Себастьян Фолкс - И пели птицы...
Консьержка, женщина с собранными в пучок волосами стального цвета, сидела в нише под лестницей. Она отложила ручку, вгляделась сквозь толстые стекла очков в Элизабет. Да, номер с ванной у них имеется, ее чемодан отнесут туда чуть позже. Ужинать в отеле будете? Элизабет отказалась. Чемодан она взяла с собой и шла с ним по длинному коридору с горевшими через одну потолочными лампами, свет которых, казалось, тускнел по мере удаления от лестницы. Вот наконец и дверь с нужным номером. Элизабет вошла в огромную комнату. Стены, в девятнадцатом веке крашенные, были оклеены безумной расцветки обоями. Комнате явно пытались придать сходство с сералем, чему особенно способствовала ткань подпираемого четырьмя столбиками балдахина над кроватью, — впрочем, сохранившиеся с давних времен овальные фаянсовые ручки дверей и мраморная столешница прикроватной тумбочки никак не отвечали восточному шику. Пахло в номере сырым картоном, а может быть, темным трубочным табаком начала столетия, аромат этот смешивался с другим, послаще, — довоенного лосьона после бритья или давней попытки скрыть полузабытую протечку канализации.
Элизабет вышла в ночной город. Пройдясь по главной улице, она увидела справа от себя площадь и железнодорожный вокзал, а впереди — верхушку кафедрального или какого-то другого собора. Стараясь не терять его шпиль из виду, она побродила по узким улицам, отыскивая приличное место, где можно поесть и где одинокая женщина не привлечет всеобщего внимания. И в конце концов оказалась на большой площади, немного похожей на брюссельскую Гран-Пляс. Элизабет попыталась представить себе эту площадь забитой британскими военными, их грузовиками, лошадьми — впрочем, она не была уверена в том, что в те времена уже существовали грузовики, как, собственно, и в том, что еще использовались лошади. Она зашла в закусочную, заполненную игравшими в настольный футбол молодыми людьми. В подвешенной над дверью колонке гремела поп-музыка. Иногда этот шум заглушался заводимым перед входом в закусочную двухтактным мотоциклом.
Элизабет нашла в предметном указателе книги Боба «Аррас» и увидела ссылки на штабы и тыловые службы, какие-то непонятные ей цифры, названия полков, батальонов, имена офицеров. Официант подал сельдь с картофельным салатом — и то, и другое показалось Элизабет извлеченным из консервной банки, — поставил рядом с бокалом кувшинчик с якобы деревенским красным вином.
Что, собственно, они делали в этом городе? Элизабет всегда полагала, что сражения происходят на открытой сельской местности.
Она отпила вина. Какая ей, в конце концов, разница? Аррас — это всего лишь остановка на пути к Роберту.
Прочитав несколько страниц книги, Элизабет отпила еще немного вина. И это пробудило в ней пусть слабую, но решимость: она должна понять, что это была за война, получить о ней ясное представление. На ней сражался ее дед. Раз уж у нее нет детей, надо по крайней мере выяснить, что происходило до ее рождения, узнать побольше о роде, который на ней прервется.
Снова появился официант, поставивший перед Элизабет тарелку со стейком и горой жареной картошки. Она съела, сколько смогла, намазывая мясо горчицей и глядя, как его сок подтекает под картошку, окрашивая ее с краешка в красный цвет. Когда Элизабет ела в одиночестве, ей нравилось отмечать мелкие детали такого рода, — находясь в компании, она просто жевала бы мясо, глотала его и разговаривала.
Еда и вино вселили в нее ощущение покоя. Она откинулась на спинку красного пластмассового кресла, увидела, как двое самых тощих и самых долговязых молодых людей поглядывают на нее от стойки бара, и поспешила уставиться в книгу, — на случай, если они истолкуют ее праздное одиночество как приглашение.
Решимость ее окрепла. Какая разница? А вот очень большая. Большая, потому что здесь, в этом городе, на этой площади когда-то побывал ее дед, ее плоть и кровь.
4
Назавтра она поехала в Бапом, а из него к Альберу, городу, окруженному, по словам Боба, множеством исторических мест. Кроме того, в нем, согласно книге, имелся маленький музей.
Дорога от Бапома шла идеально прямая. Элизабет откинулась на спинку сиденья и, оставив на нижней части руля лишь левую руку, позволила машине ехать самостоятельно. Она хорошо выспалась в «серале», а крепкий кофе и ледяная минеральная вода в отеле наделили ее чувством странного благополучия.
Через десять минут на обочине дороги начали появляться коричневые таблички, затем показалось кладбище, обнесенное, как все городские погосты, стеной, только эта побурела от выхлопов огромных контейнеровозов. Таблички появлялись все чаще и чаще, хотя до Альбера оставалось еще километров десять. Справа от шоссе показалась странная некрасивая арка, стоявшая среди рощ и полей. Поначалу Элизабет сочла ее частью завода по переработке сахарной свеклы, но затем сообразила, что арка слишком велика: сложенная не то из кирпича, не то из камня, она имела размеры поистине монументальные. Как будто Пантеон или парижскую Триумфальную арку взяли да и воткнули в поле.
Заинтригованная, Элизабет свернула с ведущего к Альберу шоссе на дорогу поуже, бегущую среди полого поднимавшихся полей. Странную арку она теперь видела под углом, как предположительно и было задумано ее создателями. Вскоре показалась горстка домов, слишком немногочисленных и разбросанных, чтобы ее можно было назвать деревней или хотя бы хутором. Элизабет вышла из машины и направилась к арке.
Перед ней расстилалась подстриженная лужайка в строгом английском стиле, с гравийной дорожкой посередине. С близкого расстояния стал понятен масштаб арки: подпираемая четырьмя колоннами, она царила над открытым ландшафтом. Размер ее словно подчеркивался брутальной современной архитектурой — несомненно мемориальная, арка напомнила Элизабет здания, которые Альберт Шпеер возводил для Третьего рейха.
Она поднялась по ведущим к арке ступеням. Обширное пространство между колоннами подметал мужчина в синей куртке.
Приближаясь к арке, Элизабет вдруг поняла, что та покрыта надписями. Она подошла совсем близко, вгляделась. Арку покрывали имена. На всей ее поверхности были высечены в камне имена англичан, они начинались примерно от уровня колен Элизабет и уходили до самого верха огромной арки; они теснились на каждой колонне, окружая ее, занимая ярды, сотни ярдов.
Элизабет прошла под сводом арки, мимо мужчины с метлой, и увидела то же самое с другой стороны — на поверхности всех колонн были вырезаны имена.
— Кто это?.. Эти?..
Она указала на имена.
— Эти? — не без удивления переспросил подметальщик. — Пропавшие.
