Zelda. Книга о новых героях - Балашов Никита
Ей так хотелось спешиться и еще раз прогуляться пешком по этим прекрасным местам, наверное, самым прекрасным в мире ФЭО. Но она спешила…
Казалось, что сегодня все происходит очень медленно. Но нет, прошло всего несколько секунд, и вот перед ней уже чернеют Горы Менталии, и над самой высокой горой – путеводным маяком – свет из большой Башни великого Колдуна. Именно у него хранится тот самый меч, который принесет победу любому, кто будет им владеть.
Эх, сколько слез было на форуме – адми-и-ины, дайте Меч Драконов погонять, хотя бы на один бой…
Казалось, что это никогда не случится. Но вышло по-другому.
Вообще-то к Башне Колдуна добраться очень непросто. Вроде и дорога ровная, но известно, что, если Колдун не захочет видеть у себя очередного визитера, тот никогда не заберется на гору. Будет плутать – и выйдет где угодно, только не возле Башни. Отдельные посетители даже в подземельях Дартронга оказывались.
Но Zeld’у ждали. Она спокойно поднялась на самую вершину, и ее зорб ни разу не оступился, хотя дорога была крутая.
Zelda привязала зорба возле Башни Колдуна, подошла к двери, и дверь сама открылась.
Колдун сидел за столом – и был похож почему-то на ее начальника из «Апострофа», только седой, а не брюнет…
– Ах, вот ты где, Анюта-Zelda. Слыхал я, что за мечом пожаловала. Это можно. Но достойна ли ты этого меча? Не каждому дается он… И не каждый сможет принести с его помощью гармонию в этот мир. Сейчас посмотрим на твои добрые и злые дела…
Перед Колдуном возник лиловый прозрачный шар, внутри которого виднелись маленькие фигурки.
– Так, смотрим, смотрим… О!.. Должна ты денег 500 долларов – и до сих пор не отдала… Как, думаешь, боги посмотрят на этот твой поступок, а?
Колдун внимательно посмотрел на Zeld’y, и вдруг почему-то резко запахло каким-то лекарством.
– Но это мы тебе простим, ты еще маленькая. Будет тебе меч, если поступишь в институт… – Голос колдуна уже расплывался.
– И какой ей меч – она на свет не реагирует. Вообще никакой реакции на свет. Что тут можно сказать… – Нет, это определенно другие голоса…
Zelda открыла глаза.
Хотя как открыла? Перед глазами полная темнота.
И это не игра в жмурки. Это просто темно. Просто ничего не видно. Совсем ничего. Третий день – ничего.
Как это объяснить? Да она ничего и не могла объяснить… Просто каждый раз, когда она открывала глаза, она плакала… Ей хотелось опять заснуть. Заснуть и снова что-то видеть. Снова быть зрячей.
Какой же мир – настоящий?
Есть люди, которых пугают слепые. Ну, слишком мнительные, что ли. Но Zeld’у, несмотря на то что она, как и все Раки, была мнительной, присутствие слепых рядом никогда не волновало. Вот если она встречала человека, особенно девушку, с родимым пятном на пол-лица – это да… Она потом, бывало, и спать не могла.
Но сейчас… Сейчас она жалела только о том, что не родилась слепой.
Тем, кто таким родился, наверное, проще…
Слезы покатились по щекам Zeld’ы. Она хотела закрыть лицо руками, но жуткая боль не дала возможности даже шевельнуться. Грудь сдавливало что-то очень твердое. Да, у нее же еще сломаны ребра…
Вчера на ее глазах была тугая повязка. Она надеялась, что вот ее снимут, и она увидит – хоть что-то…
Она очень не любила больницу. И сериалы «Клиника» или «Скорая помощь» не смотрела никогда – не хотела видеть эти больничные палаты. Но сейчас она была готова увидеть что угодно. Хоть самого злого врача со скальпелем. Хоть кулак этого Монарха. Хоть тридцать пять тысяч раз надпись «Поражение». Хоть то, как Славик целуется с этой сукой. Все что угодно…
Темно…
Темно было вчера – час, два, три, четыре, пять.
Позавчера – темно. Час, два, три, четыре…
Неееет! Это невозможно!
Теперь повязки не было, глаза ее были открыты – она это понимала. Но было точно так же темно…
В школе она изучала, что у слепых людей хорошо развиты другие органы чувств – обоняние, осязание, слух…
Непонятно, какой орган чувств работал сейчас, но она знала, что рядом с ней находятся три человека. Одна из них – мама. Двух других она точно не знает…
– Мама. Мамочка.
