Александр Сегень - Поп
Встреча с Благодатным Огнем – заветная цель паломничества в Иерусалим. Ради этой встречи надо прибыть в Святую Землю заблаговременно, исповедоваться и причаститься в ночь с Великой среды на Великий четверг, в Чистый четверг днем присутствовать на площади перед храмом Воскресения на чине омовения ног, который совершается Патриархом Иерусалимским, и потом вечером отстоять чтение двенадцати Евангелий, в Великую пятницу совершить крестный ход ко Гробу Господню, а в ночь с Пятницы на Субботу пробыть при Гробе, испытав на себе все гонения со стороны католиков и израильской полиции. Надо с восторгом промучиться всё утро Субботы до появления в храме Патриарха и только после этого встретить пришествие Чуда.
Чин погребения Плащаницы в храме Воскресения начинается в полночь. По московскому времени это час ночи. Чин совершается со всей присущей этому скорбному событию торжественностью, крестный ход по храму продолжается более часа, и все время красиво и со страданием поют «Кирие элейсон». Вокруг Кувуклии обходят медленно три раза. И лишь после этого вносят Плащаницу в пещеру Гроба. Потом наступает затишье.
Ближе к полудню в храм впустили людей с улицы, и сразу стало гораздо теснее, чем раньше. Некоторые, толкаясь локтями, стремились во что бы то ни стало протиснуться поближе к Кувуклии.
Всё это тоже надо было перетерпеть. И как можно смиреннее. Меня вытеснили, и я оказался гораздо дальше от Кувуклии, чем мои спутники. За спиной у меня стояли девушки и юноши с Украины, вошедшие в храм уже сейчас, любопытства ради. Они переговаривались о своем незамысловатом бизнесе и очень сетовали на то, что неведомо, сколько еще ждать этого Огня. Надо было старательно сосредотачиваться на молитве и не обращать внимания на окружающих. Но чем дольше, тем это становилось труднее.
Потом появились арабы-христиане. Прежде я уже читал о том, как они буйствуют перед явлением Благодатного Огня, и потому мне не показалось их разудалое поведение чем-то ужасным или оскорбительным. Они грохотали барабанами и улюлюкали. Потом арабы стихли, и уже ничто не предвещало, что Огонь явится.
– Пийдемо в гостыныцю, там свий огонь запалымо, – сказала одна из украинских девушек за моей спиной.
В следующий миг высоко под куполом храма что-то зажглось и стало пульсировать, как пульсирует кровь, вырываясь из разрезанной вены. Затем на одной из стен стрельнула зарница, подобная фотовспышке. За ней – другая, третья, и вот уже по всему храму заиграли зарницы. Те самые, о которых писали со времен Средневековья, когда еще не была изобретена фотовспышка. Я посмотрел на часы – было 14: 30 по московскому времени. Я полагал, что Огонь явится вот-вот, но ошибался. Зарницы, помелькав, исчезли, будто затаились, и вновь стали вспыхивать только минут через двадцать.
– Пиротэхника! Светомузыка! – раздалось у меня за спиной весьма скептическое замечание.
«Должно быть, так же теперь думают и католики», – подумалось невольно. Но эти мысли уже были как будто-то чьи-то, а не мои, потому что всё существо с каждым мгновением начинало всё больше трепетать в предчувствии самого главного события в жизни. Я оглядывался по сторонам и не видел лиц, потому что за лицами и очертаниями людей угадывалось гораздо, неизмеримо большее, чем сей мир.
Зарницы отныне не утихали, они вспыхивали то там, то здесь, то близко, то далеко, они играли в храме, складываясь в разные квадратики, треугольнички и кружки, мелькали и прыгали. И я стал тянуться в сторону Кувуклии своими пучками свеч, мечтая, чтобы у меня Огонь зажегся сам. Я более не думал ни о католиках, ни об украинках, ни о полицейских, ни о ком и ни о чем. Мечта тянула и устремляла всего меня туда – в сторону Гроба Господня, в который уже вошел патриарх Ириней и двери которого уже запечатали кустодией – огромной восковой печатью.
Вдруг я увидел мальчика, который сидел на плечах у своего отца и трепетно тянул в сторону Кувуклии свои свечки. «Господи! Пусть не у меня, а у него зажжется!..» – пронеслось мигом в моей душе. Я посмотрел на часы. Они показывали 15: 07 по московскому времени. В сей миг весь храм наполнился радостным и восторженным криком, зарницы продолжались, но уже родилось лиловое зарево – его вынес из Кувуклии патриарх Ириней, его уже разносили во все стороны, и оно уже само отскакивало во все стороны, подобно ёлочным шарикам, и у многих сами зажигались пучки свеч, как сами зажглись лампады над входом в Кувуклию. Один шарик взлетел вверх и зажег свечи у монахов, разместившихся на втором ярусе ротонды. Быстро разносилось пламя по храму, и вот уже горят свечи у меня в руках, я стою и смотрю на них, не в силах оторвать взгляд; мне и радостно, и страшно, я провожу Огнем по лицу, Огонь горячий, но он не жжет и не опаляет, он ласковый и сильный. От него не чернеют фитили у свечек до тех пор, покуда он не начинает обжигать, то есть, покуда он не становится таким же, как любой другой огонь на земле.
– Е Бог! Е Бог! Е Бог! – крестятся и причитают за моей спиной украинки.
Я оглядываюсь – вид у них перепуганный, глаза сверкают. Кто-то зажигает свои свечи от моих. Человеческая река трогается с места и движется в сторону выхода. Я иду и несу перед собой Благодатный Огонь! Какое счастье!
Он уже делается горячим, мне кричат, что его надо тушить. Полицейские выступают в роли пожарных, гасят многим свечи из ручных огнетушителей. Лица у полицейских одновременно и сердитые, и растерянные, кажется, вот-вот, и они тоже станут креститься, приговаривая: «Е Бог!»
Мы выносим Благодатный Огонь на площадь. На площади – яркий солнечный день. Фитили на свечках начали чернеть. Огонь уже обжигает.
Слава Тебе Господи! Свершилось!
Говорят, что в тот же вечер успевают привезти в Москву самолетом лампадки, зажженные от Благодатного Огня. А в Иерусалиме до вечера наступает блаженная тишина. На душе радостно и спокойно. С нами Бог, разумейте языцы!
Он снова воскрес, и в 11 часов вечера, немного поспав в гостинице, мы возвращаемся в храм Гроба Господня, чтобы отпраздновать Его Воскресение. Теперь народу немного, праздношатающихся любопытных туристов и вовсе нет, только верующие. В России ночь с субботы на воскресенье – главное событие Пасхи. Здесь главное событие – явление Благодатного Огня, и оно уже состоялось.
Так странно было прийти сюда ночью после всего, что мы уже пережили накануне. Храм Воскресения Господня стал для нас уже самым родным местом, особенно тот его уголок, где мы так долго ожидали сошествия Огня. И только теперь мы вдруг заметили, что совсем неподалеку от этого места висит старая почерневшая картина, изображающая Иерусалим и храм Воскресения, на который с небес льется поток огоньков.
