Анна Матвеева - Небеса
Владыка внимательно посмотрел на гостя, и в нем созрело решение: так созревает спелый плод, открепляясь от ветки и падая на землю. Не станет он рисковать ради этого фрукта.
— Я отправлю вас к одному из самых опытных священников Николаевска. Игумен Гурий, настоятель Успенского монастыря, поможет вам в ваших похвальных стремлениях и с удовольствием примет от вас любую посильную помощь.
Последние слова епископ произнес не без ехидцы, но Зубов был так удивлен, что не раскусил двойной начинки:
— Но я хотел попросить вас стать моим духовником…
— Я польщен, но у меня слишком много текущих дел.
Зубов сдвинул с места звякнувшую чайную пару.
— Что ж, тогда ухожу в монастырь. Прямо сейчас.
После этого разговора владыка много раз видел Зубова, но тот держался в нарочитом отстранении, издали осеняя архиерея улыбкой. Во время поездок на Трансмаш, к успенским монахам, епископ тоже встречал депутата: тот беседовал с отцом настоятелем, сиживал в трапезной и пару раз посещал литургию — владыке было трудно служить в эти дни. Епископ Сергий не был склонен к излишнему мистицизму, но при виде Зубова у него темнело в глазах. Несуществующий сквозняк хозяйничал в храме, задувая свечи и хлопая дверьми, в небесах мелькали прожилки молний, в ответ которым небо ахало и громыхало без конца. Разбухшие вены голых ветвей тряслись на обезумевшем ветру, но владыка думал: еще одна гроза — и только.
На стоянке перед соборным домом — три машины, как с журнальной картинки. Глухо-блестящий черный «мерседес» депутата Короедова. Серебристый «БМВ» депутата Ямаева. И приземистый, плоский, как камбала, «порше», на котором изредка ездил депутат Зубов — в очках на пол-лица. Иначе было стыдно перед избирателями, чьи права Ангиной Николаевич защищал пред исполнительной властью. Владыка Сергий быстро, насколько позволяла больная нога, вылез из автомобиля и пошел навстречу гостям.
Андрей Андреевич Короедов был председателем правления коммерческого банка «Николаевский». Владыка с трудом представлял себе, как Короедов справляется со своей должностью — он мучительно выдавливал из себя пару слов, всегда не по делу, откровенно маялся в строгих костюмах, и так же, как костюмы, были тесны ему собственная должность и депутатство. Короедов любил простые радости — баню, девочек, пиво, в дела особенно не вникал и служил удобной марионеткой: в чьих руках, епископ не знал, ему это интересно не было.
Фамилия депутата Ямаева числилась в списке одной партии с Короедовым и Зубовым, но Ямаев был заметно старше своих коллег по законотворчеству. Как до, так и после перестройки Ямаев трудился заместителем директора завода имени Ленина, и в городе ходили упорные слухи о вилле в Греции, где в саду расставлены обнаженные статуи, а на крыше — бассейн с бирюзовой водой! Кажется, слухи пошли от одной девушки, которую по некоему поводу пригласили на эту самую виллу. Серебристо-черной сединой Ямаев походил на изношенного ризеншнауцера, при этом у него были удмуртские раскосые глаза и нос, напоминавший наконечник стрелы, — такие носы и стрелы рисуют в книжках про Чингачгука.
И Антиной Зубов: с экватором улыбки на лице, в белом костюме — несмотря на сезонную грязь, жирно пачкавшую город. Никто не знал в точности, чем владеет депутат Зубов и чем он занимается: пресс-релизы партии складно рассказывали про философское образование и долгий опыт работы с людьми, подробности же, способные заинтересовать особо любопытствующих, настойчиво опускались. Кажется, был у него некий туманный офис или штаб: Зубов называл это место просто «контора», а о себе говорил мало. Вообще говорить он любил, и получалось это у него красиво, пышно: будто бы торт украшал в кондитерской. Владыке такая манера изъясняться не нравилась — слушаешь, как халву жуешь, а сладкого он терпеть не мог с детства. «Все дело в том, что в юности я увлекался поэзией, — пояснял Зубов. — Увы, стихи у меня получались куда хуже всего остального». Дальше опять — темный провал, взмах ресниц, как крыло бабочки: ничего лишнего о себе.
* * *Гости даже не подумали благословиться, хотя владыка машинально приподнял руку: привычка! От Ямаева и Короедова никто ничего не ждал, но Зубов, кажется, воцерковляется… Владыка вновь почувствовал смутную тревогу, думая о церковкой жизни Зубова: она не вызывала у него радости. Если бы Зубов объявил себя атеистом, владыка, право слово, не расстроился бы.
Молодой послушник шмыгнул на кухню, когда гости вступили на красный ковер трапезной: пора подавать первое блюдо!
Владыка начал молитву. Депутаты стояли рядом, делая вид, что ничего особенного не происходит; точно так мы не обращаем внимания, если кто-то рядом с нами кашляет или роняет сумку. Поняв, что молитва окончена, гости с облегчением загремели стульями, рассаживаясь по местам. Зубов оказался по левую руку от епископа.
— Извините, сейчас пост, поэтому угощать будем скромнее, чем могли бы, — сказал владыка Сергий, и депутаты закивали: понимаем, что уж там! Зубов улыбался тарелке, вертел в руках нож.
Ямаев и Короедов чувствовали себя смущенно, хотя каждый мог бы похвастаться большим жизненным успехом: карьера, деньги, депутатство, уважение и страх подчиненных… Теперь, в двадцатиметровой трапезной соборного дома, оба оказались вне привычных декораций и разом потеряли костыли. Непонятно, как вести себя с епископом: раньше оба общались с ним шапочно и никогда не стали бы напрашиваться к нему на обед. Все дело было в Зубове: тот честно сказал однопартийцам, что ищет компанию для визита к владыке; одному неудобно, а втроем — это вроде как делегация.
Что банкир, что заводчанин многим были обязаны Антиною Николаевичу, а потому на такую ничтожную просьбу ответили согласием. Это даже казалось забавным — побывать в гостях у такого необычного человека, будет о чем семьям рассказать. И потом этот скандал — Ямаеву было интересно, как владыка станет выкручиваться, интересно хотя бы потому, что сам он попадал однажды в подобную ситуацию. Вот о чем думал депутат Ямаев, с лабораторным вниманием разглядывая ассортимент салатов и тарелки, расставленные с шахматной точностью.
Послушник проворнее любого официанта начал заполнять тарелки закусками, плеснул в рюмки вино, разлил морс по бокалам.
— Ну что ж, — владыка поднял рюмку, — очень рад видеть в гостях таких замечательных людей.
— Это может стать началом отличной дружбы, — вполголоса вымолвил Зубов и вкось улыбнулся одному ему понятной шутке.
Ямаев и Короедов сосредоточенно рылись в тарелках, будто выискивали вилками сокровища. Владыка видел, что оба не знают, с чего начать беседу — слишком нетипичная компания: анекдот не расскажешь, крепко не пошутишь. Зубов тоже молчал — но со значением, с фигой в кармане.