– Доча моя. – Она почувствовала, что рука мамы коснулась ее. – Ты как, Анечка? Как себя чувствуешь?
– Подождите, – вмешался грубый мужской голос. – Анна, вы можете говорить?
Это следователь. Нуржан или Наумет – как-то он представлялся ей… Он приходил позавчера, спрашивал о том, что же случилось.
Вообще Анна отлично помнила все, что было за последние три дня.
Сначала она помнит голоса вокруг нее. Потом ее куда-то тащили, везли, и каждое движение доставляло жуткую боль. Потом помнит запах, очень едкий запах йода или чего-то еще… Потом помнит жуткую вонь в палате, где она лежала, помнит, как разговаривала с какой-то теткой, и голос у этой тетки был жуткий, дребезжащий. Тетка все причитала: эх, как же мне теперь до Ростова-то добраться? Все украли, никого нету, муж узнает – убьет…
Потом помнит голос этого следователя – тоже мерзкий… Он все требовал рассказать, что да где. А она? Да что она помнит? Только клуб «Точка». Помнит Моню. Но как его назвать? Представился Сашей. А Саша ли? Меня ударил Моня.
Потом пыталась рассказать следователю о том, что такое Двар. Он еще возмущался: как искать в этом самом Дваре.
А потом приехала мама. Мама целый день плакала… Потом разговаривала с доктором, с одним, с другим, а потом пришла и говорила, что скоро все пройдет. Но мама врала… Zelda это чувствовала.
А потом, уже под вечер, приехали журналисты. Спрашивали – что, где? Она так мечтала когда-то попасть на экран телевизора. Но только не сейчас… Журналисты обещали, что не будут показывать ее лицо…
А потом был сон, прекрасный сон: как будто ничего не произошло. Но короткий. Очень короткий. Анюта проснулась, наверное, в полночь. Вокруг все храпели. Храпели долго, может быть, пять часов, может быть, семь – всю ночь храпели… Анюта плакала.
Где-то в коридоре шумели – наверное, кого-то привозили… Потом, после каждого шума, в палате воняло еще больше. А может, ей это только казалось.
Потом наступило утро – это она поняла потому, что шум в коридоре стал не такой хаотичный, дерганый, а ровный, даже спокойный… Потом ее кормили с ложечки какой-то кашей… Каждая ложка проходила с трудом – болело все.
Потом снова пришла мама, снова долго плакала, ругалась, грозилась подать в суд на всех: и на этого козла, и на этих губителей детских душ, и на Министерство образования – в общем, на всех. При этом мама была явно выпивши – она это чувствовала. Странно, мать ведь не пила, хотя… Да и ей самой очень хотелось напиться… Совсем, вусмерть.
Соседка по палате долго ходила вокруг нее и причитала: бедная девочка, бедная девочка…
Анюта очень хотела узнать, что же такое, но все, все молчали…
Хотя она и сама стала догадываться, что случилось. Врал ей доктор, когда говорил, что зрение скоро восстановится.
НЕЕЕЕЕЕЕТ! CRY CRY CRY, тысячу смайликов «cry»… Нет, никогда и ни за что…
И вот следователь пришел снова.
Снова с таким же жестким голосом.
И с еще более жестким вердиктом.
Дело, по-видимому, довести до конца не удастся. Да, тот самый Моня найден – следователь говорил с ним по телефону. И вовсе он не Александр, а самый настоящий Моня, Моисей… Да и не было его ни на какой сходке. Он вообще в Израиле живет, и ни с какой Анной Мальцевой никуда не уходил… Может, Анна его по фотографии опознает?
А как иначе? По приметам? Среднего роста, шатен, глаза карие, нос прямой – ну и так далее. Да по этим описаниям полсходки Двара можно смело за решетку…
Прокрутили видеозапись клуба. Нашли тот кадр, где она выходит с каким-то мужиком. Лица, конечно, не видно – но даже и без лица сразу ясно, что мужик тот на Моню не похож.
Видел ли кто-нибудь, как Анюта уходила с Моней? Нет, не было никого. А может, кто и видел – но где теперь их найти? Да и дело было в три утра – пьяные все были. Там можно и Анну с кем угодно перепутать, и Моню…
