Кайнене уехала с Инатими рано утром. Она сказала, что едет торговать за линию фронта и к вечеру вернется.
